Янтарное море

Петерсон взглянул на часы: было без пяти минут два ночи.

С этого мгновения он часто посматривал на часы. Он слышал, как зашуршали под шинами асфальтовые улицы какого-то городка, как опять начали посвистывать, вылетая из-под колес, песчинки и мелкие камешки грейдера, но высунуть нос из-под брезента опасался. А проводник, покурив, вдруг уснул, сладко посапывая носом.

Ехали час, другой, третий… Проводник спал. Изредка в какую-то щель меж брезентом и бортом кузова проникала колючая, как шило, короткая вспышка света от встречной машины, но движения было мало на ночной дороге, и Петерсона тоже стало укачивать. Проснулся он оттого, что машина стала.

Страх мгновенно сжал его сердце, он схватился за пистолет. Но шофер негромко сказал:

— Приехали!

Проводник мгновенно отшвырнул край брезента, будто и не спал совсем, спрыгнул на шоссе. Дорога посветлела, как всегда перед рассветом, деревья вдруг приблизились и кивали, словно разглядывали и осуждали пришельцев, нарушивших их покой.

Петерсон спрыгнул прямо на прошлогоднюю траву, достал из кузова мешок, приладил на плечи. Проводник поговорил с шофером, машина ушла. Тогда проводник внимательно огляделся и сошел с дороги на еле приметную тропинку. И тотчас же послышался негромкий голос:

— Стой! Кто идет?

— От Будриса! — торопливо сказал проводник, опуская чемодан.

Из чащи выступили два человека с автоматами наизготовку. Они подошли ближе, и проводник обменялся с ними еще какими-то словами. Тогда один из них, молодой парнишка, у которого еще ни усов, ни бороды не было на загорелом лице, назвался, словно шутя:

— Делиньш!

Второй попрощался с проводником, взял у него чемодан Петерсона, коротко назвал себя: «Юрка»! — и скомандовал:

— Пошли!

Проводник махнул на прощание Петерсону и пошел обратно на шоссе.

Юрка двинулся впереди. Делиньш замыкал шествие.

Так они шли больше часа. Медленно и спокойно надвигался рассвет, напоенный густым, как молоко, лесным туманом. Отсвечивали серебром снежные лужи, ручьи и окна в болотах. Низкие клочковатые тучи укрывали солнце, но тепло все равно пробивалось на землю. Громко и озорно разговаривали птицы. А трое путников все шли, шли, шли…

Лагерь возник внезапно, как видение. Выдвинулся на узкую тропинку человек с автоматом, легла через маленький, но шумливый ручей кладка из двух сушин, и вот уже заплясал огонь в яме меж корней большой широколапой ели, открылась дверь бункера, и люди высыпали на поляну, встречая вновь прибывшего.

И вдруг возглас:

— Петерсон!

И ответный:

— Вилкс!

Вилкс отшвырнул палку, на которую опирался, шагнул вперед и обнял пришельца.

Петерсон, так и не освободившись от мешка, похлопывал приятеля по спине, отстранялся, чтобы разглядеть лицо, а тот забрасывал его вопросами, вовсе и не ожидая ответа:

— Как там Силайс? Что делают ребята из школы? Эльзу видел? Кто тебя вывозил?

Но вот он оглянулся, отстранился от Петерсона, вытянулся во-фронт, официально сказал:

— Командир группы Лидумс!

— Рад приветствовать вас, Петерсон! — сдержанно сказал Лидумс.

Кто-то помог Петерсону освободиться от вещей. Кто-то увлек его к столу, накрытому под небом. И тучи как-то незаметно разошлись, брызнуло солнце, и все сразу приобрело уютный, почти домашний вид — так, лагерная стоянка бойскаутов, как в детстве, только удивительно, почему эти бойскауты бородаты и вооружены разнокалиберными автоматами, собранными словно бы со всех полей сражений минувшей войны.

В это время вышел из бункера заспанный Эгле. Не глядя ни на кого, пошел с полотенцем в руках умываться. Петерсон взглянул на сутулую спину, на торчком стоящие уши, окликнул:

— Эгле!

Эгле оглянулся, уронил от неожиданности полотенце, бросился к Петерсону. Он не мог выговорить и слова, только всхлипывал, то ли от радости, то ли от неожиданности, поздоровался, смутился своего растрепанного вида, снова побежал к речке, потом вернулся в бункер. Граф, заглянув в бункер, удивленно сказал:

— Бреется!

Вилкс осторожно пояснил Петерсону:

— Он совсем было опустился. Может, твое появление как-то встряхнет его.

Когда Эгле появился снова, он уже ничем не напоминал ту колючую елку, имя, выбранное им для себя, которое так нечаянно начал оправдывать всем своим поведением. Появление Петерсона и в самом деле словно бы оживило его.

Сразу после завтрака Петерсона уложили спать.

Засыпая, он слышал осторожные движения, полушепот, потом наступила тишина, он понял: это охраняют его покой, — и умилился, совсем, как в детстве. И показалось: все будет теперь хорошо.

Проснувшись, Петерсон вышел из бункера и увидел всю группу в полном составе у того же стола из еловых плах под открытым небом. Его ждали.

Теперь, понял он, наступила торжественная минута настоящего знакомства. Петерсон вынул из кармана пиджака письмо и вручил его командиру, передал приветствия президента Зариньша и Силайса, снял с пальца золотое кольцо с девизом: «Будь преданным до смерти!» — и передал его Лидумсу вместе с просьбой Силайса, чтобы это кольцо побывало у каждого члена группы.

Затем он достал пачку денег — пятьдесят тысяч рублей — и отдал Лидумсу. Краем глаза он проследил, что символический подарок Силайса не так уж тронул «братьев», как этот вещественный знак внимания. Тогда он тут же сообщил, что в закопанных на месте высадки вещах находится еще четыреста пятьдесят тысяч рублей, а также пятнадцать пистолетов и пять автоматов бесшумного боя, которые переслали с ним англичане.

После этого он вручил проявленное тут же им тайнописное письмо Силайса. Письмо было адресовано Будрису, но Петерсон попросил огласить его для всех «братьев». Лидумс прочитал вслух.

Письмо было встречено глубоким молчанием. Петерсон подумал, что надо оживить этих людей, и попросил слова. Лидумс пожал плечами, но не возразил. Тогда Петерсон произнес длинную речь о том, как Запад готовится к решительной схватке с коммунизмом, превознес до небес военную мощь Запада. Он все еще надеялся поднять дух у «братьев» и добиться похвал в свой адрес, — ведь он тоже рисковал, пробираясь сюда, к ним.

Петерсон был несколько раздосадован прохладным отношением «лесных братьев» к его лекции да и к самому его появлению среди них.