Песня для зебры

— А как он отреагировал, когда я назвал ему имя мистера Андерсона? Он никогда не слыхал о таком человеке!

Я замолчал, ожидая ее ответа и искренне надеясь, что в нем не прозвучат новые хвалы в адрес Батиста. Напоследок я показал ей письмо Бринкли, в котором он благодарил меня за поддержку. “Дорогой Бруно”, — начиналось оно, а в конце стояла его личная подпись под словами “Всегда Ваш, Джек”. Но даже после этого она не сдалась до конца:

— Если Синдикат анонимный, как же он может считать Бринкли своим номинальным лидером?

У меня не нашлось на это достойного возражения, и она продолжила:

— Если тебе так уж нужно поговорить с кем-то из своих, пойди хотя бы к мистеру Андерсону, которому ты доверяешь. Расскажи все ему и положись на его милость.

Но мне вновь удалось одержать верх, на этот раз благодаря своей осведомленности в мире секретных служб:

— Андерсон умыл руки в отношении меня еще до того, как я покинул его явочную квартиру. Официально ему ничего не известно ни об операции, ни о моем в ней участии. Ты что же, думаешь, он не открестится от меня, если я вдруг появлюсь перед ним и сообщу, что все мероприятие оказалось профанацией?

Усевшись перед моим ноутбуком, мы принялись за дело. На интернет-сайте лорда Бринкли не был указан его домашний адрес. Письма рекомендовалось отправлять на адрес палаты лордов. Тут и пригодились мои газетные вырезки статей о лорде Бринкли. В некоторых упоминалось, что Джек женат на некоей леди Китти, аристократке, наследнице крупного состояния, известной своей благотворительной деятельностью в пользу нуждающихся сограждан, что, разумеется, вызвало симпатию Ханны. И у леди Китти имелся собственный сайт. Помимо списка благотворительных организаций, пользующихся ее покровительством, и адреса, по которому желающие могли присылать чеки, на сайте висело уведомление о встрече в ближайший четверг у нее дома за утренним кофе, куда спонсоры приглашались только по предварительной договоренности. Дом находился в Найтсбридже, в самом сердце лондонского “золотого треугольника”.

Прошел еще час. Сон не идет ко мне, голова кристально ясная. Ханна, приученная отключаться, как только предоставляется возможность, спит как убитая. Я бесшумно натягиваю рубашку и брюки, беру мобильник и спускаюсь в гостиную, где миссис Хаким убирает со стола. После стандартного обмена любезностями мне удается выскользнуть в садик, окруженный высокими коричневыми стенами соседних зданий. Я могу в точности предугадать сегодняшний, как сказали бы наши инструкторы, “деловой маршрут” Пенелопы. После бурного уикенда с Торном она наверняка объявилась сегодня утром в “Норфолк Мэншнс”, чтобы привести себя в божеский вид перед началом трудовой недели. Больше всего она любит звонить из такси, которое ей оплачивает газета: Как подобает уважающему себя журналисту, она тщательно продумала вводную фразу:

И тебя туда же, Сальво, лапушка! Выждал бы еще недельку, и я бы сама тебя от хлопот избавила. Не хочу даже знать, где ты шлялся все выходные после того, как сделал меня посмешищем в глазах владельца газеты! Надеюсь только, что она того стоит, Сальво. Или, может, он? А то Фергюс говорил, что стесняется с тобой в сортир ходить.

Возвращаюсь в номер. Ханна лежит в той же позе, в какой я ее оставил. Жарко, и ее прикрывает лишь простыня, будто специально наброшенная художником на одну грудь и между бедер.

— Ты где был?

— В саду. Разводился.

Глава 15

Ханна с присущей ей твердостью убедила меня не брать с собой пленки и блокноты в дом Бринкли. А поскольку она не менее решительно настроилась проводить меня до входа и дождаться моего возвращения, мы в результате достигли компромисса: она посидит с похищенными мною уликами в кафе на углу, а я позвоню ей с мобильного, когда сочту момент подходящим, после чего она незаметно подбросит сумку на крыльцо, а сама вернется в кафе и будет там поджидать меня.

В начале шестого мы покинули владения мистера Хакима и, соблюдая надлежащие меры предосторожности, сели на автобус до станции метро “Финчли-роуд”. В начале седьмого мы уже изучали изысканные особняки Найтсбриджа, а в шесть двадцать я усадил Ханну за столик у окна в кафе. Пока мы ехали в автобусе, она успела растерять запал, тогда как я, напротив, преисполнился оптимизма.

— Через пару часов все наши беды останутся позади, — заверил я Ханну, массируя ей спину, чтобы успокоить, но она ответила только, что будет молиться за меня.

Подойдя к нужному дому, я оказался перед выбором — спуститься к черному ходу в полуподвальное помещение или подняться к парадной входной двери с колоннами по бокам, украшенной старомодным колокольчиком со шнурком. Я выбрал последнее. Открыла круглолицая горничная-латиноамериканка в черном платье с белым воротничком и передничке.

— Будьте любезны, милочка, мне нужен лорд Бринкли, — заявил я, подражая повелительному тону своих клиентов из высшего общества.

— Он работа.

— А леди Китти? — спросил я, одной рукой придерживая дверь, а другой вынимая из кармана визитную карточку Брайана Синклера. Под псевдонимом я заранее написал “Бруно Сальвадор”. А на обороте добавил “Переводчик Синдиката”.

— Не ходи, — отрезала горничная и на этот раз, следуя своим изначальным намерениям, ухитрилась захлопнуть дверь у меня перед носом, однако в следующий же миг дверь отворилась, и открыла ее для меня сама леди Китти.

Возраст не угадаешь, как у всех великосветских дам. Короткая юбка с поясом от “Гуччи”. Волосы прямые, пепельного оттенка. Среди нескольких ярусов тончайшей бижутерии на ее запястьях я углядел миниатюрные часики “Картье” из белого и желтого золота. Белые холеные ноги обуты в элегантные итальянские туфельки. Голубые глаза испуганно распахнуты, словно им постоянно видится нечто жуткое.

— Вам нужен Бринкли, — констатировала она. Ее взгляд нервно метался с визитной карточки на мое лицо и обратно, как будто она писала мой портрет.

— Я для него на выходных выполнял важную работу… — начал было я, но осекся, не зная, насколько жена посвящена в его дела.

— На этих выходных?

— Мне нужно переговорить с ним. По личному вопросу.

— А позвонить вы не могли? — осведомилась она, еще шире распахивая глаза.

— Увы, нет. — Я ухватился за Закон о государственной тайне. — Это было бы неблагоразумно… э-э-э, неконфиденциально, — прозрачно намекнул я. — По телефону не полагается. Нам нельзя.

— Кому это — вам?

— Тем, кто выполнял задание лорда Бринкли.

Мы поднялись в длинную гостиную с высоким потолком, красными стенами и зеркалами в позолоченных рамах, где пахло, как у тетушки Имельды в Виллоубруке, — сухими цветочными лепестками и медом.

— Располагайтесь, — сказала она, провожая меня в гостиную поменьше, точную копию первой. — Он вот-вот придет. Принести что-нибудь выпить? Не надо так не надо. Тогда газету, что ли, почитайте.

Она оставила меня одного, и я принялся осторожно оглядываться. У стены стоял старинный секретер с изогнутыми стенками. Запертый. На нем — фотографии сыновей Бринкли, выпускников Итона, и лидеров стран Центральной Африки. Маршал Мобуту в парадной форме: “Pour Jacques, mon ami fidèle [47], 1980”. Дверь открылась. Леди Китти прошествовала к серванту, вынула серебряный шейкер для коктейлей и бокал.

— Эта его секретарша такая нахалка, — пожаловалась она, изображая просторечный выговор. — “Джек на совещании, Китти!” Боже, как они мне надоели! Какой смысл быть лордом, если тебя всякий может назвать Джеком? А поставишь их на место — по судам затаскают. — Она аккуратно устроилась на подлокотнике дивана, положив ногу на ногу. — Я ей сказала, что это аврал. Так ведь?

— Если успеем, все обойдется, — утешил я ее.

— Успеем непременно. Бринкли мастер на эти штуки. Всегда все успевает вовремя. А кто такой Макси?