Милый муравей

на 40-м году жизни

Это был человек, выигравший Стринджер Стейшн. Не то разоренное, опустевшее место, которое мы увидели сейчас, а ферму Стринджер Стейшн, какой она была шестьдесят лет назад, с новыми, радующими взгляд постройками. Человек, который выиграл ферму в игру ту-ап. На следующей могиле тоже лежал камень, но более крупный, уже начавший по краям разрушаться. Надпись, сделанная золотыми буквами, гласила:

Священной памяти Джона Джозефа Грина — возлюбленного мужа Мэри Эллен Грин, умершего в сентябре 1971 года в возрасте 76 лет.

Могилу обрамляли продолговатые черные камни. Все это навевало грусть.

Солнце на этой географической широте садится очень быстро, и сразу после шести часов вечера мы плотно закрыли ставни, повесив на окна противомоскитные сетки, и занялись приготовлением обеда из того скудного ассортимента продуктов, которые оставил нам Стейнби.

— Интересно, какую пищу готовила себе Мэри Эллен? — спросила Джейн.

— Тушеное мясо и дампер [4] или свежее мясо со своей фермы.

— Что такое дампер?

— Вид хлеба, который можно приготовить в били [5].

О били Джейн уже знала, но она задала мне еще массу других вопросов о жизни на таких вот отдаленных фермах. Я ответил, на какие только смог. Вырос я в городе, и, хотя часто ходил в пешие походы, образ жизни на таких фермах был мне тоже не слишком-то известен.

После ужина Джейн решила заняться составлением генеалогического древа своей семьи, и мы сели за расшатанный стол на таких же расшатанных стульях.

— Представьте, прожить шестьдесят лет на одном месте, — задумчиво проговорила Джейн.

— Да, в аду и то веселее.

— О, как вы можете!

— В конце концов, тал: хоть есть компания. Есть с кем поговорить, — защищаясь, ответил я.

— У нее был супруг, насколько вы помнить. Здесь.

— Да. Даже целых два. И жизнь, которая с готовностью как бы говорила им: «Добро пожаловать».

— Вы считаете, они не были счастливы? — с огорчением в голосе спросила Джейн. Она хотела, чтобы люди, лежавшие там, возле часовни, были при жизни счастливы. — Представьте себе, они привыкли к этому месту. У людей так бывает, — продолжала она упорствовать.

— А вы не думаете, что здесь можно заскучать? Шестьдесят тоскливых лет на одном и том же месте. Господи, подумать только! У нее было столько денег, Джейн. Да эта ферма. Все ее. Если бы она вдруг захотела жить в Перте или Париже, не важно где, она могла бы уехать туда. Но она оставалась. QED [6]. Хотя, может быть, но он не хотел жить в Перте...

Сняв закипевший чайник, я протянул Джейн кружку горячего крепкого чая.

— Попейте.

Джейн опустошила полкружки.

— Вы хоть когда-нибудь видели ее?

В ответ — отрицательный жест.

— Тогда выбросьте из головы нею эту романтическую чепуху. Она не ближе нам, чем капитан Кук.

— И все-таки...

— А мы сами сейчас так далеко ото всех, что у нас нет даже радио.

Что вернуло ее наконец из романтических грез на землю. Несколько мгновений она пристально смотрела на меня, потом бодро сказала:

— Давайте поищем другой чайник, этот скоро развалится, а ведь мистер Стейнби появится только через пять дней.

— Стейнби — это хорошо. А вот что нам делать, если снова появятся те?

— Вы думаете, это возможно?

Я пожал плечами:

— Зачем они прилетали сюда?

— Наверное, посмотреть, нельзя ли что-нибудь украсть. Если они это уже нашли и взяли, мывсе равно никогда не узнаем, что именно. Зачем же им снова возвращаться?

— Вы необычная женщина. — Я рассмеялся.

— Почему?

— У людей существует общая нормальная реакция на любое вторжение. Они дрожат от страха, особенно женщины. Это же преступление против человека!

— Против мужчин?

— Против человечества в целом, включая и женщин? Вас это не бросает в дрожь?

— Это же мой дом.

— Теперь ваш.

— Да, но это не мой дом.Может быть, в этом дело?

— Может быть.

— И все же вы считаете, они вернутся? — настаивала Джейн.

— Или вернутся, или они собираются сделать что-то другое.

— Что вы имеете в виду?

— Послушайте, мы здесь оторваны от мира. Да, сравнительно недалеко находится Бурке, там есть все службы: врачи, прилетающие на вертолетах, полиция. Если происходит что-то серьезное, они быстро оказываются на месте. Но мы не сможем их вызвать. Нет связи.

— Итак, если они вернутся?..

— Вокруг нас восемьдесят с лишним квадратных миль, а мы — как иголка в сене. Остается надеяться, что никто не появится в ближайшие несколько дней.

— И все-таки я не вижу причины, из-за которой им понадобится сюда возвращаться, — продолжала настаивать Джейн. — Здесь нет ничего такого...

— Неверно, — ответил я и сам поразился своей мысли. — Здесь есть мы.

Глава 5

Во второй спальне мы не обнаружили никаких тюфяков — ни распотрошенных, ни целых. Комната была маленькой, в ней стояла только узкая армейская кровать с пружинной сеткой, покрытой старинным домотканым пледом, да висело изображение Девы Марии. По всей видимости здесь спал отец Нейсмиш во время своих визитов. Плед укладывался прямо на сетку и, вероятно, был как раз тем тюфяком, который устраивал отца Нейсмиша, привыкшего спать на одеяле под звездами.

Распотрошенные тюфяки мы выбросили за дверь с намерением сжечь их на следующий день, а Джейн решила последовать примеру отца Нейсмиша и постелила себе плед.

При всей первобытности ночлега спал я отлично, и Джейн сказала, что тоже хорошо выспалась.

Было шесть утра, и температура, по моему предположению — барометр-термометр неизвестные тоже разбили, — пока не поднялась выше двадцати трех градусов по Цельсию. Джейн стала кипятить воду, я отправился за машиной. Старый мотор завелся сразу же, едва я добавил топлива. Мы не собирались далеко отъезжать, ведь здесь надо быть очень осторожным. Всегда. Итак, я залил бак и подъехал за Джейн к самым дверям дома. Она уже протягивала мне чашку чая и бисквит. Две минуты ушло на завтрак, и мы тронулись в путь. За рулем сидела Джейн.

— Может, нам стоит заехать за Билли, чтобы он посоветовал нам, с чего начать? — предложил я.

— Пусть поспит, — ответила Джейн. — Я просто хочу немного познакомиться с окрестностями. Детали изучим позднее.

Все механизмы старушки «тойоты» скрежетали и громыхали, хотя Джейн очень осторожно вела ее по твердой земле. Но первое наше открытие относилось не к фермерству, а к авиации. Мы обнаружили вдруг самолет, летящий высоко в небе в направлении, параллельном нашему движению. Утреннее солнце отражалось от его серебристого корпуса. В ярко-синем прозрачном воздухе безоблачного неба самолет, должно быть, на высоте около девяти тысяч футов, был отчетливо виден.

— Интересно... — сказала Джейн.

— Что интересно?

— Самолет. Вы узнаете его?

Я с недоумением взглянул на нее:

— Нет.

— Отличительные знаки его очень необычны. Это старый скоростной «лайтнинг».

— Какой-какой?

— Американский. Ну, еще времен Второй мировой войны. Двухмоторный, два лонжерона хвостовой формы. Видите их?

— Я их вижу, но вы-то откуда все это знаете?

— Это одна из самых известных моделей, — засмеялась Джейн. — Когда-то они меня интересовали, самолеты.

Я с сомнением посмотрел на нее:

— Со времен Второй мировой? Прошло больше сорока лет, к ним... трудно достать детали.

— Что он все-таки здесь делает, в этом месте? — взволнованно спрашивала Джейн, в то время как самолет, покачивая элегантными крыльями, начал разворачиваться.

— Следите за дорогой, капитан, — посоветовал я, — а за самолетом буду наблюдать я.

Самолет развернулся и исчез из поля зрения, но, спустя секунды, пролетел вдруг над нами с таким страшным грохотом, что мы инстинктивно вжали головы в плечи. Взблеснув на солнце, он взмыл вверх и опять исчез.