Рукопись из Тибета (СИ)

— Так они же пили его с нами, — засомневался Кайман.

— Ну и что? Потом чем-то нейтрализовали.

Сперли у лам практически все. Яка с лошадьми, груз и дорожные сумки. В которых были письмо тибетскому иерарху, мой дневник и наличность в десять тысяч «зеленых». Увели даже наручные часы с четками. Ловкие оказались, гады.

Такого удара мы не получали давно. Хотелось выпить и набить кому-нибудь морду. Но вокруг было пусто и безотрадно.

Успокаивало то, что все свои средства, помещенные в бутанский банк, за день до отъезда мы перевели в Лхасу. Однако туда нужно было еще добраться.

Проверили, что осталось в карманах монашеских одежд. Только паспорта, по неполной пачке сигарет, плитка шоколада, морская зажигалка, да коробка спичек.

Далее встал вопрос, куда идти? Возвращаться к границе или двигаться вперед, к неизвестному нам Кангмару.

Единогласно решили — вперед. Русские, как известно, не отступают.

Затем мы отыскали неподалеку родник, где ополоснули лица, сжевали треть плитки шоколада, запив ее водичкой, увязали спальники, подтянули широкие монашеские штаны под накидками и зашаркали ботинками по тропе. В сторону второго перевала.

Постепенно утренняя прохлада сменилась теплом, солнце все больше пригревало, в долинах рассеялся туман, даль распахнулась во всем своем величии. Такие необъятные пространства с синеющими вдали пиками мне приходилось видеть только на картинах Рериха.

Примерно через километр, возле свежей горки лошадиного помета, сбоку от тропы в розовом мху, что-то блеснуло. Это была моя гитара. Здесь же валялся и дневник, шурша на легком ветерке раскрытыми страницами. Видно они не представляли ценности для воров и были выброшены.

Дневник, я тут же определил за пазуху, инструмент сунули в спальник и путники двинулись дальше.

— Если догоним этих козлов, я им бошки поотрываю, — буркнул Кайман, прибавляя шагу.

— Это вряд ли, — обозрел я мерцающий в ярком свете, ландшафт. — У них фора в несколько часов, да и скорость раза в два быстрее.

К полудню мы плелись где-то на полпути к желанному перевалу, который почему-то не становился ближе.

— Рефракция, — утерев пот со лба, тяжело дыша, сказал Кайман. — На такой высоте свет преломляется искажая расстояние.

— Щас бы воды, — облизал я пересохшие губы. — Хрен с ним, со светом.

Спустя некоторое время, когда мы уже изнемогали от жажды, за очередным поворотом тропы, в низине, блеснуло зеркало воды, и открылось небольшое озеро. Часть которого было затянуто легким туманом.

Издав радостные вопли, мы из последних сил заковыляли к водоему, где, опустившись на карачки, напились вдоволь.

— Хорошо, — отдуваясь, утер я губы рукавом, и мы повалились на траву, чувствуя, как стучит в висках и гудят ноги.

— Жрать хочется — сказал минут через пять Кайман. — Давай тут чего-нибудь поищем.

— Давай, — согласился я, и мы с кряхтением встали.

Оставив пожитки, двинулись вдоль берега. Пологого, с редким кустарником и лужайками цветущего астрагала [205], издающего медовый запах.

Первое, что обнаружили, пройдя метров сто, были несколько побулькивающих гейзеров, чуть в стороне. Именно они и парили над водою.

— Черт, горячий, — отдернул руку друг от одного, пожелав проверить температуру.

Вдруг в кустарнике что-то пискнуло, мы переглянулись и покрались туда, осторожно ступая и прислушиваясь.

Через минуту у меня из-под ног с фурканьем взлетела птица, метеором уносясь на другой берег.

— Гнездо! — опустился я на колени.

В устланной травой выемке белели шесть крупных яиц.

— Утиные, — сказал опытный в охотничьих делах вождь, выбрав их в свою накидку. И кладка совсем свежая.

Пошарив вокруг, мы обнаружили еще три, и число яиц увеличилось до двух десятков.

— Будет, — сказал я другу, который впал в охотничий азарт. — Айда к гейзерам.

Сварив там яйца, на что ушло минут десять, мы двинулись назад, наткнувшись на россыпь дикого щавеля.

— Вот и обед, — когда мы нарвали по охапке сочных листьев, довольно изрек Кайман. — Спасибо тебе, о, великий Будда!

Чуть позже, устроившись на развернутых спальниках, мы заделались вегетарианцами, ополовинив ниспосланное богами.

Далее выкурили по сигарете, вздремнули и снова тронулись в путь. Сил заметно прибавилось.

Когда вечерняя заря причудливо окрасила первозданность мира, мы добрались до верхней точки перевала.

С него открывался вид на теряющуюся вдали холмистую равнину, в центре которой просматривалось что-то похожее на селение.

— Километров двадцать будет, — приложив к глазам козырьком руку, уверенно сказал Кайман.

— А может поменьше? — с надеждой вопросил я. Очень хотелось добраться туда побыстрее.

— Обижаешь, — хмыкнул приятель. — Я как — никак бывший штурман. И, подчеркиваю, неплохой. Вздел кверху палец.

Приметив в ближайшей скале неглубокую расщелину, мы укрылись меж ее стенами, где прикончив остатки обеда, забрались в спальные мешки.

Вверху повисла огромная луна, на ней просматривались даже кратеры, сбоку поблескивал Млечный путь, таинственно мерцали туманности.

Ночью прошел небольшой дождь, утро выдалось хмурым и прохладным.

Проснувшись и цокая зубами, мы выкурили по сигарете натощак и сжевали оставшийся шоколад, затем выпили по горсти воды, скопившейся в выемке, после чего, взяв подмышки свои скатки, пошагали вниз. В ту сторону, где привиделось селение.

Спустя час небо прояснилось, сквозь пелену облаков пробились благодатные лучи, и природа засияла во всем своем блеске. По мере движения, окружающий нас ландшафт менялся: серость скал и бледность мхов, все больше замещались яркой зеленью с полевымицветами, стало больше встречаться кустарников, изредка, там и сям, попадались деревья.

Тропа меж тем, тоже расширялась, что радовало. За очередным нагромождением циклопических валунов к ней примкнула еще одна, со стороны запада.

— Пгавильной догогой идете, товагищи! — весело прокартавил Кайман. Настроение повышалось.

Чу? — впереди еле слышно мелодично звякнуло, а потом еще. Мы насторожились.

— Не иначе караван, — снял я с плеч мешок. — Этим нужно воспользоваться.

Когда минут через десять в поле зрения возник первый сопящий як, с покачивающимся в седле погонщиком, мы сидели в позе лотоса и, обратив лица на восток, пели мантру.

Я сопрано, а вождь басом. Получалось, в принципе, неплохо.

Звон колокольчиков стих, (запахло коровой), а затем к нам подошли три человека. В малахаях на головах, коричневых халатах и мягких сапогах с загнутыми носами.

Они молча встали в паре метрах от нас и, с почтением стали внимать. Изредка перешептываясь.

Когда последние строки затихли в ущельях, мы провели ладонями по лицам, вроде как выходя из транса.

— Наше почтение, уважаемые ламы, сказал, на тибетском, низко поклонившись старший (его спутники сделали то же самое).

— Мир вам, — глядя в никуда, ответил я. А Кайман величаво кивнул в ответ. С выражением отрешенности.

— Мы купцы из Кангмара, — продолжил, поглаживая седую бородку азиат. — Следуем по торговым делам. Не могли бы вы за нас помолиться?

— Хорошо, — опустил я веки. — Да будет так. И потянул из лежащего рядом мешка гитару.

взял первые аккорды.

басом подтянул Кайман,

полетела над нагорьями старая казачья песня.

Слушатели, стянув шапки и кося глазами, внимали с заметным интересом.

Такой молитвы они явно не слышали.

Закончив последний куплет, я благословил торгашей и махнул рукой. — Можете ехать. И будет вам удача.