Время прощать

Судьба его находилась сейчас в руках проныры-адвоката Уэйда Ланье, капризного старого судьи Рубена Этли и случайного сборища не имеющих никакого отношения к делу присяжных из захолустного сельского района Миссисипи. Иногда он чувствовал уверенность: справедливость восторжествует. Какая-то экономка, независимо от цвета кожи, появившаяся в жизни отца только в последние годы и с притворным дружелюбием манипулировавшая им, не заслужила такой милости. Справедливость на их стороне. Но случались моменты, когда он испытывал невыразимую боль от того, что удача уплывает из рук. Если это случилось один раз, может случиться и в другой.

Стены словно начали смыкаться, затхлый воздух сгустился. Когда-то это был безрадостный дом, где его родители презирали друг друга. Он мысленно разразился ругательствами в адрес обоих, ни одному не отдавая предпочтения, но потом снова сосредоточился на Сете. Зачем рожать детей, если они тебе не нужны? Этот вопрос мучал его многие годы, но ответа он так и не нашел.

Хватит. Он запер дом и поехал в Клэнтон, где его ждали к шести. Йен и Рамона были уже на месте, в большом конференц-зале на втором этаже конторы Салливана. Когда он вошел, их ас-консультант Майрон Панки докладывал о тщательно проделанной работе. Последовали беглые представления и приветствия. Панки сопровождали две его сотрудницы – миловидные молодые дамы, которые записывали все происходящее.

Уэйд Ланье и Лестер Чилкотт сидели в середине длинного края стола, окруженные помощниками.

– Наш телефонный опрос, – вещал Панки, – показал: узнав дополнительные факты – что завещание было написано богатым семидесятилетним мужчиной и что сиделкой и домохозяйкой при нем служила привлекательная женщина гораздо моложе него, – половина опрошенных задавала вопрос, были ли между ними интимные отношения. Мы сами никогда не упоминали о сексе, но вопрос возникал автоматически. Что там было на самом деле? О расе мы вообще не говорили, но восемьдесят процентов чернокожих и пятьдесят пять процентов белых респондентов заподозрили сексуальные отношения.

– Таким образом, вопрос этот, хоть и не высказанный, носится в воздухе, – вставил Ланье.

«Но разве мы не знали этого еще полгода назад? – думал Гершел, машинально черкая что-то в блокноте.

На сегодняшний день они выплатили Панки две трети его семидесятипятитысячного гонорара. Деньгами теперь распоряжалась фирма Уэйда Ланье, оплачивающая все судебные издержки. Йен вложил двадцать тысяч, Гершел – ничего. Когда настанет момент возмещения, войны за дележ не избежать.

Панки раздал толстые буклеты для ознакомительного чтения, хотя адвокаты уже потратили много часов на изучение этих материалов. В буклете содержались короткие резюме всех кандидатов, начиная с Амброуза и заканчивая Янгом. Многие сопровождались фотографиями домов и автомобилей, имелись даже фото самих кандидатов. Одни были взяты из церковных или клубных справочников, из школьных альбомов, другие хитроумно выманены у друзей.

– Наш идеальный присяжный, – продолжпл Панки, – это человек в возрасте около пятидесяти лет. Люди более молодые ходили в смешанные школы и склонны к большей терпимости в расовых вопросах, а нам такая терпимость не на руку. Как ни печально, в данном случае чем крепче расистские предубеждения, тем лучше для нас. Белые женщины немного предпочтительнее белых мужчин, поскольку они склонны ревниво относиться к другой женщине, сумевшей заставить мужчину написать завещание в ее пользу. Мужчина может простить другого мужчину, не устоявшего перед своей домоправительницей, женщины не так снисходительны.

«И вот за это семьдесят пять тысяч? – подумал Гершел. – Разве это не само собой разумеется?»

Он бросил усталый взгляд на сестру, которая выглядела старой и измученной. Отношения с Йеном не ладились, и последние три месяца брат с сестрой разговаривали по телефону больше, чем за предыдущие десять лет. Сделки Йена не окупались, трещина в семейной жизни становилась все глубже. Бо́льшую часть времени Йен проводил на побережье залива, где с партнерами реконструировал торговый мол. Рамона была только рада, она не хотела видеть его дома и открыто говорила о разводе, во всяком случае, Гершелу. Но если они проиграют дело, развод она позволить себе не сможет.

– Мы не проиграем, – успокоил ее Гершел.

Панки токовал про свои изыскания до половины восьмого, пока Уэйд Ланье не заявил, что с него довольно, после чего они отправились в рыбацкую хижину на берегу озера Чатула, где с удовольствием долго сидели за ужином – только адвокаты и их клиенты. После нескольких бокалов нервы успокоились, и все смогли расслабиться. Как большинство выступающих в суде адвокатов, Уэйд Ланье был прекрасным рассказчиком и потчевал присутствующих смешными историями из опыта своих судебных баталий, постоянно приговаривая:

– Мы выиграем, ребята. Просто доверьтесь мне.

Когда зазвонил телефон, Люсьен лежал у себя в номере, глубоко увязнув в очередном непостижимом романе Фолкнера. Стакан виски со льдом стоял на прикроватной тумбочке:

– Это мистер Уилбэнкс? – послышался слабый голос на другом конце провода.

– Да, это я, – ответил Люсьен, осторожно закрывая книгу и спуская ноги на пол.

– Это Лонни Кларк, мистер Уилбэнкс.

– Пожалуйста, называйте меня Люсьеном, а я буду называть вас Лонни, хорошо?

– Хорошо.

– Как вы себя чувствуете, Лонни?

– Лучше, намного лучше. Вы ведь приходили ко мне вчера ночью, Люсьен, правда? Я знаю, что приходили. Думал, приснилось, будто в палате появился незнакомец и что-то мне сказал, но сегодня я вас узнал и вспомнил ваш голос.

– Боюсь, Лонни, вам это действительно приснилось.

– Нет, не приснилось. Потому что в предыдущую ночь вы тоже приходили. И в пятницу, и в субботу. Это были вы. Я точно знаю.

– Лонни, в вашу палату никто не может проникнуть, у дверей круглосуточно дежурит коп, мне так сказали.

Лонни помолчал, словно не знал этого, а если знал, то и впрямь задумался: как мог посторонний пробраться в палату?

– Тот незнакомец что-то говорил о Сильвестре Риндсе. Люсьен, вы знаете Сильвестра Риндса?

– Откуда он? – спросил Люсьен, сделав глоток виски.

– Люсьен, я вас спрашиваю: вы знаете Сильвестра Риндса?

– Я прожил в округе Форд всю свою жизнь, Лонни, и знаю всех – белых и черных. Но что-то подсказывает мне, что Сильвестр Риндс умер еще до моего рождения. А вы с ним были знакомы?

– Не знаю. Все так спуталось в голове. И было так давно… – Голос стал совсем далеким, будто Лонни выронил трубку.

«Не давай ему замолчать», – приказал себе Люсьен.

– Меня гораздо больше интересует Энсил Хаббард, – быстро произнес он. – Вам что-нибудь говорит это имя?

– Может быть, – слабым голосом ответил Лонни. – Не могли бы вы зайти завтра?

– Разумеется. В какое время?

– Приходите пораньше. По утрам я еще не чувствую себя таким усталым.

– Когда заканчивается врачебный обход?

– Не знаю. Часов в девять, наверное.

– Я буду у вас в половине десятого, Лонни.

39

Невин Дарк припарковался напротив здания суда и посмотрел на часы. Он приехал раньше времени, но сделал это сознательно. Его никогда прежде не вызывали в качестве кандидата в присяжные, и он нехотя признался себе, что взволнован.

Невин фермерствовал на двухстах акрах земли к западу от Карауэя и редко ездил в Клэнтон. По правде сказать, даже не мог припомнить, когда был здесь в последний раз. По такому случаю он надел новенькие брюки цвета хаки и кожаную летную куртку отца, который был летчиком во время войны. Жена идеально отгладила ему хлопковую рубашку с пуговками на воротнике. Нечасто Невин так расфуфыривался.

Не выходя из машины, он огляделся в поисках других кандидатов, получивших повестки.

О деле Невин знал мало. Брат его жены, хвастун-всезнайка, сказал, будто слышал, что суд будет из-за какого-то рукописного завещания, но подробностей сообщить не мог. Невин с женой на местные газеты не подписывались, в церковь не ходили уже лет десять, так что сплетнями из этих богатых источников не питались. В повестке о том, какие функции он должен будет исполнять в качестве присяжного, не говорилось. Невин никогда не слышал ни о Сете Хаббарде, ни о Летти Лэнг. Имя Джейка Брайгенса было ему известно, но лишь потому, что тот из Карауэя, и еще потому что процесс Хейли прогремел на весь округ.