Зов издалека

С регистром на исчезнувших уже работали. Рутинная процедура: если кто-то заявлен как исчезнувший, первым делом выясняют, у какого зубного врача он лечился. История болезни передается в отдел судебно-медицинской одонтологии. Это самый верный способ опознания трупа. Делают рентгеновский снимок зубов и сравнивают его с зубными картами исчезнувших.

Сейчас Винтер ждал ответа.

Естественно, пробу на ДНК-анализ они тоже взяли.

Начали, как всегда, с «внутреннего» следствия — надо просмотреть все регистры, грамотно сформулировать запрос для компьютера… много чего надо. Компьютер всего лишь машина; все зависит от того, правильно ли поставлена задача.

Следовало также убедиться, не числится ли женщина в каком-нибудь из криминальных регистров — не задерживалась, не привлекалась. Не засветилась ли по какому-то уголовному делу, может, была судима или осуждена. Тогда помогут отпечатки пальцев… Но вероятность очень и очень мала.

Если повезет, ее опознает кто-то из рингмаровских информаторов. Во всяком случае, они опубликуют ее фотографию в газете… Фотография эта лежала перед Винтером на столе. Непонятно, как исхитрился фотограф, но на снимке убитая женщина казалась еще принадлежащей к их миру, а не к тому, другому. Хотя и видно, что она мертва.

Может, хватится кто-то из близких. Но мы не имеем права сидеть и дожидаться, пока кто-то даст о себе знать.

Итак, она — мать…

Надо обойти всех живущих поблизости от озера. Почтальоны… Кто еще бодрствует по ночам?

Такси. Пусть Хальдерс займется такси. Хальдерс поморщился. Все знали, что он интересуется автомобилями, но сейчас по лицу его ясно читалось, что он считает это бессмысленным.

— Знаю, тебе кажется это пустой тратой времени, — отреагировал на его гримасу Винтер, — но это должно быть сделано.

— На сей раз, может, и не совсем пустой, — неожиданно согласился Хальдерс. — Пара-тройка заказов с нашей базы точно были. Но, мать их, таксисты могли бы и сами позвонить, если что-то видели. Раньше было лучше.

Да, раньше было лучше. Раньше ему достаточно было снять трубку и набрать номер… Он и сейчас его помнил, 170-30-30, и диспетчер немедленно передавал по линии: «Все, работавшие ночью, позвоните Винтеру». Это упрощало дело.

— Свободная конкуренция таксистов отрыгивается следователям, — изящно сформулировал Хальдерс. — Эти новые таксистские фирмы… Сколько из них белых? Черные, желтые… зеленые. Многие пройдут проверку иммиграционного управления? А сколько вообще не говорят по-шведски? Конечно, они не будут никуда звонить, тем более в полицию.

Винтер отвернулся к доске, но Хальдерс упорно продолжал:

— Возьми хоть убийство весной в Рамбергете. Сколько таксистов проехало мимо той ночью? Двадцать? Тридцать? И сколько из них позвонили? Ноль!

Хальдерс обвел взглядом коллег. Слушают они или нет?

«Иммиграционное управление, — подумал Винтер. — Женщина могла быть и не шведкой. И тогда… бесчисленные акты, Интерпол… Спокойно, Винтер. Пробьемся».

Он посмотрел на небогатый набор стрелок и цифр на своей схеме. С чего-то надо начинать.

Время подошло к одиннадцати. Они сидели в кабинете Винтера. Винтер открыл окно и курил свою сигариллу. Дым поднимался к потолку, а потом красивыми кольцами опускался на них же. Открытого окна дым словно не замечал.

Рингмар закашлялся, и Винтер пригасил окурок в пепельнице.

— Теперь уже точно… поздравляю с возвращением из отпуска.

— Я все равно заскучал. Отпуск, знаешь…

— Надо иметь хобби. Проводить свободное время с толком.

— Я ездил на велосипеде и купался, — сообщил Винтер. — И слушал рок. Вот и сделаю рок своим хобби. Джаз — работа, а рок — хобби. Но понимаешь… сразу не привыкнешь. Требует времени.

— Да уж… — сказал Рингмар.

Винтер схватился было за недокуренную сигариллу, но раздумал. За окном то и дело слышались звуки подъезжавших и уезжавших патрульных машин и презрительный хохот чаек, сопровождавший всю эту суету.

— Никаких заявлений о пропаже… — произнес Винтер. — Пока. Это может быть плохо, а может и хорошо.

— И что здесь хорошего?

— Где-то она была… меньше суток назад. С кем-то встречалась, разговаривала. Кто-то ее видел. Я имею в виду, кроме убийцы.

— Может, сегодня заявят. Попозже. Или завтра.

— До этого от зубов никакого прока.

— Нам нужен ее зубной врач.

— Нам нужен ее зубной врач. Нам нужно ее имя, нам нужно знать, где она жила… прежде всего имя. Неприятное ощущение… что-то в этом есть недостойное. Человек без имени. У тебя нет такого чувства?

— У меня нет.

— А у меня всегда, когда труп неопознан. Знаешь… словно бы нет ей упокоения.

Рингмар кивнул.

— Я бы подождал денек с газетами и афишами.

— Афишами? Ты имеешь в виду — листовками? Флайерами?

— Афиши, листовки и флайеры. Парни в Лондоне так работают, и мне бы хотелось попробовать у нас.

— Дает результат?

— Что?

— Там у них… в Лондоне… дает все это результат?

— Честно говоря, не знаю.

— Ну-ну…

— Сегодня набросаю текст.

— А снимок?

— Честно говоря, не уверен… Как ты думаешь, этот подойдет? — Винтер взял со стола фотографию мертвого лица и повернул к Рингмару. — Не совсем обычно, конечно… но это альтернатива.

— Дай посмотреть. — Рингмар потянулся за снимком, поизучал его несколько секунд и вернул Винтеру.

— Не особенно симпатично… но если другого выхода нет, придется публиковать. Портрет свежеубитой женщины… Первый раз в Гетеборге.

— А помнишь историю со взрывом в Вюртемберге? В Германии? Пластический хирург собрал физиономию, как пазл, и они официально опубликовали снимок. Что-то в этом есть.

— Чего-то в этом нет… Как-то цинично, что ли…

— Взрыв еще циничнее.

Рингмар встал, расправил спину, поднял руки и застонал.

— У меня уже вечер, — сказал он грустно.

— Возьми себя в руки… День только начался.

— И еще эта пресс-конференция… — Рингмар снова сел и положил ногу на ногу. Его брюки цвета хаки и сорочка в мелкую клеточку выглядели несравненно элегантнее садовых шорт и выцветшей футболки Винтера. Винтер почесал бедро под штаниной. Надо принять душ и поесть.

— Пресс-конференция? Кто принял решение? Биргерссон?

— Нет… Велльман.

Хенрик Велльман был одним из шефов гетеборгской полиции. Он, как это громко называлось, отвечал за инфраструктуру. Это к нему обращались, когда требовались деньги на поездки, новые машины и тому подобное. Над ним был только главный полицеймейстер — Юдит Сёдерберг. А выше — Господь Бог.

— Наверное, сам придет, — улыбнулся Винтер.

— Ты должен его понять. Убита молодая женщина, труп не опознан. Риксдаг еще не работает. Хоккейный сезон не начался. Пресса голодна как волк. Летнее убийство…

— Летнее убийство… — эхом повторил Винтер. — Мы замешаны в классическое летнее убийство. Мечта таблоидов.

— Это все из-за жары, — сказал Рингмар. — Все из-за этой чертовой жары.

— Осеннее убийство, — прикинул Винтер. — Если это вообще убийство. Нет, это, конечно, убийство, но пока официально убийством не признано. И скоро мы установим ее личность… Да, может, и неплохо повстречаться с нашими медиаприятелями.

— В четырнадцать часов. Увидимся.

Рингмар вышел. Винтер прикурил новую сигариллу «Корпс» и ровно десять секунд смотрел в потолок. Потом набрал номер Бейера, но шефа криминалистов на месте не оказалось.

У нее должна быть по крайней мере комната. Или дом. Или квартира. Нет имени, так пусть хотя бы будет жилье. Если они не найдут жилье, возможности идентификации сведутся к минимуму.

Он открыл верхний ящик стола и достал стопку фотографий с места обнаружения трупа. Попытался представить, что происходило за несколько минут до того, как труп бросили в канаву. Ее могли принести и с другой стороны, через кустарник, через этот чертов заболоченный кустарник. Для здорового мужика — ничего невозможного. Она весит… весила не больше пятидесяти килограммов. Синяки на шее оставлены скорее всего большими сильными пальцами на больших сильных руках… но это пока под вопросом.