Здесь песок чище

Курт повалился на ковер, как обиженный ребенок. Что-то не сработало. Его охватила бессильная злоба. Он чувствовал себя обманутым, будто купил лучшие места на великолепный спектакль, который в последний момент был отменен. Он потерял столько времени, не пропустил ни одной передачи, не отлучился ни на час. У него воспалились глаза, ломит в ушах, он обалдел от недосыпания в ожидании звездного часа. Он думал, что то, чего он ждал, специально откладывается на последнюю минуту, на самый конец и произойдет под последние выкрики "Родина или смерть!", под гимн… И ничего.

Курт Кильзен молча, с опущенной головой собрал свои вещи и уехал. Сюзанна не уговаривала его остаться. Она понимала, что на этот раз его привлекли сюда не ее прелести, которые остались в далеких пятидесятых годах, когда он с гордостью прогуливал ее в бикини по пляжу и водил на танцы, считая себя счастливчиком и предметом зависти для окружающих. Он ушел, не попрощавшись, не сказав ни слова. Когда Сюзанна вернулась в свою опустевшую комнату, сто долларов, оставленные под будильником, показались ей еще одной пощечиной Курта Кильзена. Она со злостью бросила их на пол, но потом, плача, принялась собирать бумажку за бумажкой.

"Что же помешало?" Сидя в автобусе, едущем в Майами, Курт вспоминал свое бесполезное ожидание перед телевизором величайшего события, которое так и не произошло. Ведь он был так уверен! Каждый километр шоссе и каждый оборот секундной стрелки терзали его и без того истощившееся терпение.

Прибыв в Майами, Курт не стал ждать городского автобуса, а взял такси, чтобы отправиться к одному своему хорошему другу в Алапате, и уже оттуда позвонил коллеге из Центра прослушивания эфира:

— Алло, Джим! Что случилось? Это Курт! Сделали в конце концов что-нибудь?

— Курт! Наконец-то ты появился. Где ты столько времени пропадал? Тебя вчера искали, но твоя жена ничего не могла сказать. Тебя хотели видеть здесь, в Центре.

— Я уехал в Ки-Уэст. Хотелось быть в первом ряду, чтобы видеть спектакль поближе. Но я лишь потерял время. До сих пор не верю. Что случилось? Отложили до другого раза? Но такого больше не будет.

— Ай да Курт! Значит, ты отправился в Ки-Уэст. А мы здесь слушали по радио, но бесполезно. Ты представляешь, какое это было скучнейшее занятие. Ты, по крайней мере, был, наверное, в приятной компании.

— Но что произошло? Не хватило духа?

— Об этом лучше поговорим здесь. Ты все слышал, что он сказал?

— Отчасти. Я иной раз выключал звук, чтобы лучше видеть. Казалось, что я там присутствую.

— Теперь я понимаю, почему ты не знаешь, что произошло. Приходи завтра сюда, и мы сможем поговорить свободно. Кроме того, у нас накопилось много работы.

— Но разве ты не можешь выдать мне хоть какой-нибудь аванс?

— Не тебе говорить о значении фактора внезапности. Так вот именно его нам и недоставало.

— Кто виноват?

— Давай об этом завтра. А сейчас спи спокойно.

— О’кей, Джим. Завтра я приеду пораньше.

— Сейчас я расскажу тебе, чем закончился "Пересмешник". Если бы ты оставался на работе… Но я представляю, как ты был занят.

Курт Кильзен терялся в догадках и почти не спал всю предыдущую ночь. Его друг Джим как бы в наказание нарочно тянул время.

— Давай пройдем в кабину прослушивания.

Кабина 2-Б представляла собой прямоугольное помещение размером около четырех квадратных метров с белыми звукоизолирующими стенами и матовыми окнами. Белокурая веснушчатая девушка приводила в порядок магнитофонные ленты, разбросанные на полках. На рабочем столе стояли два студийных магнитофона. Кондиционер работал на полную мощность, и было прохладно.

— Кэти, дай мне "Пересмешник-022".

Девушка протянула кассету Джиму Артману. Тот поставил ее на первый магнитофон, одновременно неразборчиво расписываясь в регистрационной карточке, протянутой девушкой. Затем он нажал кнопку и стал ждать. В тишине раздался мягкий медленный женский голос:

— "ЦРУ, запись для "Пересмешника", порядковый номер 22".

— Это здесь, — Джим прогнал ленту и снова нажал кнопку.

— "…Вы изберете новый достойный Центральный Комитет…"

— Нет, немного раньше. — Он перемотал ленту назад.

— "Не станет Центрального Комитета, но революция будет продолжаться".

Послышались продолжительные аплодисменты. Джим сделал знак рукой, как бы говоря: вот сейчас начнется. В кабине стояла абсолютная тишина. Лишь из динамика раздавался голос оратора. Курт Кильзен слушал очень внимательно, но пока ничего не понимал.

— "Если вдруг обрушится эта стена и не станет Центрального Комитета, вы изберете новый достойный Центральный Комитет".

Раздались аплодисменты, и Джим надавил кнопку "Стоп".

— Как тебе понравилось это — про стену?

— Не нужно большого ума, чтобы понять, что Кастро был предупрежден. Намек слишком прямой. Но кто это мог сделать?

— Кое-кто был против использования эмигрантов в качестве прикрытия, опасались утечки информации. Судя по всему, так и получилось.

— Но все-таки попробовали или нет? — растерянно спросил Курт.

— Наполовину, только наполовину. Все было подготовлено. Для вида на юге были развернуты учения. Но сразу же стали поступать сообщения, что Кастро привел в состояние боевой готовности все свои силы. Первым попятился Пентагон. Мы пытались убедить его представителей в том, что это лишь естественные меры предосторожности в связи с проведением съезда партии, но по их оценке уровень принятых мер вполне соответствовал тому, что против кубинцев готовилось. Поэтому они отозвали свои корабли и самолеты. По различным каналам эти сведения были подтверждены. Не было ни малейшего сомнения, кубинцы ожидали чего-то значительного, а не просто вооруженного катера. В тот момент никто не мог дать объективной оценки возможностей Кастро.

— Теперь я понимаю. Но я уязвлен тем, что кто-то сообщил обо всем на Кубу.

— Это, конечно, всего лишь предположение. У нас нет доказательств. — Джим продолжал манипулировать кнопками магнитофона. На ленте были отметки, указывающие наиболее важные фрагменты. Он искал один из них. — Подальше есть еще более ясные намеки. Некоторые удивляются тому, насколько они соответствуют нашим планам. — Он стал включать для пробы.

— "…делегатов, но революция будет продолжаться… в партийных организациях… Меры по охране этого театра".

— Это здесь.

— "Я обращаю внимание на это! Министерство вооруженных революционных сил и министерство внутренних дел, организаторы съезда приняли все меры, чтобы, скажем, на это здание не смог обрушиться самолет, начиненный бомбами".

Джим остановил магнитофон, вздохнул:

— Ну что ты скажешь?

— Невероятно!

— Будто Кастро находится здесь и выговаривает нам. Самолет, начиненный бомбами! Разве это не было нашим первоначальным вариантом?

— Сначала мы думали о самолетах, но потом возникла идея применить ракеты.

— Теперь послушай, как он нас называет по именам и фамилиям, чтобы на всякий случай поставить точки над i.

— "…все меры. Все, кто читал те или иные сообщения о ЦРУ, знают, что в них нет ничего преувеличенного и что потерпевший поражение противник может в отчаянии предпринять любые акции. И иногда он их предпринимает".

Джим снова надавил кнопку "Стоп". Он покачал головой, все еще не в силах избавиться от удивления. Его приятель потер подбородок и иронически улыбнулся:

— Именно это мы и имели в виду, планируя операцию, ясно, Джим, что это не простое совпадение.

— Конечно. У нас где-то есть щели. Мы обвиняем эмигрантов в болтливости, но они не единственное слабое звено в нашей цепочке. Ты помнишь, что он сказал о Зиапе?

— Да, помню. Он сказал что-то вроде того, что мы могли бы его схватить.

— Давай послушаем. Кэти, найди мне "Пересмешник-004".

Девушка порылась на полках и достала нужную кассету.