Побег из жизни

Андрееву очень нравилась эта девушка, красивая и скромная. Кроме того, он уже знал о взаимоотношениях, возникших во время путешествия между Галей и Олегом. Тем осторожней и деликатней надо было быть в разговоре с ней. И Андреев еще раз подумал о сложной гамме человеческих чувств, в которых так переплетаются между собой любовь и предательство, доверие и подлость. Как ни странно, но они иногда уживаются рядом.

Андрееву понятно было смущение Гали и горячность, с которой она защищала Олега. Чувство, которое связало Галю с Олегом, было, по-видимому, серьезным, и она тяжело переживала случившееся, пытаясь тоже разобраться в том, что произошло.

Галя Громова, сама того не подозревая, может во многом помочь Андрееву, поможет свойственная ей наблюдательность, тонкость и даже ее любовь. Нужно не обидеть ее, а, напротив, поддержать, ободрить. Ведь то, что произошло с человеком, которого она полюбила, большое испытание и для нее.

И все же он должен войти в ту, пока известную только им двоим жизнь, продолжавшуюся в последний месяц, стать неприметным свидетелем, мимо которого не пройдет ни одно, даже самое незначительное на первый взгляд событие. Мысленно представить себе каждый день путешествия. Вот Галя вспомнила в своем рассказе о подарке Олега.

Аполлон! Галя нашла его в своей каюте на кровати в день исчезновения Олега. Эта фигурка нравилась ей. И, видимо, Олег решил на прощание сделать Гале подарок. Значит, он знал, что не вернется на теплоход. Поэтому в тот день и держался обособленно. Боялся, что Галя своим присутствием может ему помешать.

Галя доверительно рассказывала Андрееву о своих взаимоотношениях с Олегом. Олега что-то беспокоило, угнетало. Сначала Галя думала — может, в Москве осталась женщина, с которой Олег связан. Потом эти ревнивые опасения отпали. Галя чувствовала, что Олег полюбил ее и, не задумываясь, поверила ему. Стараясь скрыть набежавшие слезы, Галя отвернулась. Затем, овладев собой, она рассказала Андрееву то, чего не знали ни Анатолий, ни Марина. Во время путешествия Галя фактически стала женой Олега.

В последние дни Олег опять стал ласков с ней. Казалось, он тоже дорожит последними днями путешествия. Вот и сегодня он почти не отходит от нее. И в бассейне они долго были вместе. Олег огорчился, когда перед закатом солнца Галя собралась оставить его одного. Вечером прибывали в Пирей, и она, предвидя выход в город, хотела принарядиться и сделать прическу. Потрепав рукой его по шевелюре, Галя утешительно сказала, что все процедуры будут длиться недолго, и они пойдут в город вместе. Оставив Олега на палубе, она ушла к себе в каюту.

Марина и Анатолий играли в волейбол. Мяч летал через сетку на тонком шнурке, страховавшем его от падения за борт. Чтоб скоротать время, Олег намеревался присоединиться к группе туристов, наблюдавших за игрой, как вдруг заметил Галину косынку, висевшую на барьере бассейна.

Он спустился вниз и постучал в Галину каюту:

— Я принес твою косынку.

Открыв дверь, Галя впустила его и машинально вновь заперла ее. Она все еще была в купальном костюме, успев только распустить собранные в пучок волосы. Мгновение они стояли молча, а затем какая-то сила подтолкнула их друг к другу.

Все последующие дни Галя с Олегом были неразлучны. Новые города, дворцы, купанье в Эгейском море, банкет в ресторане, организованный для советских туристов, — все это казалось второстепенным. Главным было их настоящее счастье.

Галя ни о чем не спрашивала Олега. Даже, когда он пытался ей что-то сказать, она зажимала ему рот рукой и говорила:

— Не нужно! Я знаю, что ты любишь меня, и это главное.

— Знай и помни, что я всегда буду любить тебя, родная, — сказал Олег с большой искренностью.

Андреев проникался к Гале все большей симпатией. Проводив ее, он снова и снова возвращался мыслями к ее рассказу, выхватывая из памяти то одну, то другую деталь.

...В Париже Галя ждала, что они вместе отправятся вечером гулять. А Олег ушел один! Но разве не может человек пойти один гулять? Может, конечно, может. И все же... «А я думал, вы ушли», — сказал Олег, когда товарищи случайно встретили его. «И это прозвучало как-то фальшиво, — опустив голову, рассказывала Андрееву Галя. — Я даже не знаю, почему. Тогда я, конечно, ничего не подумала. Просто была обижена».

Мелкие разрозненные факты. Нелегко, очень нелегко собрать их в единое целое. Можно ли на них построить вывод, что Олег планировал побег заранее, готовился к нему, ехал в туристскую поездку с намерением остаться?

Подавленность и озабоченность, о которых говорила Галя. Но мало ли чем может быть озабочен человек!

Аполлон — единственное крохотное доказательство.

— Уходя с теплохода утром, Рыбаков знал, что не вернется. Значит, планировал заранее, — сказал Савченко.

Уже давно ушла Галя. А они все сидят, думают.

Андреев не ответил на реплику Савченко.

Чем больше он размышлял, тем больше склонялся к выводу: да, Олег думал о побеге. Вот и отец говорил, что он был очень подавлен перед отъездом. Но Артемий Максимович полагал, что это связано с воспоминаниями о матери и с нежеланием оставлять наедине со своим горем отца, и сам уговаривал сына не отказываться от путевки, поехать развлечься. И Олег, мол, уступил. Ведь это был удобный случай, который потом мог не скоро представиться.

Ну, хорошо, знал. Планировал. Но почему в таком случае Стамбул?

— Сегодня знаете кто звонил? — сказал Савченко, когда Андреев пришел на работу. — Отец Рыбакова. Два раза звонил. Хочет вам что-то сказать. Я просил его прийти к двенадцати.

— Хорошо, — сказал Андреев. — Я тоже хочу его видеть. Артемий Максимович не может примириться с мыслью, что его сын преступник. И очень переживает. Нужно старика поддержать, ободрить. Мне и самому не верится, что у такого крепкого корня мог появиться гнилой росток. И падает яблоко ведь недалеко от яблони. Может быть, и Олег упал, но не откатился. В сложной задаче, которую он поставил перед нами, сам-то он может оказаться бесконечно малой величиной. И так ведь бывает?

— Почему вы, Макарыч, после войны не вернулись в университет, к своей математике? Без этих бесконечно малых там, больших и средних ни одного вопроса не решаете.

— Я ушел добровольцем в десантники со второго курса. Годы войны знаешь каким университетом были? Так уж и не смог расстаться с передним краем. Ушел служить в органы и окончил юридический. Математика осталась моим хобби.

Рыбаков явился даже немного раньше назначенного времени и был обрадован, узнав, что Андреев уже у себя. Едва поздоровавшись, он сказал:

— В прошлый раз вы меня спросили, не замечал ли я чего-нибудь такого, что могло бы вызвать подозрения. Но я так был убит известием, которое вы мне сообщили, что ничего не сообразил. До сих пор в себя не могу прийти. Не могу допустить, что мой сын, мой Олег... — в его голосе снова послышались слезы, но, пересилив себя, Рыбаков заговорил спокойнее: — Это он, он, проклятый, не иначе. Олег говорил, что он очень плохой человек.

— Да кто он?

— Сморчков. Научный руководитель Олега. Известный профессор, можно сказать, с мировым именем. Олега сначала очень привечал, называл его своим другом, а потом, когда Олег, как видно, не хотел ему поддаться, так он и повернул. Притеснял его по-всякому и зажимал, не давая ходу. Олег боялся его. Только я тогда, старый дурак, не понимал, что к чему. Я думал, у них там по науке спор и говорю ему, сыну-то: «Он человек старый, заслуженный профессор, так ты его, сынок, уважь». Вот и уважил! Это он! Вы проверьте Сморчкова как следует.

— Успокойтесь, Артемий Максимович. Проверим.

— Может, вы мне не верите, так вы у Геннадия спросите. Он вам тоже подтвердит насчет этого Сморчкова. Олег и ему жаловался. Это Геннадий-то и надоумил меня. Вчера забежал к нам, ну я ему и сказал, каюсь, хоть вы и не велели никому говорить. Но уж очень у меня сердце изболелось. Сижу один в четырех стенах. А Генка, он не чужой. Он так и сел, будто я его по голове палкой стукнул. И говорит: «Это дело рук Сморчкова». Тут я и вспомнил. И сегодня с утра к вам прибежал.