За старшего

— Так, — снова сказал босс, а Славка, как и ожидалось, не выдержал:

— Это все зашибись, а с Эдиком-то что?

Нетерпеливый у нас Славик и не слишком дисциплинированный.

— С Эдиком у нас, Славик, все сложно, — с выражением ответил Миша. — Эдик у нас, Славик, принят по делу о преднамеренном банкротстве «Потребтехники» и был бы допрошен в качестве свидетеля. Но при нем, Славик, нашли чемодан с железом — и теперь он фигурант нового дела, по которому фиг соскочишь.

— Ну, не совсем уж фиг… — начал босс.

Славка перебил:

— А что сразу Славик, я не понял? У тебя предъява, что ли? Из цикла «я Эдика сдал», типа, или просто потерпевший где-то, ты, Мишенька, это имеешь в виду? — спросил Славка, растопыривая локти.

— Так, — сказал босс уже другим тоном.

Миша тоже растопырил локти, вставая, и объяснил:

— Я, Славик, имею в виду — как и босс, по ходу, — что само по себе железо ни разу ни фига не значит, и человека можно хоть с базукой принять — и отпустить, потому что базука — она животное чистое и нарезка с нее нигде не всплывает. А со стволами, Славик, есть такая маза, что они паленые бывают. И тогда не соскочишь, потому что колокольчик по системе бренчит — динь-динь.

Славка опять зажмурился, тут же распахнул глаза и рот, но босс опередил:

— Слава, жди. Миша, толком — какие паленые. Чистые же стволы.

Миша сухо объяснил:

— На «глоке» из чемодана висит Рома Камский. В Перми такой был однажды, не помните?

Босс выругался и встал, глядя на Славку. Тот мазнул глазами по полу, соображая, и твердо сказал:

— Хрень, я пулю забрал, там навылет было.

Босс разъехался пальцами по зачуханному столу, как по планшету, и вкрадчиво сказал:

— Слава, а ты влегкую свою пулю от не своей отличаешь?

— Да ё, а ты не отличаешь, что ли? Да там ни у кого таких же не было! — воскликнул Славка и замолчал, бледнея.

— У Пашки была, — обвинительно сказал Миша.

Славка задрал голову. Он уже все понял. Чего там было понимать-то.

— И как раз Пашкин «глок» мы там сбросили, — все-таки сказал задумчиво босс и сел, глядя сквозь зачуханные шторы.

Славка, матерясь, смахнул весь витаминный парад в раковину и уперся руками в зачуханную столешницу. А к Мише с боссом, получается, повернулся спиной. Покорно так и показательно. Рисовщик, хотел сказать Миша, я тебе в Перми жизнь спас, а ты мне затылок подставляешь, хотел сказать он, а нефиг было с двух рук сандалить, Юньфат недоделанный, хотел сказать он, и куда мы теперь голые, хоть перочинные ножики в «Канцтоварах» покупай, хотел сказать он. Но сказал:

— Вот примерно так.

Через несколько секунд Славка спросил, не оборачиваясь:

— И что делать?

Босс снова повозил пальцами по зачуханному столу и сказал, все так же уставившись в затянутое окно:

— Ну, два богатых варианта есть. Чистить с Эдиком и чистить без Эдика. По ходу посмотрим. Блин, как все ловко начиналось-то и как…

Он оборвал себя, оглядел остатки «звездочки» и сказал:

— Чистить, короче, всяко придется. На нас по щелчку выйдут — Эдик-то долго не продержится.

— А если продержится? — глухо спросил Славка.

— А если продержится, а мы его не вытащим, будет плохой прецедент. Ладно. Адвокат уже приступает, какое-то время у нас будет. Слав, хорош страдать, садись. Думать надо. С чаем это легче, с шоколадом тем более.

— Я шоколад не купил, — сказал Миша холодно.

Шоколадка, как всегда, нашлась у Славки.

ГЛАВА 5

Чулманск.

Артем Терлеев

— А я повторяю, что мой доверитель не уполномочил меня раскрывать эту информацию, — сказал Мезенский, снисходительно улыбаясь.

Новикова откинулась на спинку стула и посмотрела на Артема. Артем пожал плечами: ты следак, ты и разбирайся. Новикова повернулась к адвокату, улыбаясь сладко, как кайман. Артем извинился и вышел. Он и впрямь не знал, как и чем давить на строптивого адвоката, но решил не зарываться. Справки-то навести можно.

Когда Артем вернулся в кабинет Новиковой, адвокат уже испарился, оставив после себя запах одеколона и почему-то влажной шерсти, ощутимый даже в стандартной новиковской атмосфере школьного туалета дискотечным вечером, восстановившейся, очевидно, едва гость откланялся. «Баран как есть», — мельком подумал Артем и сообщил:

— Короче, особых концов на него нет. У нас не светился, но по республике и округу мужчина заметный. Защищает, как правило, папиков по уголовке — чиновников, депутатов, буржуев из крутых фирм. Изнасилования, убийства по неосторожности, связи с ОПС. Хозяйственными делами вроде неизвестен.

— Любопытно, что ужас, — сказала Новикова, бычкуя сигарету и немедленно подпаливая следующую. — И что, сильно успешный мужчина?

Артем пожал плечами.

— Ну, как все. Когда дают — успешный. Ушлый — это по-любому. Под следаков копает, кстати.

Новикова кивнула, щурясь от дыма. Хотя ей, скорее, от свежего воздуха следовало щуриться и падать, выдирая ключицы куцыми ногтями. И все-таки уточнила:

— Примеры есть?

— Булатов.

Новикова выпрямилась.

— Булатов? Так это он, этот шибзд, Булатова закрыл?

— Ему в основном по делу Хайрутдинова предъявили, а дело как раз Мезенский этот дербанил, — сказал Артем. — Ну, и, по ходу, барабанил в прокуратуру. Те вцепились. И все, нет Булатова.

Новикова высадила остаток сигареты в одну затяжку, вдавила фильтр в пепельницу, пошарила в пачке, ругнулась, смяла ее, выбросила и полезла в сумочку за новой.

— А остановился он где? — поинтересовалась Новикова как бы между прочим.

Артем развеселился:

— Ну ты, мать, даешь. Совращать его пойдешь или белого кидать?

Новикова замерла, закатила глаза и сказала, вернувшись к шуршанию целлофаном:

— Вот дурак же ты, Терлеев, а.

Артем подождал, понял, что продолжения не будет, и поинтересовался:

— А зачем тебе тогда, где он живет?

Новикова закурила, отвернулась к экрану, повозила мышкой и деятельно защелкала клавишами. Артем уже решил сказать что-нибудь обидное и уйти, когда почти любимая руководительница пробормотала, не отрываясь от компьютера:

— Ну, на всякий случай — это во-первых… Прозвонить, кто ему жилье оплатил, — во-вторых… Может, так узнаем. А то девочку строит: доверитель не велел… Кто велел, не скажу… Кому хочу, тому даю… Тайный какой нашелся.

Новикова повысила голос, но тут же взяла себя в руки и вернулась к бубнилову:

— Ну и, в-главных, еще такая вещь: он же кому-то отчитываться должен. С доверителем встретился, теперь расскажет, что видел, что слышал, какие виды. Может, по телефону, а может… Кому-то ведь Филатов чумаданчик вез, сюда вез. Понимаешь уже?

— Да уж. Слушай, так он, может, на отчет и дернул? Надо было Ильдарику свистнуть, чтобы он его прямо отсюда и повел.

Теперь Новикова оторвалась от экрана, сделала особенно глубокую затяжку и пустила в сторону Артема длинное густое облако.

— Да, — сказал Артем подавленно. — Сморозил, виноват. Не повторится.

— Прям, — откликнулась Новикова и вернулась к экрану.

Артем взялся за ручку, но все-таки решил мстительно осведомиться:

— Много лайков?

— Тебе и не снилось, — отрезала Новикова. — Ты лучше скажи, с камерами что?

— Хожу, ищу. Пока по нулям: у этих записи не хранятся, у тех в другую сторону повернуто, но намеки какие-то есть.

— Намеки у него. А бабай этот, Захаров, он реально дурак или говорить не хочет?

— Или и то, и другое. Не дурак, ясно дело. Дурака включает, это да, хоть два «Оскара» давай, — но я не всосу, отчего. По ходу, опасается, что я под Неушева рою.

— Ну, можно понять. Хорошо, сама с ним попробую. Шамайко на завтра вызвана?

— Да, на полдевятого.

— Вот ты зверь.

— А я при чем? Я предлагал в одиннадцать, она говорит: тогда уж лучше с утра. Ныла, что ножка болит, машинка не ездит. Но как я сказал, что с радостью экипаж за ней пришлю, ее приотпустило сразу.