Всегда вчерашнее завтра

Но самое страшное известие он получил из Москвы: документы, над которыми они работали несколько месяцев, не дошли до места назначения. Девятнадцатого августа их должны были отправить в Москву, вывезли, но в столицу они не попали. Он мучился, пытаясь уяснить, что именно должен делать теперь. Идти к руководству на доклад он не имел права. Согласно данной им подписке, операция была засекречена, и никто в Литве в подробностях о ней не знал.

Если бы он начал в тот момент собственное расследование, он подверг бы опасности судьбы десятков людей, причинив им горе и боль. Такого позволить себе Лякутис не мог. А молчать не хотел. Он мучился, терзался, не находя выхода. Из Москвы сообщений, подтверждавших получение документов, не поступало. Он звонил туда трижды, но после августовских событий все были озабочены только одним – сохранением собственного места. Из КГБ сотнями увольняли профессионалов, не согласных с политикой нового руководства. В первую очередь избавлялись от сотрудников Второго главного управления – контрразведки. Разведчикам повезло больше: их сразу вывели из общего состава КГБ и отдали под руководство Примакова, который фактически и спас всю прошлую советскую и будущую российскую разведку.

Оставаясь в Вильнюсе, пришлось бы приспосабливаться. А этого полковник не умел и не хотел. Именно поэтому он сразу подал заявление об отставке и уже через три месяца перевез в Москву свою жену и дочь. С дочерью, слава богу, все складывалось нормально. Она вышла замуж за хорошего парня, и теперь у сорокавосьмилетнего полковника подрастал краснощекий внук, которого дедушка любил больше всех на свете.

Но сначала приходилось тяжело. Очень. На волне всеобщего хаоса он не мог устроиться на работу. О службе в КГБ нечего было и думать. Пришедший туда «прораб» Бакатин получил однозначную установку на развал органов и никогда бы не взял к себе на работу бывшего сотрудника литовской госбезопасности, уволившегося из органов по политическим мотивам – из-за несогласия с новой политикой руководства своей республики.

Лякутис работал даже сторожем, потом охранником в фирме. Им пришлось нелегко, и, если бы не Элиза, поддерживавшая его все эти годы, он давно сломался бы под гнетом свалившихся на него несчастий. Деньги кончились, приходилось продавать вещи, вывезенные из Вильнюса, жить в однокомнатной квартире на краю города. Хорошо еще жена смогла устроиться в какую-то фирму, где требовалось ее знание немецкого языка. Первые два года они жили фактически на ее зарплату.

Постепенно все начало налаживаться. Его нашли и предложили место заместителя руководителя службы безопасности одного небольшого банка. Буквально через несколько месяцев он стал руководителем службы безопасности в этом банке, а еще через год его пригласили в другой, более крупный и влиятельный банк. Постепенно в Москве и в других местах начали осознавать, что бывшие сотрудники КГБ – настоящие профессионалы, чей опыт вполне можно использовать для работы в смежных отраслях. Именно поэтому Лякутис и стал руководителем службы безопасности в столь влиятельном учреждении. Это позволило снять квартиру почти в центре Москвы и приобрести наконец «БМВ».

Сейчас, возвращаясь домой, он впервые подумал, что все могло сложиться иначе. Но такого горького разочарования, как после развала великой страны, идеям которой полковник госбезопасности Лякутис служил всю свою жизнь, он не испытывал никогда в жизни. Он прекрасно понимал, что у себя на родине он персона нон грата и в ближайшие десятилетия ни при каких обстоятельствах не сможет снова увидеть свой родной Вильнюс, пройтись по его улицам, встретить знакомые лица. Он слишком много знал, чтобы вернуться в Вильнюс. И о нем имелось достаточно сведений, не позволяющих принять его в столице суверенного государства.

Он подходил к дому, ускоряя шаг. Сегодня он обещал жене приехать пораньше, чтобы сходить наконец в театр, где они не были целую вечность. Заранее купленные билеты уже лежали в кармане. Он вошел во двор своего дома. Как во многих старых московских дворах, еще не тронутых разрушительным действием цивилизации, здесь было тихо и уютно.

Лякутис повернул к своему подъезду, когда увидел высокого мужчину в темном костюме и серой шляпе. «Странно, что он в шляпе, – подумал полковник. – Такие шляпы давно никто не носит». Лякутис хотел пройти мимо незнакомца, но тот шагнул к нему.

– Вы полковник Лякутис? – уточнил мужчина.

– Я гражданин Лякутис, – холодно парировал он. – Какое у вас ко мне дело?

– Я хотел бы с вами поговорить.

– О чем? – насторожился полковник.

Незнакомец оглянулся, проверяя, нет ли рядом чужих людей. Потом сделал еще один шаг и доверительно сказал:

– Нас интересуют некоторые подробности вашей прежней работы.

– В каком смысле? – напряженным голосом спросил полковник. Прошлое обладало страшной разрушительной силой – он в этом убеждался не раз.

– Мы хотели бы получить некоторую информацию по интересующим нас проблемам, – уклончиво ответил незнакомец.

– Кто это – мы? И какие именно проблемы вас интересуют? – сухо спросил Лякутис, уже пожалев, что затеял этот разговор на улице. Здесь было не место и не время для подобных встреч.

Незнакомец снова оглянулся – похоже, он беспокоился еще больше, чем полковник, – и сказал:

– Нас интересует ваша совместная работа с Савельевым. Это касается…

– До свидания, – не дал ему договорить Лякутис и повернулся к нему спиной.

– Мы вам хорошо заплатим, – торопливо крикнул неизвестный на прощание.

Лякутис, не оборачиваясь, пошел к подъезду своего дома. Вошел в него, поднялся по лестнице на третий этаж – он принципиально всегда избегал лифта, – позвонил в дверь. Открыла Элиза.

– Что с тобой? – удивилась она. – На тебе лица нет.

– Сердце что-то болит, – отмахнулся полковник, проходя в комнату и усаживаясь на диван.

– Не нужно ходить сегодня в театр, – предложила жена, – давай лучше посидим вдвоем дома, посмотрим телевизор.

– Нет, – улыбнулся он: она всегда так тонко чувствовала ситуацию, – мы идем в театр. Одевайся поскорее, а то опоздаем. Ты ведь знаешь, я не беру машину в такие места, чтобы ее не угнали. Поедем на метро.

– Конечно, – ответила жена. – А пока я принесу тебе чай.

Она вышла из комнаты, а он, откинув голову назад, напряженно размышлял о странной встрече. Если незнакомец знает о Савельеве, значит, ему наверняка известно, чем именно они занимались. Лякутис покачал головой. Исчезновение Савельева оказалось для него самым непонятным фактом в той вакханалии развала, которая царила в девяносто первом году. Но откуда незнакомец мог знать о самом факте существования Савельева и его совместной работе с Лякутисом? Это был самый охраняемый секрет в их службе безопасности. И вот теперь, спустя столько лет, все вдруг всплыло, став объектом чьих-то интересов.

Лякутис почувствовал, как сердце действительно начинает болеть. Первое время после переезда в Москву он вообще плохо себя чувствовал. Сказывались перемена места, другой климат. Постепенно привык, успокоился. Но сейчас сердце снова напомнило о себе. Через минуту в комнату вошла жена, и он усилием воли заставил себя не вспоминать о Савельеве.

От спектакля они получили большое удовольствие. Домой возвращались пешком. Оба любили пешеходные прогулки, ставшие их общей радостью еще в шестидесятые годы, когда курсант Лякутис познакомился со своей будущей женой. Он был однолюб и за двадцать шесть лет их совместной жизни ни разу не изменил своей супруге, даже не помышлял об этом.

Домой они вернулись в двенадцатом часу ночи. И уже готовились спать, когда раздался телефонный звонок. Он подошел к аппарату, думая, что это звонит дочь. Но услышал все тот же голос незнакомца:

– Вы подумали над нашим предложением? Мы готовы заплатить очень большие деньги.

Лякутис положил трубку. Раздраженно мотнул головой. Почему они не оставят его в покое спустя столько лет? Почему не занимаются этим делом сами? Кому сегодня интересны их служебные тайны? Лякутис понимал, что несколько лукавит с самим собой. Он знал, кому именно могут понадобиться эти тайны. И почему звонивший интересуется именно Савельевым.