Буйство

Джастин Скотт

Буйство

Посвящается Глории Хой, моей любви, моей красавице, моему другу

Пролог

Свидетель, вызванный в Президентскую комиссию по борьбе с организованной преступностью, поднял воротник, чтобы закрыться от объективов фотоаппаратов и телекамер. Полицейские закрыли ему голову щитами и быстро провели мимо собравшихся. Зрители, которые хотели видеть его ближе, вынуждены были остановиться на пороге зала, отгороженного железной рамой определителя металлических предметов. Когда свидетель начал говорить, микрофон исказил его голос, сделав подобным голосу ребенка.

Члены Комиссии — конгрессмены, юристы, бизнесмены — сидели к говорящему лицом. За спиной свидетеля сидел седовласый судья, который вел заседание.

Кристофер Таггарт, самый молодой из членов Комиссии, сидел у самой стены, и прямо над ним висел плакат с латинским изречением, которое ему перевели: «Вырывай зло с корнем». Для этой цели у Таггарта был блокнот, ручка с золотым пером, которой он нетерпеливо постукивал по столу, и микрофон, который это же нетерпение заставляло переставлять с места на место.

— Господин адвокат! Этот свидетель рассказал о мафии не более того, что было написано в статье Джимми Бреслина в «Дейли ньюс»! — выкрикнул Таггарт.

Журналисты, присутствующие на заседании, рассмеялись, а адвокат, бывший государственный обвинитель, сделавший когда-то карьеру на осуждении противников вьетнамской войны, изобразил на лице снисходительную улыбку. Таггарт не заметил, с каким почтительным вниманием слушают члены Комиссии ответ на вопрос, заданный самим адвокатом.

— Господин Таггарт, будьте уверены, что свидетель имеет достаточно оснований дать свою оценку деятельности Комиссии.

Свидетель, немолодой лысый человек, которому грозила смертная казнь, если бы не «Федеральная программа по охране свидетелей», поспешил подтвердить слова адвоката. Как понял Таггарт, этот человек был рад возможности оказаться здесь в качестве свидетеля и хотел быть приглашенным сюда еще не раз. Микрофон снова превратил его голос в голос ребенка:

— Два года назад я был капо в семействе Цирилло. Здесь, в Нью-Йорке.

— Но вы уже год просидели в тюрьме, — прервал его Таггарт. — А нас интересует, чем они занимаются сейчас. Не похоже, что они ищут новую работу.

— У вас скоро будет много людей, которые будут давать показания в обмен на прощение их грехов, — сказал мафиози. — Комиссия по борьбе с организованной преступностью уже арестовала многих. Теперь можно будет получить больше информации о любой мафиозной семье, даже о Цирилло. Комиссия по борьбе с распространением наркотиков сделала немалые успехи в борьбе с уличными торговцами. Это — настоящая война, в которой наркобизнес стремительно теряет силы.

Таггарт прервал его слова:

— Полиция делает большую работу. Но мафия продолжает торговать наркотиками, контролирует многие профсоюзы, занимается вымогательством. Когда Комиссия арестовывает одного, на его место становятся пятеро. Кто побеждает, сказать трудно.

— Да, победить мафию невозможно за год, или за два, или даже за десять. Но деятельность полиции очень затрудняет работу мафии. Как бизнесмен я хотел бы видеть, что налоги, которые я плачу, идут на нечто большее, чем просто затрудняют работу «коза ностры».

— Хочу заметить, что я никогда не слышал слов «коза ностра», кроме как по телевизору.

— Я объявляю перерыв, — прервал их судья Катцофф. — Попрошу полицейских очистить помещение.

С дюжину полицейских окружили свидетеля и проводили его к двери, загораживая своими телами. Планшет, на котором была нарисована схема организации преступных группировок в Нью-Йорк-Сити, с громким стуком упал на пол, и агенты ФБР немедленно сунули руки в карманы.

Таггарт не смог сдержать улыбки. Он был одет, как весьма состоятельный человек, одежду которому выбирала женщина, следящая за модой; его костюм был из магазина Пола Стюарта. На шее висел шелковый итальянский галстук, из нагрудного кармана выглядывал платок. У него были модно подстриженные короткие светлые волосы; сам Таггарт, правда, называл свою прическу «панк с фондовой биржи». Его бровь пересекал шрам, другой оставил белый след на губах.

— Мистер Таггарт, — сказал председательствующий, когда репортеров, зрителей и обслуживающий персонал выпроводили из зала, — у нас жесткое расписание.

— У меня четыре небоскреба на Манхэттене строятся по жесткому расписанию, ваша честь. И это расписание под угрозой. Я здесь не на загородной прогулке, я стал членом Комиссии, чтобы помочь в борьбе с организованной преступностью. Но все, что мы до сих пор слышали — это повторение того, что уже известно; все крутится вокруг людей, которые уже арестованы и осуждены.

Пожилой судья заметно покраснел.

— А есть ли что-нибудь новое? — продолжал Таггарт. — Вы знаете, какие они изворотливые? Прошлой ночью парни из Комиссии поймали в одном из районов Нью-Йорк-Сити одного из охранников Цирилло. У него было столько оборудования определения прослушивающих устройств, сколько нет у агентов КГБ. У них сейчас то же оборудование, что у полиции: подслушивающие и переговорные устройства, телефонные определители и так далее. В мафии вывелась новая порода — т акая же свирепая, как прежняя, но более образованная. Уже не подсунешь микрофон в панталоны их по дружек.

— Я бы все же посоветовал придерживаться расписания.

— А я бы хотел услышать новые данные о делах, связанных с Сицилией.

— Каких делах? — Катцофф переглянулся с членами суда, на его лице были удивление и тревога.

— Кто сообщил прессе, что береговая служба задержала греческий сухогруз? — спросил Таггарт. — Этот корабль перевозил героин с Сицилии, который им удалось перегрузить на другой корабль.

— Я могу объяснить это, ваша честь, — сказал главный следователь Комиссии, красивый тридцатилетний ирландец из Нью-Йорка, который был временно откомандирован в распоряжение Президентской комиссии из Комиссии по борьбе с распространением наркотиков. Он взглянул на Таггарта, а потом повернулся к судье.

— Ваша честь, кто-то в министерстве финансов хочет уверить общественность в том, что деньги не пропадут зря. На это они имеют право. Но вот что я хотел бы узнать: как член Комиссии Таггарт узнал об этом? О наркотиках в газетах не было ни слова.

— Я узнал об этом во время подготовки к заседанию, — парировал Таггарт. Он повернулся к своему коллеге по Комиссии. — Я узнал это от своего друга, конгрессмена Костанцо, или, мне следует сказать, — друга моего отца.

Таггарт запнулся, и те, кто его знал, опустили глаза.

— Я попросил господина Костанцо включить меня в Комиссию или устроить мне встречу с президентом. Я сделал это, потому что считаю, что мафия, или рэкет, или дьявол, как бы его ни называли, угрожает всем в нашей стране. Когда я строил здания, я встретился с поборами и вымогательствами мафии. Они могут парализовать строительство в Нью-Йорке, как они парализовали нью-йоркскую гавань. То, что полиция не смогла перехватить груз героина, стало самым большим провалом за последнее время. Это позволило Цирилло усилиться. Что Комиссия может рекомендовать, чтобы подобные провалы больше не повторялись?

— Хорошо, — сказал судья. — А сейчас у нас должен быть перерыв.

Таггарт сунул утренние пресс-релизы в «дипломат» и поднял руку, окликая главного инспектора:

— Эй, Барни! Ленч?

— Платишь ты?

— Конечно. Ты делал это в прошлый раз.

— Как, черт побери, ты узнал о героине? Тебе о нем сказал брат?

Улыбка исчезла с лица Таггарта. Он холодно ответил:

— Ты отлично знаешь, что Тони никогда не говорит другим то, что представляет служебную тайну. Особенно мне.

— Я не это имел в виду, — поспешил сказать Барни.

Таггарт обнял его за плечи, улыбнулся и ткнул его пальцем в бок:

— Послушай, я только бизнесмен.