За старшего

— Это что за данные такие?

Артем протянул папочку. Газизов взял, положил ее перед собой, не раскрывая, и попросил:

— Давай своими словами.

Артем, глядя перед собой, продолжил гнать сукно:

— Кроме того, по информации, требующей дополнительной проверки, значительная часть налоговой задолженности образовалась искусственным образом — в результате незачета налоговыми органами части платежей, произведенных заводом.

— Это как?

— Возврат в связи с якобы неправильным оформлением документов, компьютерные сбои, зачисление получаемых сумм в качестве штрафов и пеней по вновь образовавшимся долгам, в результате чего задолженность по основным платежам продолжала расти. При этом все искусственно образовавшиеся долги немедленно обрастали новыми штрафами и пенями. Эти обстоятельства с одновременным арестом Неушева по совершенно другому делу позволили мгновенно завершить перевод завода в иные руки.

Даже про «совершенно другое дело» Артему удалось сказать совершенно ровным тоном.

Газизов поерзал, раскрыл папочку, тут же закрыл ее и воскликнул:

— Слушай, ну так ведь не бывает!

Артем смотрел на него почти не моргая. Поскольку от дальнейших выкриков начальство воздержалось, Артем, помедлив, продолжил:

— По имеющейся информации, по аналогичной схеме в течение текущего года произошла смена владельцев четырех заводов того же профиля, что и «Потребтехника», — в Самарской, Ростовской, Кировской и Челябинской областях. Везде новым владельцем стала ОМГ. Везде за пару месяцев до смены владельца в финслужбу прикомандировывался Эдуард Геннадьевич Филатов.

— Ох ты ж еж на жабе, — сказал Газизов с выражением. — А от кого он прикомандирован был? От профильного министерства — ну, кто там — Минприбор какой-нибудь?

— От ФСБ.

— Как?

— От местного управления, — уточнил Артем, отлепляясь от сукна. Кажется, он уже мог и имел основания говорить по-человечески.

— А жаба аж жужжит, — завершил все-таки Газизов любимую мудрость, откидываясь на спинку кресла. — А я, главное, понять не могу: чего они вола-то за хвост, и чего Викулов так страстно в трубку дышит. Так это у «соседей» операция, выходит, а мы в нее нестрижеными руками…

— Операция — возможно, но не у них. От Филатова они отреклись.

— В смысле?

— В прямом, как апостол Петр.

— Артем, я человек глубоко неверующий и нерусский. Ты бы со мной попроще как, а?

— Ну куда проще. Я им звоню, представляюсь, спрашиваю: кто посылал? Они тык, мык, менжуются чего-то. Я говорю: а посылали вообще, нет? Они снова тык, мык.

— Кто конкретно? — спросил Газизов, прищурясь.

— Такие Салимов и Медведев, потом еще Красненков был — это когда я уже приехал.

— Ты еще и приехал, — сказал Газизов горько.

— Ну а как еще? Приехал — они дурака включили. Айда бегать, какими-то бумажками прикрываться, оперативная необходимость, то-се. Я говорю — фигня, у меня самого такой необходимости полный пиджак, вы нормальную бумажку покажите. Тут как раз Красненков подтянулся, айда наезжать. А я тупо на своем. Ну, они и скисли. Все вопросы к Ибрагимову, говорят.

— Айдар Халимычу? — уточнил Газизов.

— Ага. А он в отпуске, говорят. А сами мы, говорят, знать ничего не знаем ни про какого Филатова. И даже сомневаемся, что он может иметь к нам отношение, говорят. Я говорю: то есть он не под вашей защитой? Они опять тык, мык. Я говорю — ну, как надумаете чего — свистите. Будем базы сверять. И пошел.

— То есть у тебя натурально есть доказательная база? Не слухи там или что, а показания и документы?

Артем показал на папочку. Газизов снова открыл и закрыл ее, не заглянув. Он, мучительно подумав, спросил:

— Это. Возвращаясь к нашим бардакам: что ты, значит, делал-то сегодня? Ну и всю неделю, пока шлялся, а Новикова несчастная тебя покрывала почем зря?

Артем снова показал на папочку.

— Хорош уже дирижировать, почитаю, почитаю. Я-то, грешным делом, подозревал, что ты в запой, значит… Ты своими словами пока, в темпе.

Артем, не обращая внимания на косяки про запой, покорно и размеренно перечислил:

— Я съездил в Кировскую область, провел ряд бесед и получил ряд документов по поводу смены собственника Даровского завода «Вятспецмеханика». Там есть четкие признаки рейдерского захвата, ключевую роль в котором играл гражданин Филатов. Потом вернулся, получил оперативную информацию о прибытии гражданина Филатова в Чулманск и задержал его для беседы.

— Все-таки ты, — сказал Газизов. — Я тут час рассказываю, что ни про какого Филатова не знаю и все такое, а ты его в кровавых застенках, значит… Блин, Терлеев, я тебе что-то плохое когда сделал, что ли?

Артем покрутил головой. Возражать было нельзя. Пусть еще разок проорется. Газизов не проорался, а с полминуты горько спрашивал, что ж за подставы поганые и откуда молодежь такая берется. Полгода назад Артем непременно подсказал бы, что из одного примерно места, но сейчас молчал. Пока Газизов не сказал:

— Короче, сталинский палач, бери своего драгоценного рейдера, целуй в уста сахарные и выпускай с извинениями.

— Почему?

— Руководство советует.

— Не приказывает?

— Артем Саныч, это такое руководство, которому приказывать ни на фиг не сдалось. Советская власть была такая однажды, не слыхал?

— Слыхал. Была да сплыла.

— Не, не сплыла. Она к ним уплыла. Так что при всем моем к тебе уважении… А, кстати. Как узнал-то, что Филатов приезжает?

— Шепнули, — сказал Артем, не вдаваясь в подробности, в которых сам еще толком не разобрался. Надо все-таки выяснить, что это за Никулин такой, чего он бриллиантовые наводки бросает мелкоперому провинциалу то сам, то через помощника, и почему у помощника голос и интонации напоминают никулинские до степени смешения.

— А чего ради он опять?.. — начал Газизов и решительно себя оборвал: — Да без разницы, в общем. Короче, при всем моем уважении, любви и, откровенно признаюсь, зависти к тонкому слуху — хорошо поработал, молодец, но засуетился и попер не туда. Давай, выпускай Филатова.

Артем кивнул и быстро посмотрел на часы, украшавшие хрустальный Биг Бен на столе Газизова. Эксперты должны уже были успеть. Артем устало спросил:

— Чемодан ему отдавать?

— Какой чемодан? А. Ну само собой, если его. Так. Сядь.

Артем снова сел. Газизов рассмотрел его невозмутимость и жалобно поинтересовался:

— Вот почему надо мной все издеваются? Ведь не просто так про чемодан спросил, да? Что там, герыч? Инструкции муллы Омара с автографом? Пять кило тротила?

Артем пожал плечом и сказал:

— Да какое там. «Стечкин», два «глока», «беретта», «Драгунов», разная оптика к нему. Глушаки. И патроны, конечно.

Газизов откинулся на спинку и сказал что-то длинное. Артем ждал. Газизов, покивав, спросил:

— Засвеченное?

— Ну вот сейчас ребята пробивают — я потому и не хотел к вам заходить, пока результата…

— Заткнись, — сказал Газизов, поднял трубку и велел срочно соединить с Реутовым. Артем дождался, пока Газизов, дорычав, брякнет трубку на рычаги, и спросил:

— А если стволы незасвеченные — отпускать?

— Заткнись, — повторил Газизов и уставился на дверь.

Артем не успел узнать, способен ли в нынешнем состоянии на истерический смех, позыв к которому неожиданно ощутил где-то под ушами. Реутов прибежал с лысиной цвета зари — газизовский рык действовал на эту лысину с потрясающей стабильностью и точностью до полулюмьера. И тон у руководителя службы экспертов-криминалистов был привычно оскорбленным. Он сообщил, что все стволы чистые, кроме одного «глока». Его пулю в прошлом году вытащили из головы кавказского авторитета, легшего почти со всей бригадой в любимом санатории под Пермью.

ГЛАВА 3

Чулманск.

Леонид Соболев

Ибрагимов задрал голову и с треском потер под небритой челюстью. Тут он словно впервые заметил в углу собственного кабинета форточку, встал так, что кресло отъехало к стенке, и побрел эту форточку открывать, попутно уронив мышку от компьютера, стул и папку с документами. Папку Ибрагимов поднял и сунул в стол, остальное перешагнул и загремел форточкой. Выдернул ее, как кольцо из «лимонки», подышал несколько секунд и побрел обратно, в меру сил ликвидируя нанесенный интерьеру ущерб. Вернее, модернизируя его. За Ибрагимовым текла острая свежесть какого-то особого свойства — речная, что ли. Соболеву захотелось сбегать за шапкой или прикрыть лысину ладошкой. Это Кама, напомнил он себе, чуть нахохлился и продолжил вежливо улыбаться.