Хофманн

Войдя в собор, Хофманн сразу погрузился в прохладную тишину, обычную для старых английских церквей. Казалось, что время остановилось в этих стенах, что здесь не действуют современные законы. Прошлое здесь казалось таким же реальным, как настоящее. А может быть, время не коснулось этого памятника глубокой религиозной веры? Ну, нет, это просто покойное величие собора и прохлада в нем вызвали такие чувства и мысли. Он-то знал, сколько стоит охрана памятников, сколько кропотливого, постоянного труда требуют такие реликвии прошлого. Осматривая самый большой церковный придел Англии, 88 метров, он не переставал поражаться величию западного портала, где смешались разновременные стили — романский, раннеанглийский, готический. Особенно ему понравилась аркада в нормандском стиле на северной стороне придела. Четыре колонны в южной части сохранили роспись. На первой фреске был изображен Св. Христофор, покровитель странствующих. «Весьма символично», — подумал Хофманн, ведь он тоже в некотором роде странник. И ноша становится все тяжелее и тяжелее. Суждено ли ему добраться до спасительного берега?

После сумрака собора яркий солнечный свет так ослепил Хофманна, что он зажмурился. С юго-запада к собору примыкал парк, принадлежавший с 793 по 1539 год бенедектинскому аббатству Св. Элбанса. Сейчас он гостеприимно манил под свой тенистый кров отдыхающих. Во время прогулки Хофманн набрел на огражденный археологами раскоп, где самозабвенно трудились молодые энтузиасты науки, пытающиеся извлечь каменные свидетельства прошлых веков. Он постоял, наблюдая работу археологов. Лично он никогда не понимал — что можно найти вдохновляющего в раскапывании старых гвоздей и черепков? Лично ему, опять же, все эти археологические находки мало что говорили. Но не оценить научный энтузиазм этих молодых людей, работавших на самом солнцепеке, он не мог. Ну да, уже полдень. Да и желудок подсказал, что это так. Прогулка, прекрасная погода — все это помогло разыграться аппетиту. Хофманн спросил у одного из молодых археологов, где здесь можно перекусить. Ему посоветовали пройти еще немного вниз по Эбби-Милл-Лейн, потом повернуть налево, а там всего несколько шагов до небольшого ресторанчика. Все оказалось действительно так, и вскоре он уже подходил к ресторану «Старые дерущиеся петухи»… Этот старинный дом живописно вписывался в подножие холма Холмхерст всего в нескольких шагах от извилистой речки Вер. Этот небольшой, фахверковой конструкции дом с красной черепичной кровлей манил его к себе, как когда-то притягивал он под свой кров Оливера Кромвеля.

Хофманн сидел в саду и доедал запеченный в фольге картофель, запив его добрым глотком пива. Удобно расслабившись в кресле, он разглядывал пестрое общество посетителей, истово жующих и пьющих, детей, резвящихся на газоне, и… думал. Еще и еще раз он проигрывал свой план, выискивая в нем слабые места. Нет, план удачный и надежный — Мартоковский ничего не должен заметить. Надо только позвонить Джорджу. Хофманн закурил сигарету и с наслаждением затянулся. Нет, что ни говори, а жизнь — приятная штука. Если бы он мог уже сейчас остаться! И в то же время он ни на минуту не расслаблялся. Эта идиллия — только передышка, выходной всего лишь. Все это обманчиво — весь этот покой, живописные красоты окрестностей, этот прекрасный обед — все эти приметы буржуазного мнимого удовольствия. В глубине души сидел кто-то хмурый и жестко нашептывал, что ничего в своей жизни он изменить не сможет, не сможет избавиться от пут, обвивавших его. «Лишь тот, кто в довольстве живет, живет с удовольствием», — сказал как-то Бертольд Брехт. Однако он упустил из виду, что довольство делает человека вялым, связывает его инициативу, делает его своим пленником. Хофманн не мог позволить себе ни расслабиться, ни стать пленником, так как хотел и мог еще кое-что изменить.

В субботу погода опять обещала быть такой же, как и накануне, но Хофманна это не волновало. В половине десятого он вышел из гостиницы, без особой спешки спустился вниз по Грейт-Рассел-Стрит, повернул налево, на Тоттенхэм-Корт-Роуд, и вошел в метро. По центральной линии он доехал до Ноттинг-Хилл-Гейт. Входя в метро, он убедился, что Мартоковский следует за ним. Хофманн поднялся на Пембридж-Роуд, а затем повернул на Портобелло-Роуд. Пестрая суета знаменитого «Блошиного рынка» была в полном разгаре. Улицу заполняла густая толпа покупателей и зевак. Стараясь соответствовать роли праздношатающегося, Хофманн останавливался у лотков и разглядывал развалы. Особенно понравилась ему фарфоровая лавка, над дверью которой в качестве вывески висел огромный чайник с названием фирмы «Портобелло Студиос». Большинство прилавков представляли собой обычные столы, застеленные тканью или чем придется, где и были выставлены товары. Он даже всерьез задумался, не купить ли ему для дома настоящий английский пузатый чайник, но тут же отбросил эту нелепую мысль как мешающую выполнению задания. Потом антикварные ряды кончились и начались тележки и лотки с овощами, фруктами и вообще снедью. Пора! Теперь нужно быть внимательным. Последняя поперечная улица справа — Лонсдейл-Роуд. У следующего перекрестка — Колвилл-Террес — слева стояла большая тележка с овощами. За одну из растяжек тента была привязана большая собака, сенбернар, кажется, и грелась на солнце. Мимо прилавка, толкая перед собой тележку с пластиковыми мешками, двигался мясник. Как только Хофманн миновал прилавок, из дома напротив показалась дама с охотничьей собакой на поводке. Сенбернар вскинулся и с оглушительным лаем кинулся к этой собаке. При этом он так рванул свою привязь, что тележка с овощами опрокинулась. Мясник, испугавшись собаки, отскочил на тротуар, за прилавок. Его тележка вскинулась оглоблями вверх, два мешка упали на землю и лопнули, мясные отходы вывалились на мостовую. В мгновение ока улица наполнилась кричащими людьми, лающими собаками, овощами и мясными отходами, в которых оскальзывались и падали прохожие, зовя на помощь полицию. Хаос был великолепен! Но главное — улица стала непроходимой, по крайней мере, на время. В разгар заварушки Хофманн свернул на Колвилл-Террес. В нескольких метрах за углом стоял маленький голубой автомобильчик «Мини» с работающим мотором — в него и нырнул Хофманн.

— Спасибо, Джордж! Великолепная постановка.

Хофманн откинулся на сиденье.

— Рад доставить тебе удовольствие. Могу я еще что-нибудь для тебя сделать?

— Нет, спасибо. Не сейчас. В другой раз.

— Скоро?

— Может быть.

Оба замолчали. Джордж уверенно вел машину в напряженном лондонском транспортном потоке. И все же потребовалось приличное количество времени, чтобы добраться до вокзала «Виктория». Хофманн поблагодарил водителя и поспешил в багажное отделение. Он не знал, что конкретно ему выдадут, но внутренне удивился, когда служащий вручил ему небольшой фотокофр. Изучить его содержимое он решил в гостинице. На метро он проехал одну остановку до «Грин-Парк», пересел на другую линию и через четыре остановки вышел на «Рассел-Сквер». Это был не самый короткий путь в гостиницу, но, по крайней мере, он отличался от утреннего. А если Мартоковский его уже ждет в гостинице? И Хофманн решил поискать вблизи от станции метро какой-нибудь ресторанчик, там распотрошить кофр и проникнуть в «тайну» Бринэма.

Станция метро «Рассел-Сквер» была одной из тех старых лондонских станций, в которых подниматься наверх надо в лифте. Наверху Хофманна опять ослепил солнечный свет. Он свернул налево, еще раз налево, на Хербрэнд-Стрит. Хотя эта улица была со сквозным проездом, она больше походила на узкий темный тупик. Единственным светлым пятном был ресторанчик «Близкий друг». Это была угловая забегаловка для постоянных местных посетителей, туристы сюда не захаживали. Хофманн обнаружил ее во время одной из рекогносцировочных прогулок по кварталу. Но, когда он открыл дверь и вошел в полутемное помещение бара с низкими кривыми балками, изображающими киль опрокинутой лодки, он понял, что проявил чудовищное легкомыслие. Ведь во время всех этих прогулок его сопровождал Мартоковский.