Ловушка для «Осьминога»

Из папки с грифом «только Л.М. Третьякову» генерал достал листок бумаги, положил перед собой и надел очки.

– Сообщение оттуда, – сказал Лев Михайлович, взял листок в руки. – Факт испытаний «Осьминогом» новой техники для переброски к нам лазутчиков. Техника эта выглядит фантастически…

– Человек-невидимка? – подал голос один из молодых сотрудников, старший лейтенант Митрофан Елуферьев.

– Хуже, Митрофан Александрович, – живо отозвался генерал. – На этот раз нечто жюль-верновское… Землеройный аппарат! Он проходит под границей, оставляя осматриваемую зону неприкосновенной. Аппарат закончил стадию испытаний, и есть данные, они перепроверяются, что не только испытания… Возможно, новое устройство забросило к нам двух человек в районе Куршской косы.

– Соседи знают? – спросил полковник Митрошенко.

– Разумеется… Нарушение произошло не на нашей территории, но, судя по сообщению источника, новая акция «Осьминога» направлена против академика Колотухина, его института. Вот почему центральное руководство распорядилось свести эти события вместе, а нам с вами поручено связать собственные усилия с работой прибалтийских соседей. Майор Колмаков уже сотрудничает с полковником Мяги из Таллинна. Аналогичным образом будут замкнуты на коллег из Риги, Клайпеды, Калининграда и остальные работники отдела полковника Митрошенко.

Нам известно, что ЦРУ намерено резко активизировать подрывную деятельность «Осьминога» и в скандинавских странах, и в нашей стране. Наша перестройка, гласность, демократизация будут использованы для организации целой серии подрывных работ в Прибалтике, имеются предпосылки ожидать опасных нападений «Осьминога» на НИИэлектроприбор, его руководи­теля. Разведывательному сообществу США отдан не­двусмысленный приказ любой ценой разузнать, что за ответ мы им готовим, и сорвать наши работы в этой области. Понимаете, какая ответственность ложится на ваши плечи, товарищи?

Третьяков обвел собравшихся пристальным взглядом.

Майор Колмаков совсем по-ученически поднял руку, а когда генерал поощряюще кивнул, сказал:

– Может быть, нам порешительнее взяться за «Осьминога»? Перейти в наступление…

– Высадить десант морской пехоты в Ухгуилласуне, – вполголоса, но так, что все услышали, предложил бойкий на язык Митрофан Елуферьев.

– Слушаю вас, Николай Иванович, – сказал Третьяков, укоризненно взглянув на Елуферьева.

– Взорвать его изнутри… Поначалу пароходство разорвет отношения с фирмой «Эвалд Юхансон и компания», а затем мы раскроем перед правительством суть «Осьминога». В конце концов, ЦРУ нагло попирает государственный суверенитет нейтральной страны, разместив там шпионско-диверсионный центр. Насколько мне известно, «Осьминог» существует нелегально.

– Все резидентуры ЦРУ, если не прикрыты государственным департаментом или Пентагоном, сущест­вуют нелегально, – заметил Митрошенко.

– Дело в том, Николай Иванович, – мягко проговорил Третьяков, обращаясь к Колмакову, – что у нас мало сейчас фактов, которые бы безоговорочно компрометировали подставную фирму и скрывающий­ся за ней «Осьминог». Удар по резидентуре должен быть комбинированным и всенастигающим. Промазать или просто напугать эту шпионскую контору мы не имеем права. Надо отрубить хищнику щупальца здесь, а затем поразить его в собственном логове. И поскольку вы, майор, уже побывали в Ухгуилласуне, информация по фирме «Эвалд Юхансон и компания» будет сосредоточена в ваших руках. Может быть, именно вам придется ставить точку в этой операции.

Сейчас мы ждём дополнительной информации о тех двоих, судя по всему, высадившихся в Прибалтике. Весьма вероятно, что они уже гуляют у нас под окнами.

– Разрешите выглянуть, товарищ генерал? – приподнялся с серьезной миной на лице Митрофан Елуферьев, и чекисты рассмеялись.

Улыбнулся и генерал.

– Сделайте это в собственном кабинете, – сказал он. – За работу, товарищи. Майор Колмаков пусть задержится, вы, Анатолий Станиславович, тоже.

Когда в кабинете остались только Митрошенко и Колмаков, Лев Михайлович спросил у начальника отдела:

– Не слишком ли много дел повесили мы на Николая Ивановича? И зарубежная информация по Ухгуилласуну, и связь с талинцами, контакты с Кронборгским погранотрядом, институт Колотухина.

– Не слишком, – возразил Митрошенко, подмигнув майору. – Про Ухгуилласун мы только что от вас узнали… С пограничниками Колмаков общается по старой дружбе. С академиком на уровне человеческих интересов, человек Василий Дмитриевич незаурядный, разговаривать с ним одно удовольствие. Остается полковник Мяги из Таллинна. Так они друг с другом обмениваются информацией, только и всего.

– И выходит, что кроме как приятным время препровождением, майор Колмаков у нас ничем иным в управлении не занимается, – подытожил, подыгрывая начальнику отдела, Третьяков. – Но шутки в сторону. Мы снимем с вас границу, Николай Иванович, а для работы по институту Василия Дмитриевича дадим еще одного помощника.

– Пусть берет Митрофана, – предложил полковник. – Этот интеллектуал освободился от дела по каменщикам и, судя по репликам на совещании, мается от скуки. Для работы в ученом мире Елуферьев просто клад.

– Беру, – просто сказал Колмаков.

– А что тебе еще остается делать… – ворчливо начал Митрошенко, но Третьяков знаком остановил его.

– Как вам показалась семья, в которую, возможно, войдет Андрей Колотухин? – спросил генерал. – Я читал ваш рапорт о поездке на дачу, но хочу, чтобы рассказали мне об этих Резниках попросту. Как говорили в школе, своими словами.

– Видите ли, Лев Михайлович, мир этих женщин почти не простирается дальше материального, хотя Марина и училась полтора года на факультете журналистики ЛГУ. Таких у нас, к сожалению, хватает.

– Увы, – согласился генерал. – Удивительно, что этого не видит сын академика.

– А самому Василию Дмитриевичу женщины понравились, – заметил Колмаков. – Он сказал, что чувствовал себя на даче просто и уютно. Академик считает, что мужчина, много работающий на службе, имеет право отдохнуть от нее дома, где жена должна приготовить для него тихие, скромные радости. По закону контраста.

– Так-то оно так, – покачал головой Третьяков. – Но там, где тихие радости лишены духовности, всегда гнездится та или иная опасность. Мы не имеем никакого права вмешиваться в личные дела ни отца, ни сына, но наш долг оберегать их. Отца как суперносителя государственных секретов и сына как возможное средство подступа агентуры к директору НИИэлектроприбора. Что там делал этот заграничный аспирант?

– Матти Бьернсон скорее знакомый Андрея Колотухина, нежели Резников. Такое у меня сложилось впечатление. Они ведь учатся в одном университете. Судя по их разговорам, они уже хорошо знают друг друга.

– Об этом Матти вы должны знать все, Николай Иванович.

– Понял вас, товарищ генерал… Тут вот еще что. Академик удивился, что у Брониславы Иосифовны такая маленькая дочь. Дело в том, что в действительности это дочь Марины Резник. Отец неизвестен. В метрике девочки записан некий Борис, но это вовсе не обязательно имя подлинного отца. Впрочем, Марина сама Борисовна…

– Обычная рокировка, – проговорил Митрошенко. – Мать освобождает дочь, руки которой добивается сын академика, от греха, беря грех на себя. Житейски это можно понять. А вот то, что парень пролопушит такое очковтирательство, обидно…

– Да, – протянул Третьяков, – тут мы ничего исправить не можем, не наша сие епархия. Хотя подобный финт как нельзя лучше определяет этический коэффициент семейства Резников. Да… Вы вот что, майор. Не сводите глаз с Андрея. Сдается мне, что к нашему академику «Осьминог» подбирается именно отсюда.