Эшенден, или Британский агент

Но чрезвычайные и полномочные послы, как известно, блюдут свое достоинство и отличаются завидным нюхом, если кто-то покушается на их власть, а потому, когда Эшенден по приезде в N. нанес официальный визит британскому послу сэру Герберту Уизерспуну, тот принял его с безукоризненной вежливостью, от которой веяло таким ледяным холодом, что содрогнулся бы, кажется, даже белый медведь. Сэр Герберт был кадровым дипломатом и искусством дипломатии владел в совершенстве. Он не задал Эшендену ни одного вопроса о цели его приезда, ибо знал, что ответ последует уклончивый, однако дал ему понять, что цель эта совершенно неоправданна. О влиятельных лицах, пославших Эшендена в N., он говорил с подчеркнутой лояльностью, за которой скрывалась насмешка, и сообщил Эшендену, что получил рекомендации оказывать ему всяческую поддержку, присовокупив, что будет готов видеть его в любой удобный Эшендену момент.

— Ко мне обратились с довольно неожиданной просьбой, — сказал он. — Я должен отправлять зашифрованные телеграммы от вас и получать зашифрованные телеграммы, которые посылают вам.

— Надеюсь, что таких телеграмм будет немного, сэр, — сказал Эшенден. — Что может быть скучнее шифровки и расшифровки?

Сэр Герберт помолчал. Возможно, он ожидал от Эшендена другого ответа.

— Если вы соблаговолите пройти со мной в канцелярию, — сказал он, вставая, — я познакомлю вас с советником посольства, а также с секретарем, которому вы сможете передавать вашу корреспонденцию.

Представив Эшендена советнику, сэр Герберт протянул ему свою вялую ладонь.

— Надеюсь, буду иметь удовольствие в самом скором времени видеть вас снова, — сказал он и, небрежно кивнув, ушел.

Эшендена нисколько не смутил оказанный ему прием. По долгу службы он должен был находиться в тени, и водить дружбу с официальными лицами в его планы не входило. Но когда вечером того же дня он отправился с визитом в американское посольство, то понял, почему сэр Герберт Уизерспун принял его так холодно. Американский посол, мистер Уилбер Шефер, был родом из Канзас-сити и пост свой получил в награду за оказанные нынешней администрации политические услуги в то время, когда еще мало кто подозревал, что война вот-вот разразится. Это был высокий, плотный, немолодой уже мужчина с совершенно седой головой, но хорошо сохранившийся и на удивление крепкий физически. Его квадратное, красное, чисто выбритое и необычайно подвижное лицо с маленьким курносым вздернутым носом и тяжелым подбородком то и дело складывалось в самые невероятные и смешные гримасы, так что казалось, что сделано оно из красной резины, той самой, из которой изготавливаются грелки. Эшендена он принял необыкновенно радушно. Это вообще был очень добродушный человек.

— Сэра Герберта видели? — первым делом спросил он. — Наверно, смотрел на вас волком, признавайтесь? Я, кстати, тоже не уловил, с какой это стати мы обязаны отправлять ваши шифровки, не зная даже, о чем там речь. Что они, интересно, в Вашингтоне и Лондоне себе думают? Да они не имеют права…

— Простите, ваше превосходительство, но, по-моему, это было сделано только для того, чтобы сэкономить время и силы.

— Предположим. И все-таки, зачем вас сюда направили?

На подобный вопрос Эшенден, естественно, ответить не мог, но, полагая, что признаваться в этом неудобно, он решил дать такой ответ, из которого посол узнал бы немногое. По тому, как он выглядел и держался, Эшенден уже успел заключить, что, хотя мистер Шефер, бесспорно, обладал редким даром направлять президентскую кампанию в нужное русло, он не отличался проницательностью, на первый взгляд, во всяком случае, а в дипломатии это весьма желательно. Он производил впечатление открытого, добродушного существа, весельчака и балагура. Играй Эшенден с таким человеком в покер, пришлось бы постоянно быть начеку, однако в разговоре такого рода он чувствовал себя в полной безопасности. Он заговорил — туманно, неконкретно — на какие-то общие темы, довольно скоро сумел задать послу вопрос о том, что тот думает о ситуации в мире, и мистер Шефер, встрепенувшись, точно полковая лошадь при звуке боевой трубы, прочел ему длиннейшую лекцию, которая продолжалась ровно двадцать пять минут без перерыва. Когда же, утомившись, он наконец замолчал, Эшенден, рассыпавшись в благодарностях за столь радушный прием, под благовидным предлогом удалился.

Решив про себя, что с обоими послами он постарается впредь встречаться как можно реже, Эшенден взялся за порученное ему дело и вскоре разработал план действий. Однако в результате одной услуги, которую он — по чистой случайности — оказал сэру Герберту Уизерспуну, ему пришлось в самом скором времени встретиться с ним вновь. Ему намекнули, что мистер Шефер был в большей степени политик, чем дипломат: весомость его высказываниям придавал скорее занимаемый пост, нежели личные качества. То высокое положение, которого он достиг, Шефер рассматривал не иначе как возможность пожить в свое удовольствие и часто в своем энтузиазме заходил так далеко, что даже его физические возможности оказывались небеспредельны. Во внешней политике он мало что смыслил, а на совещаниях послов союзных держав неизменно впадал в коматозное состояние, поэтому едва ли мог составить собственное мнение о происходящем. Ходили упорные слухи, что чрезвычайный и полномочный посол Соединенных Штатов весьма неравнодушен к одной особе, шведке по национальности, которая отличалась необыкновенной красотой и сомнительным — по крайней мере с точки зрения секретных служб — происхождением. Ее связи с Германией были столь обширными, что вполне можно было усомниться в ее симпатиях к союзникам. Мистер Шефер виделся с ней каждый день и, безусловно, находился под ее влиянием. В последнее время было замечено, что происходит утечка секретной информации, и возник вопрос, не мистер ли Шефер по недомыслию сообщает своей даме сведения, которые та незамедлительно передает противнику. Никто, естественно, не мог отрицать честности и патриотизма мистера Шефера, однако позволительно было усомниться в его сдержанности. Вопрос, таким образом, оказался весьма щекотливым, однако в Вашингтоне, равно как в Лондоне и Париже, утечка информации вызывала серьезную озабоченность, и Эшендену поручили этим делом заняться. Учитывая объем работы, который ему предстояло проделать, Эшендена не отправили в N. одного; среди нескольких его помощников выделялся поляк из Галиции по имени Хербартус, человек очень неглупый, сильный и решительный. Из разговора с ним выяснилось, что, по счастливому стечению обстоятельств (из тех, что иногда облегчают работу тайных служб), служанка шведской графини (пассия американского посла была графиней) серьезно заболела, и на ее место графиня наняла весьма достойную особу из-под Кракова, которая до войны была секретаршей одного крупного ученого, а стало быть, с обязанностями служанки должна была справиться превосходно.

В результате Эшенден каждые три дня получал подробный отчет обо всем, что происходило в роскошных апартаментах графини, и, хотя он не узнал ничего, что подтверждало бы возникшие подозрения, выяснилось многое другое, ничуть не менее интересное. Из разговора за пикантными обедами тет-а-тет, которые графиня регулярно давала в честь посла, стало известно, что его превосходительство затаил нешуточную злобу на своего британского коллегу. Мистер Шефер жаловался графине, что Уизерспун намеренно держится с ним на дистанции, что отношения между ними сэром Гербертом носят сугубо официальный характер. С присущей ему непосредственностью мистер Шефер заявлял, что ему осточертели ужимки и фокусы этого проклятого британца, что он, Шефер, — нормальный мужчина, стопроцентный американец, и протокол и этикет нужны ему так же, как собаке пятая нога. «Мы же свои люди, — возмущался посол, — почему бы нам не встретиться запросто, с глазу на глаз и не обсудить все по-свойски». Для скорейшей победы в войне куда полезнее было бы не плести интриги и не разводить «всю эту дипломатию», а сесть за стол без «всяких там фраков и манишек» и потолковать по-мужски, за бутылкой виски.