Записки опера особого отдела

— Добрый день, Юджин, — поприветствовал хозяин кабинета вошедшего заместителя.

— Здравствуй, Дэниэл, — ответил тот.

Они давно были знакомы, еще с войны в Корее, поэтому наедине общались, как старые приятели, тем более, что Тиге был на несколько лет старше своего босса.

— Присаживайся, — предложил Грэхем, указывая рукой на свободное кресло. Сам он сел в кресло стоящее напротив и подвинул своему заместителю коробку с сигарами.

— Спасибо, Дениэл, ты же знаешь, что я бросил курить, сам понимаешь, сердце, — Тиге указал пальцем на левую часть груди, с сожалением посмотрел на сигары и отодвинул их ближе к Грэхему.

— А я вот не могу лишить себя такого удовольствия. Знаешь, с тех пор, как мы потеряли Кубу, я жалею о двух вещах, о пляжах Варадеро и настоящих сигарах, которые можно было купить только на острове, — генерал задумчиво поднес сигару к губам и продолжил:

— Но пригласил я тебя не за тем, чтобы ностальгировать о прошлом. Сегодня в очередной раз мне пришлось выслушать массу нелицеприятных отзывов президента о нашем ведомстве, и он дал мне последний шанс изменить положение дел к лучшему. Ты гораздо дольше меня работаешь в разведке на Восточном и Восточно-европейском направлениях, у тебя большой опыт работы против стран Варшавского Договора и не мне тебе рассказывать о тех проблемах, которые мы получили в последнее время. Меня интересует твое мнение, как старого разведчика, что нужно кардинально менять в первую очередь?

— Я был готов к этому вопросу и подготовил тебе докладную с моими выводами и предложениями, — Тиге протянул кожаную папку с документами своему шефу, — Но на словах скажу следующее: Во Вьетнаме и на Ближнем Востоке, где активно представляли свое присутствие русские, мы потеряли преимущество в воздухе, что существенно повлияло на исход нашего противоборства. Хотя американские самолеты не уступали советским, а по некоторым показателям даже их превосходили, тем не менее, войну в воздухе мы проиграли. Современная авиационная техника, стоящая на вооружении армии СССР, кардинально отличается от тех аналогов, которые мы смогли получить из третьих стран. Я говорю мы, потому что любая война — это война спецслужб, осуществляемая силами армий. Так вот, если мы имеем возможность получать определенные сведения о разработках и технических возможностях авиации русских из открытых источников и средств аэрокосмической и технической разведок, то практически не имеем представления о боевой подготовке летного состава и решаемых задачах авиацией противника. А самое главное — не имеем возможности влиять на качество их решения и действовать на опережение. В связи с этим, нам необходимо поднять на совершенно новый уровень агентурную работу не только на уровне штабов противника, но и в самом низовом звене — в авиационных полках. С этим, в последнее время у нас образовался серьезный пробел. От тех агентов, которых мы вербовали в третьих странах, толку оказалось мало. Вернувшись в Союз, большинство из них отказывались от дальнейшего сотрудничества с нами, и их пришлось ликвидировать. Других, либо увольняли из армии за пьянство, либо переводили на другие должности, не связанные с боевой подготовкой.

— Мне все это известно, у тебя есть конкретные предложения? — не выдержал Грэхем.

— На сегодняшний день, мы сформировали группу молодых людей, практически подростков, выходцев из семей эмигрантов, для нелегальной заброски в СССР, с целью их последующего поступления в военные училища с последующей легализацией в войсках.

— Мне кажется, это не лучший вариант, — перебивая коллегу, высказал сомнение генерал, — Не исключено, что после заброски в страну, у этих молодых людей могут случайно найтись знакомые, с которыми они ранее дружили или просто общались, и тогда нас ждет очередной провал.

— Я видимо, неправильно выразился, — улыбнувшись, заметил Тиге, — Эти юноши никогда ранее не проживали в СССР. Они родились и выросли в США. Особую ставку мы делаем на выходцев из семей бывших украинских националистов.

— Почему именно на них, а не на русских или выходцев из Прибалтийских республик?

— Во-первых, у нас и в соседней Канаде очень многочисленная украинская диаспора. Во-вторых, ими созданы и активно работают различные антисоветские организации. В-третьих, как правило, в этих семьях, детям с рождения прививается ненависть ко всему советскому и, как подсказывает практика, эта ненависть с годами усиливается. У русских же наоборот, они со временем, начинают копаться в своих корнях, зачитываются Толстым и Достоевским, и как следствие, у них просыпается ностальгия. Эта категория не очень надежная. Латыши, литовцы, эстонцы, даже живущие в СССР, остаются там оперативной средой по сей день. Их неохотно принимают в военные училища, а если они и попадают в армию, то их либо вербуют, либо они становятся объектами проверок КГБ. Поэтому самым оптимальным материалом для вербовки остаются именно украинцы. Кстати, в СССР они считаются самыми преданными сторонниками коммунизма после белорусов.

Тиге на минуту прервался, вытащил из папки еще один документ и, протянув его генералу, продолжил:

— Особо ценным является то, что услуги по подбору кандидатов нам предлагают сами члены «Союза освобождения Украины» — организации украинских националистов у нас в США. В настоящее время с этими кандидатами плотно работают специалисты — филологи, историки, этнографы и другие. В первую очередь шлифуют их речь. Первоначально стоит задача убрать из их лексикона все американизмы, специфический акцент, разъяснить и научить правильно использовать местный сленг, вплоть до ругательств. Затем, с каждым из них изучают легенду, причем так, чтобы они свободно могли описывать город, в котором, якобы, выросли и при этом их никто не смог заподозрить в несоответствиях. К счастью, в этом им помогают их же родители.

— А дальше как? — перебил Тиге Грэхем.

— Дальше, мы заключили договоренность с разведцентром в Мюнхене, где эти люди будут проходить специальную подготовку. После ее завершения, через Чехословакию и Польшу их будут переправлять на территорию СССР, там их обеспечат документами, а дальше, как воспитанники детских домов они будут поступать в военные училища на льготных условиях, что будет давать им стопроцентный успех при зачислении. На период учебы и первых годах службы в войсках, никакой агентурной работы с ними проводить не будем. Другими словами, пять — семь лет отношения с ними будут законсервированы. Этот период даст им возможность раствориться в общей массе и полностью адаптироваться в военной среде. А дальше, начнем работать по намеченной программе.

— Идея хорошая, но до конца не продуманная, — возразил Грэхем, — Что касается ВВС, то летчиков, которых допускают к выполнению боевых задач или разведывательным полетам, в обязательном порядке проверяет военная контрразведка. И тут сложно будет все предусмотреть.

— Этот вариант мы тоже рассматривали. Для создания легенд мы использовали реальных людей, которые в различные годы ушли в мир иной. Как правило, у наших кандидатов по легенде минимум родственников. А что касается спецпроверки в войсках, то в Советском Союзе по Законодательству обычно проверяют лиц, начиная с 18 лет. К этому времени наши люди уже будут учиться в военных училищах. Даже, если КГБ и заинтересует школьная жизнь нашего человека, его фамилия будет значиться в числе выпускников школы.

Тиге откинулся в кресле и, ожидая реакции начальника, с улыбкой посмотрел на генерала Грэхема. Тот, положив в пепельницу тлеющую сигару, еще минуту молча обдумывал услышанное, а затем сказал:

— Знаешь, Юджин, я рад, что мы работаем вместе. Твоя программа, конечно, не сиюминутная, на реализацию ее уйдет несколько лет, но, по крайней мере, на очередном докладе Президенту, я смогу привести ему убедительные доводы в отношении перспектив нашей службы. Я еще раз перечитаю твои документы, а ты распорядись, чтобы советник по рекрутированию представил мне доклад о подготовке и расстановке кадров.

— Есть сэр, — вставая с кресла, ответил генерал Тиге и не спеша, направился к выходу.