Никто

1

Блуждая по тёмным закоулкам собственного сознания, Крайер осознавал, что раньше его звали как-то иначе.

Возможно, его настоящее имя было Чак Смит, или Джо Эванс, или Эйб Фишбаум ‒ он этого не помнил. Задумайтесь на минутку, и вы удивитесь, как много ваше имя значит для вас, и как много лично вы значите для своего имени.

Если бы его звали Джонни-гитара, разве оказался бы он здесь, в этом месте, с этими травмами? Ник Стил наверняка смог бы защитить свою семью. Фредди Дэвис не задержался бы на пустой парковке, уплетая пару двойных чизбургеров и три большие порции картошки-фри под доносящиеся из плеера звуки «Оркестровой сюиты № 3» Баха. Помимо классической музыки, в тишине ночи раздавалось только непрекращающееся чавканье и сытое причмокивание.

Потом он не торопясь выкурил две сигареты, хотя почти бросил курить. Нарушил диету, не сдержал обещание заботиться о своём здоровье, которое дал жене, как только ему исполнилось сорок, и он по праву стал называться мужчиной среднего возраста и с неплохим достатком. По крайней мере, он больше не пил. Он был уверен, что все его грешки ‒ мелочь, если посмотреть на ситуацию в целом.

Крайером его назвали в сумасшедшем доме.

В тот вечер Крайер пришёл домой и увидел свою двенадцатилетнюю дочь на полу со вспоротым животом. Она стонала, в агонии ползая по пропитанному кровью ковру гостиной. Помимо крови на ковре были её внутренности. Крайер подбежал к ней, и из его груди вырвался звук, похожий на крик раненного тюленя.

Когда девочка протянула к нему руку, шевеля губами, будто бы пытаясь что-то сказать, Крайер взвыл так, что всё равно не смог бы разобрать ни слова. Спустя мгновение она дважды моргнула, а затем глубоко и прерывисто вздохнула. Она была мертва, и Крайер, почти поддавшись истерике, начал судорожно молотить кулаком по ковру: один удар, другой, третий. Его вырвало ‒ всё, что он съел всего пятнадцать минут назад, оказалось на полу. Он пошёл вглубь дома, туда, откуда раздавались крики его жены.

На втором этаже что-то с грохотом упало, и он рванул туда. Свет нигде не горел. Он щёлкал выключателями, что-то кричал ‒ иногда её имя, иногда просто что-то нечленораздельное ‒ пока наконец не нашёл её в ванной: полностью одетую, с перерезанным горлом.

Руки у неё были замотаны скотчем. Куском такого же скотча был заклеен рот. Она была ещё жива и повернула голову в сторону Крайера. Из перерезанного горла хлынула кровь, забрызгав ему всё лицо. Кровь стекала по стенам, по её губам и подбородку. Она пыталась сказать что-то, но похоже, она прокусила язык, пытаясь избавиться от скотча.

Убийца подбежал к окну.

Крайер поскользнулся на луже крови жены и, как бы ужасно это ни звучало, благодаря этому быстрее преодолел расстояние до окна. В нём было 40 килограммов лишнего веса, ему мешал огромный живот, но он всё же неловко подпрыгнул, чувствуя, как в животе у него всё переворачивается. Он сумел схватить злоумышленника за ремень ещё до того, как тот успел соскользнуть с подоконника на улицу. Его лицо показалось Крайеру знакомым, но он никак не мог вспомнить, где его видел.

Он попытался заговорить, хотел спросить его: зачем? зачем ты это сделал? кто ты? что всё это значит? что…

Отблеск света на лезвии ножа. Рука в перчатке. Парень высоко поднял нож, развернулся и с размаху всадил его прямо в лоб Крайеру.

Лезвие вошло вглубь черепа на семь сантиметров, прямо между глаз, почти посередине лба. Боли не было. Крайер наблюдал за тем, как убийца ловко выскочил в окно, без капли страха, полностью контролируя свои движения, и, преодолев расстояние в два этажа, приземлился на заднем дворе.

Попятившись, Крайер зацепился за край ванны, но сумел удержаться на ногах.

И, что самое странное, у него была эрекция.

Его жена собрала все оставшиеся силы и попыталась подняться из ванны. Со связанными руками она наблюдала, как жизнь покидает её слабеющими толчками, стекает по персиковым обоям, и выражение лица у неё постепенно каменело. В её глазах читался огромный, но при этом контролируемый страх и трогательная забота о муже.

Он двинулся в её сторону, и она попыталась перекинуть ногу через край ванны, но это ей не удалось.

Она попробовала ещё раз, но на её лице появилось осознание того, что она всё равно не сможет дотянуться до него. Она протянула к нему обе руки, кашляя, выталкивая сгустки крови из раны на шее. Бесконечным дождём стучали по ванной капли крови, будто кто-то принимал душ жарким летним днём. Она откинулась назад, по-прежнему протягивая к нему руки, и Крайер попытался что-то сказать, но не смог.

Он прислонился к стене, колени подгибались, но он не падал ‒ просто сползал по стене, сантиметр за сантиметром, пока не оказался на мокрой от крови жены кафельной плитке. Он лежал и смотрел в потолок. Пытался закрыть глаза, но не мог. Через какое-то время глаза закрылись сами, а он остался лежать где-то в темноте, один, но всё ещё не теряя сознания.

2

Он снова открыл глаза и увидел склонившуюся над ним женщину в полицейской форме. Аккуратный чёрный костюм, на ногах полиэтиленовые бахилы, на шее ‒ значок. Вздрогнув от неожиданности, она отскочила назад к раковине и локтем разбила зеркало шкафчика.

‒ Вашу мать! Боже, да он ещё жив!..

Кто-то вне поля зрения Крайера откликнулся:

‒ Не может быть. Нож на семь сантиметров вошёл ему в череп.

Оказавшись в подобной ситуации, меньше всего хочешь услышать о себе подобную дрянь. В горле у Крайера пересохло. Дважды сглотнув, он сказал:

‒ Пошёл ты…

‒ У него губы шевелились! ‒ женщина-коп склонилась над ним, опасаясь запачкать форму. ‒ Что вы сказали?

‒ Пошла ты!

Но они не понимали его. Думали, он пытается о чём-то намекнуть, или что-то в этом роде. Кто-то опустился перед ним на колени и поднёс ухо прямо к его губам. Сколько там ушной серы! Да что это за копы, в конце концов? Он не знал, кто они такие, но уже понял, что ни черта они не смогут разобраться в произошедшем. Это ему предстоит сделать самому. Вот только он не помнит, кто он.

3

Он очнулся на операционном столе, сумел приоткрыть правый глаз, пластырь на котором слегка отклеился. В операционной было шесть или семь врачей и медсестёр в одинаковых светло-голубых халатах и масках. Он попытался заговорить, но в горле была трубка, и ещё одна ‒ в носу, весь он был опутан какими-то аппаратами.

И всё ещё ощущал эрекцию.

Вокруг было много яркого света и отражающих металлических поверхностей. На маленьком металлическом столике рядом с ним лежал инструмент: циркулярная пила, покрытая кровью. Этим они вскрывали его череп. Лоб у него был разворочен, сквозь него виднелся мозг, и несколько устройств фиксировали его плоть и мышцы.

Кто-то заметил, что он открыл глаза, и воскликнул:

‒Господи боже!

Это вызвало небольшую суматоху. Все начали кричать и перекладывать вину друг на друга. Одна из медсестёр приняла удар на себя. Он пожалел её, пытался сказать: «Ты не виновата» ‒ но губы его не слушались.

Кто-то рядом с ним в это время совершал разные манипуляции с иглами и трубками, и наконец, Крайер снова уснул.

4

Он пришёл в себя и обнаружил, что голова его обмотана бинтами, один глаз тоже был забинтован. Боли не было, но было странное и отчётливое ощущение, будто из его головы пытается выбраться наружу какой-то очень маленький человечек. Крайер поднял руку чтобы либо помочь ему выбраться, либо затолкнуть обратно, но этот маленький засранец будто застрял у него в черепе возле надбровной дуги и никуда не желал двигаться со своего места. У Крайера было много вопросов: что происходит, как долго он здесь находится, как его зовут, а маленький человечек, казалось, хотел ответить ему, глядя в незабинтованный глаз, но оба они не могли произнести ни слова.