Щупальца спрута

— Дроздов, разверните кран и дайте дорогу бульдозеру! — прозвучал голос в репродукторе.

Дроздов повиновался, а к горевшей машине уже шел бульдозер. Но на расстоянии пяти метров бульдозер остановился, водитель не выдержал и соскочил с машины. Тогда Кораллов предложил Михаилу направить кран к бульдозеру и, толкая его впереди себя, попробовать отвальным щитом бульдозера сбросить страшную машину в котлован.

Точно упирающийся слон, бульдозер медленно двинулся на машину и стал толкать ее к котловану. В метре от котлована бульдозер также окутался пламенем. Напрягая все силы, чтобы не потерять сознания от нестерпимой жары, Дроздов вел кран вперед. Через несколько минут Михаил потерял сознание. Его место занял Олег, а Смирнов снял Дроздова и передал подбежавшим дружинникам. Кран медленно, но упорно продвигался вперед. Вдруг мотор крана вспыхнул. Олег почувствовал, что на нем загорается одежда. Он старался сбить пламя, не переставая вести машину вперед.

В ту же минуту из репродуктора донеслось:

— Смирнов и Кораллов! Приказываю немедленно покинуть кабину крана!

Превозмогая боль от ожогов, Смирнов подхватил потерявшего сознание Кораллова и вывалился из кабины…

К ним кинулись дружинники и шерстяными одеялами сбили пламя.

Объятый пламенем кран продолжал толкать бульдозер. Несколько секунд спустя бульдозер вместе с машиной рухнул в котлован.

— Товарищи, опасность новых взрывов миновала! Снаряды рвутся на дне котлована… Просьба ко всем рабочим, оставившим свои станки, немедленно вернуться..

Больше Смирнов ничего не слышал…

ГЛАВА XX

Ничем не примечательный с виду дом профессора Якименко приковал к себе внимание всех ученых города Приморска. Беспрестанно к воротам дома подъезжали автомашины и из них выходили люди: кто чинно, не торопясь, — это сразу указывало на солидный возраст и положение приехавшего, кто быстро, с шумом, — в этих можно было узнать только что вступивших на тернистый путь науки, не успевших еще расстаться со студенческими привычками и порывистостью юности. Все направлялись в глубь двора, к приветливо распахнутым дверям особняка профессора Якименко.

Сидя за рулем «Победы», Вергизов выглядел заправским шофером, который доставил хозяина к дому юбиляра и теперь коротает время, опершись на баранку. Эта позиция как нельзя лучше устраивала Вергизова. Отсюда он свободно наблюдал за всеми въезжавшими и входившими в ворота дома. То и дело появлялись посыльные с цветами. Даже трудно было себе представить, где разместят такое множество букетов…

В квартире профессора царила атмосфера большого праздника. Древний город Приморск не часто видывал такие собрания ученых.

А гости все прибывали… Каждого встречал сам виновник торжества — Андрей Андреевич Якименко. Он подавал входившим левую руку — правая безжизненно висела вдоль тела. Все гости отдавали дань глубокого уважения этому скромно одетому, белому как лунь человеку…..

Когда все уселись за стол и бокалы были наполнены, но праву старейшего друга юбиляра поднялся с тостом Всеволод Алексеевич. Чуть пригнув лысую голову, он прежде всего исподлобья глянул на потолок. Убедившись, что абажур не угрожает ему, он облегченно вздохнул и провозгласил «многая лета вечно молодому жизнелюбу, нашему дорогому и многоуважаемому Андрею Андреевичу».

Гости дружно подняли бокалы, от души желая юбиляру здоровья и успехов в работе.

Зазвенела посуда, послышалось покрякивание и реплики насчет крепости «пяти звездочек». Праздничный шум наполнил дом.

Андрей Андреевич обходил гостей, перебрасывался с каждым уместным словом. Поддерживалось то хорошее настроение, которое обычно царило в квартире Якименко, когда еще жива была его жена.

От внезапно нахлынувших воспоминаний старик взгрустнул и глаза его увлажнились. Но он быстро справился с собой. Гости пришли веселиться, а не грустить, Андрей Андреевич возвратился на свое место во главе стола, рядом со старым другом Всеволодом Алексеевичем.

Огромные букеты цветов, расставленные на подоконниках, рояле и письменном столе, наполняли квартиру благоуханием.

В этот вечер веселья и восторженных тостов, речей и добрых пожеланий из присутствовавших здесь только одна Лидия была напряжена, как туго заведенная пружина. Но по ее спокойному бесстрастному лицу, по любезным улыбкам, которыми она удостаивала случайных собеседников, догадаться о ее состоянии было невозможно. Лишь однажды Лидия бросила нетерпеливый взгляд па дверь. И все же этот непродолжительный тревожный взгляд не ускользнул от внимания Любови Петровны.

Занятая по горло устройством вечера, составлен меню, сервировкой стола, Любовь Петровна и те не присаживалась ни на минуту. Она то отправлялась на кухню, чтобы дать какое-нибудь указание поварам, то принимала готовые блюда, помогая целой стайке девушек, обслуживающих стол. Девушки понимали ее с полуслова, действовали быстро и умело, а она обращалась с ними, как со старыми знакомыми.

Когда Андрей Андреевич увидел сервированный с таким вкусом стол, он подошел к Любови Петровне, сердечно поблагодарил и со старинной галантностью «приложился к ручке».

В последние дни Любовь Петровна трудилась так много, что на отдых оставалось не больше двух — трех часов в сутки. Лидии, видевшей, как трудится Любовь Петровна, как она утомлена, не могло и в голову прийти, что хозяйка может что-либо заметить, тем более наблюдать за ней.

Вечер был в полном разгаре, когда с огромным букетом цветов явился Степанковский. Он крепко обнял юбиляра, горячо поздравил его и извинился за вынужденное опоздание. Андрей Андреевич только было собрался допросить Валентина Александровича что помешало тому прийти вовремя, как Степанковского уже окружили и потребовали выпить «штрафную».

Лидия не могла отвести взгляда от бледного, похудевшего лица Валентина Александровича. Она даже позабыла о своем решении незаметно скрыться, если Степанковский все же придет. Только уже когда он подходил к столу, Лидия нагнулась и долго доставала оброненную на пол вилку.

С появлением Степанковского напряжение Лидии достигло предела. Она призывала на помощь свою выдержку и спокойствие, но хладнокровие оставляло ее, Лидия все чаще нетерпеливо поглядывала на дверь.

Когда же, наконец, в дверях показался знакомый ей бритоголовый человек с двумя большими корзинами цветов, Лидия с усилием заставила себя спокойно подняться и на правах домашнего человека подошла к посыльному, чтобы принять цветы. Рядом с нею оказалась вездесущая Любовь Петровна. На мгновение опередив хозяйку, Лидия поспешила взять корзину, выкрашенную в голубой цвет. Любовь Петровна, принимая вторую корзину с цветами и конверты с адресами, пристально смотрела на бритоголового. Тот откланялся и поспешно удалился.

Любовь Петровна с корзиной в руках медленно оглядывала комнаты, как бы решая, куда же поместить цветы, ибо в комнате уже не оставалось ни одного свободного уголка. Перехватив ее взгляд, Лидия пришла ей на помощь:

— Давайте, Любовь Петровна, эти цветы снесем в беседку, там на свежем воздухе они дольше сохранятся.

— Вы правы, Таня, — ответила Любовь Петровна и, достав из карманчика ключ, любезно пропустила Лидию вперед.

Беседка сразу наполнилась пряным ароматом цветов. Женщины расставили корзины и вышли. Любовь Петровна повернула ключ в замке и двинулась вслед ушедшей к дому Лидии, по вдруг остановилась и отступила к кустам сирени.

В дверях, очевидно, ожидая Лидию, стоял Степанковский… Подойдя, Лидия посмотрела ему в глаза долгим пытливым взглядом. Валентин Александрович стоял с мертвенно-бледным лицом, плотно сжав губы.

— Умоляю вас, Валентин, — едва слышно заговорила она, — ни о чем меня не спрашивайте. — Она сделала шаг и дотронулась до его руки. Но он, точно ужаленный отдернул руку. — Зайдемте в комнату, — бледнея попросила она. — Я все объясню вам, только позже… прошу вас, зайдемте в дом… — она умоляюще смотрела ему в лицо большими голубыми глазами.