В дозоре

Начальник отряда отошел от окна. Он посмотрел на календарь. И на этот раз Смарыга выезжал из города двадцатого числа. В то же время начальнику отряда очень хотелось, чтобы все эти догадки и предположения не подтвердились.

— Нужно сейчас же разыскать кучера и показать ему неизвестного. Вы меня поняли? — сказал он следователю.

Алябьев забрал дела и вышел из кабинета. Уже в дверях он услышал:

— Николай Павлович, все это нужно проделать с умом. — Начальник отряда взглянул на часы. — В три часа я вас жду.

Ровно в три часа Алябьев стоял перед начальником отряда. Начальник взглянул на следователя и не мог решить, с чем пришел он. Ничего нельзя было прочесть на спокойном лице следователя.

— Ну?

— Неизвестный два раза ночевал у Смарыги.

В тот же день Смарыга был арестован. Как и следовало ожидать, он был возмущен арестом, грозил, что пожалуется в высшие инстанции, но в конце концов сознался.

Смарыга оказался шпионом. В 1915 году в Карпатах он попал в плен, был завербован разведкой одного государства, вернулся после революции в Россию и с тех пор занимался шпионажем и диверсиями.

Смарыга был не одинок: была раскрыта контрреволюционная вредительская организация, которая разваливала колхозы, прививала лошадям сап, а свиньям рожу, занималась диверсиями и шпионажем.

Смарыгу и его сообщников судили и приговорили к расстрелу. Но этим дело не кончилось, нити раскрытой шпионской организации протянулись в Ленинград, в Москву и привели в право-троцкистский центр — к Бухарину и Рыкову.

Не удалось только раскрыть настоящее имя и фамилию разведчика. Смарыга знал его только по кличке.

Какое отношение имел ко всей этой истории найденный в мочиле браунинг?

Подстрелив брусничного барина, пограничники обшарили все кустарники, осмотрели все подозрительные кочки, кусты, щели. Не были забыты и старые мочила. Но тогда пограничники ничего не нашли. Год спустя пришли колхозники с браунингом, найденным в мочиле, на лужке, где метался попавший в засаду разведчик.

Барсуков не сомневался в том, что найденный в мочиле браунинг принадлежал неизвестному разведчику.

Окрик застал разведчика перебегающим небольшой лужок. Увидев себя окруженным, неизвестный повернул назад. Вероятно, во время отступления он споткнулся, попал в мочило и выронил браунинг. Искать оружие было ему некогда. Впору было удирать, — со всех сторон наседали пограничники.

Недели через две после этого происшествия Барсуков во время разбора одного пограничного инцидента встретился с Бугаем.

В сущности это был пустячный случай. По реке шли советские бревна. Одна половина реки принадлежала советской стороне, другая находилась в ведении соседей. Долгое время бревна плыли по середине реки. Но на участке Барсукова они вдруг изменили направление и пристали к берегу соседнего государства.

Во время разбора инцидента Бугай бесновался. Он волком смотрел на советских представителей и придирался к каждой мелочи, говорил, что сам решить вопрос о бревнах не может, а запросит на этот счет управление пограничной стражи, а последняя, быть может, доведет об этом до сведения правительства и как оно решит, так и будет. А сам он, мол, не правомочен решать такие важные дела. К тому же заплывы советских бревен за последние годы участились, и он не может потворствовать этому.

Барсуков сразу догадался, в чем тут дело. Обозленный историей с разведчиком, Бугай просто срывал зло на ни в чем неповинных бревнах: Предложение Бугая не устраивало советскую сторону. Волынка могла затянуться на многие недели, а бревна шли на стройку, задержка их на такой большой срок грозила затянуть строительство.

Барсуков посмотрел на часы и заявил, что если господин лейтенант в течение двадцати минут не решит вопроса о бревнах, он телеграфирует об этом своему правительству. Он оставляет за собой право предъявить иск, если бревна будут растащены жителями соседнего государства.

Бугай сдался. Он вдруг вспомнил, что есть в инструкции пункт, позволяющий в исключительных случаях разрешать местные инциденты, не обращаясь к правительству.

По дороге к реке, где застряли бревна, Бугай как бы между прочим спросил:

— Гражданин лейтенант, что это у вас на прошлой неделе ночью за шум и стрельба были?

Сделав большие глаза, Барсуков переспросил:

— Шум и стрельба?.. Впервые слышу.

— Да, пятнадцатого августа.

— Ах, вот что, — как бы припомнив, улыбнулся Барсуков, — совершенно верно. С медведем тут пришлось повоевать.

— С медведем? У вас в лесу водятся медведи? Впервые слышу.

— Нам до этого тоже не приходилось встречать их. Видимо, откуда-нибудь забрел. Проходом.

— Чем же кончилась охота?

— Подстрелили.

Больше Бугай ни о чем не расспрашивал. Молча дошел он до реки, молча следил за работой сплавщиков, баграми отталкивавших советские бревна от чужого берега. Когда бревна, выбравшись на середину, снова поплыли по реке, он молча козырнул Барсукову и, опустив голову, пошел к кордону.

Черный хутор

Наряд пограничников озером возвращался с объезда. Под легкий всплеск весел лодка бесшумно скользила вдоль пустынного берега.

Умеренный ветерок хватал за вихры чахлый северный камыш, пригибал его к воде, забегал за корму лодки, легонько подталкивал ее.

Не доезжая с километр до причала, бойцы заметили на советском берегу огоньки.

В темноте потонули деревни, лес, поля. Лишь изредка оживал неутомимый огонек, как бы бросая вызов мраку. Внезапно появившись, он то ярко разгорался, то мгновенно исчезал. Какой-то чудак фокусничал с лампой.

На следующий вечер огонек снова заплясал на советском берегу. То же самое случилось и на третью ночь.

Начальник заставы Скворцов установил тщательное наблюдение за берегом.

С неделю ждали пограничники, когда же вновь запляшет огонек. Но он, точно назло, не появлялся.

Прошло несколько дней, и вот ночная сигнализация возобновилась.

Удалось установить, что сигналы шли от спрятавшейся в садике усадьбы. В усадьбе жил рыбак, крепкий старик, с женой, сыном и дочкой.

Как только наступала ночь, старик зажигал лампу, подходил к боковому, глядевшему на озеро окну и, взявшись за колесико горелки, то опускал, то снова выкручивал фитиль.

Он то поднимал лампу вверх, то уносил ее за широкий простенок избы, опускал вниз, прикрывал огонь.

С кем переговаривался старик? Что означали эти сигналы? Вначале Скворцов хотел разгадать код старика. Световые сигналы напоминали азбуку Морзе. Но, пробившись несколько дней над расшифровкой стариковского кода, он убедился, что Морзе тут ни при чем.

Скворцов мог бы уже сейчас задержать старого рыбака, но решил не торопиться. Не хотелось раньше времени вспугивать старика. Если рыбак (да и рыбак ли он?) держит связь с заграницей, значит, у него должны быть сообщники. Нет, уж лучше немного потерпеть.

Скворцов взял под строгое наблюдение хутор, а заодно решил навести кое-какие справки о рыбаке.

Старый рыбак ловил вместе с сыном рыбу на озере. Вернувшись домой, обычно он чинил сети, а потом отправлялся в деревню покалякать с соседями.

Высокий и костистый, ходил он по деревне, поглаживая строгую опрятную бородку, со всеми приветливо здоровался, каждому норовил сказать что-нибудь приятное, душевное.

Иногда он наведывался на заставу. Придет, вызовет старшину, попросит свеженькую газетку, а на следующий день аккуратно с поклонами возвратит ее, да еще попросит разъяснить ему какое-нибудь особо хитрое иностранное слово.

Больше всего он интересовался Испанией.

Старик задавал для виду несколько вопросов, качал головой, вздыхал и благодарил старшину за авторитетные разъяснения.

И уходил с газетой под мышкой на хутор, к своим пчелам, к саду, к своим сетям, к своему хозяйству.

Пограничники угощали любознательного рыбака душистой кременчугской махоркой, а когда наступала ночь, следили за его жильем.