Возможны варианты... Книга 1 (СИ)

— То, что Вы называете неприятностью, Михаил Антонович…

— Хватит, Сережа! Все всё понимают. Давай к делу.

— Товарищи генералы, я хотел бы вызвать своего заместителя. В операции «Дядя — Ч», «Дядя — П» и «Мышка» Вилли Яковлевич вошел раньше, чем я. Отдельные аспекты он знает глубже, что необходимо для продолжения игры. Да и именинник он. Его победа — его поздравлять. Для чего Вы и прилетели, я полагаю.

— Не только, не только, Сергей Игоревич. Пригласите Ильвеса.

— Виктор Владимирович! Вы не возражаете: пусть доклад начинает полковник Ильвес, а Ваш ученик продолжит, дополнит и доложит свое видение перспектив. Начнем.

Полковник Ильвес откашлялся свел к переносице белесые брови, т. е. примерил личину грозную и кровожадную, достойную настоящего чекиста.

— Меня ввели в операцию «Мышка» сразу после перевода из СВР в ГРУ, то есть в октябре 2004 года я принял дела представителя Второго Управления ГРУ в Германии. Главная задача — безопасность нашей резидентуры в Берлине. Задел был. Главное — аналитики сделали безапелляционный вывод: утечка из резидентуры. Хочу оговориться: в моей не самой богатой практике эти дела не самые сложные. Так точно, как по Берлину, нас ориентируют редко. Остальное — дело техники и немного удачи.

Влез Куркин:

— Вилли Яковлевич! Я на старости лет стал излишне любопытным. Если Михаил Антонович не возражает. Где Вы зацепились? В удачу на помойке я не очень верю.

— Давай, Вилли! Посвяти в тайны контрразведывательного искусства дилетантов.

— Докладывать о успехах легко!

Как всегда, удача приходит к трудолюбивым, упорным и дотошным. Я бы хотел выделить последнее слово. За неимением фактического материала и агентурной информации мы раз за разом просеивали то, что имели. А ничего серьезного не было, вот и обнюхивали каждую букву и каждый пустяк.

Полковник шмыгнул носом.

И так шесть с половиной месяцев. Корольков уже на печень стал жаловаться, каждый день пил с нашими. Писатель. За семь месяцев этой бодяги стало окончательно понятно, что на предателя выйдем только через связь. Ничего другого у меня просто не было: агент был или на консервации, или мы на что–то не обращали внимание. И я — скорее от отчаяния — держал ребят у домов посольства. Агентуры собственной у супостата не имеем, Центр не даст, даже если есть. Ориентирующей информации жди по четвергам. Радиоперехват и дешифровка ничего не дает.

Денисову фраза не понравилась, но генерал решил промолчать: этот нахальный эстонец был прав.

С некоторым трудом читали только переписку поляков. А там по определению ничего серьезного быть не может. Наружная разведка за фигурантами «Дядя — Ч» и «Дядя — П» тоже ничего. Да и не факт, что мы правильно очертили круг подозреваемых.

Была только уверенность — утечка идет из Берлина, и мы взяли след. Надо упереться, и удача придет. Как–то должна проявиться работа агента.

Корольков пятнадцатого октября обедал в городе и углядел разборку бомжей у мусорных баков гаштета. Мне между делом доложил и вопрос задал: около года мы обнюхиваем баки — ничего подобного не наблюдалось. Почему? Доступ к месту свободный. Мы задумались! Что это местные бомжи ищут? Жратву? Выпивку? Одежду? Что можно найти в мусоре нищих младших чинов посольства России? И не сумел ответить на этот вопрос: побоялся спугнуть удачу.

Сам ночью пролез по бакам. Корольков страховал. Нашел только упаковки продуктов, половина из которых отечественного производства. В упаковку закладку не заделаешь. В стекло и жесть тоже. Этого мусора в изобилии. Баки снаружи и внутри, местность вокруг мы осматривали очень тщательно и не нашли ничего.

Бомжи регулярно и основательно ковыряются в мусоре. Значит, что–то ищут. Ставить «наружку»? Избыточный риск: можем привлечь внимание немцев, напороться на контрнаблюдение, тогда — расшифровка задачи, и надо убираться из Германии. Это невыполнение приказа! Решил проверить предполагаемый маршрут бомжей.

Опять ночью с Корольковым обошли ближайшие помойки. Наметили точки наблюдения, время и — пожалте бриться. Это было семнадцатого сентября.

Установили: в группе двое тружеников — постоянный состав и, похоже, еще двое для мебели. Совпадений по учетам не обнаружили, хотя сверяли качественно, особенно с бывшими офицерами спецслужб Варшавского договора и СССР.

Бомжи регулярно, дважды в день, обходили помойки: утром и вечером — так и должно быть. Выброс идет в основном тоже утром и вечером. Маршрут стабилен, хронометраж тоже. Причем! Наши контейнеры осматривали качественно, но не всегда! Прошу ознакомиться с временным графиком. Несколько позже я приложу к нему еще два.

Логично предположить, что бомжи имеют какую–то финальную точку маршрута? Собранное барахло надо бы рассортировать и подготовить к реализации? Отнюдь! Вот здесь — окрашено в синий цвет — все собранное выкидывают. И при этом было отмечено контрнаблюдение! Бог миловал — и мы ушли чисто. Это был хороший, удачный денек!

Осталось определиться с фигурантом, а это вопрос времени.

Ползли мы, чтобы засечь выброс добра, с семнадцатого сентября по девятнадцатое октября. Но наблюдением установили: если появляется на связи неизвестный мобильник, то в эти сутки изменяется режим активности радиосредств посольства Великобритании. Но не это главное… Бомжи в день появления мобильного телефона все собранное в наших баках не выкидывают.

Подняли результаты наблюдения — вот что получили: двадцать пятого, вечером, собранное барахло бережно сохранили и куда–то отправили. Резидент двадцать шестого озвучивает свою озабоченность: посол двадцать пятого утром дал санкционированную утечку, а агент никак себя не проявил.

Иду к Доктору и на белом листе графика активности вижу: двадцать шестого октября, вечером, в двадцать два часа с минутами, радиообмен Берлин — Лондон. Берлин передал четыреста десять групп. Лондон сначала квитанцию, а через два часа десять минут — сто две группы. Посольство Великобритании, почти в центре «треугольника ошибок». Значит, и с хозяевами определились…

Все стало на свои места. Осталась малая деталька. Двадцать четвертого ноября и она нашлась.

С двадцать второго ноября резидент засадил в архив — искать что–то нужное — двоих офицеров, а двадцать третьего еще троих, в том числе Приемышева. Связь с хозяевами мы исключили, резидент предоставил возможность по разу позвонить домой — предупредить домашних, все пятеро были под видеонаблюдением. Любую попытку на несанкционированную связь мы бы засекли. И тогда все. Но чуда не случилось…

Далее. Двадцать третьего ноября Гора сдает полякам дезу о арестах и готовящейся эвакуации. Поляки — англичанам. Англичане засуетились — по–человечески я их понимаю: ценный агент.

SIS мы вынудили выйти на связь! Не очень, конечно, конспиративно, но и опасности особой нет. Мало ли кто ошибся в номере мобильного.

Знать твердо, что «Виктор» в прицеле Витовского, англичане не могли, но предполагать обязаны.

Кстати, контрольный выстрел сделала секретарь посла. Я попросил Веру Матвеевну перезвонить на мобильный. У нее прекрасный немецкий. Поговорила с девочкой, та назвала свою фамилию. Малость перестарались. Предположительно, была договоренность, и вариант экстренной связи на мобильник дочки предусматривался. К сожалению, с девочкой побеседовать нельзя.

А утром двадцать шестого Вы уже в Берлине. Контрразведка свое дело сделала. Меньше чем за два года от открытия розыскных дел. А средний срок от момента начала разработки до реализации семь — десять лет. Особо хочу отметить…

— Это потом, Вилли! Пишите с резидентом представления. На всех, кто был задействован в операции. Отличная работа! Отличная. Через двадцать лет будете в учебниках! Увековечим. Не скромничайте. Большое дело прокрутили. Из такого дерьма, как похмельный синдром этого говнюка, как его?

— Носков!

— Вот из такого дерьма, как Носков, сделали конфетку! Рад за Вас и поздравляю! Но почему–то душа не поет… Как перед поминками… И все–таки что главное, а, Вилли?