Призрак Проститутки

Мы потащили лодку обратно в воду, но и тут я продолжал обдумывать сценарий. Если меня схватят, я скажу кубинской разведке, что пробыл в Майами всего неделю, но успел пересечься с койотами. Опишу их внешность. Они — разведка — наверняка все это перепроверят по своим каналам. Мы медленно продвигались вдоль берега в поисках заветного ручья, держась на расстоянии футов двухсот от суши, и я все продолжал импровизировать, как актер, которому хочется поглубже осмыслить доставшуюся роль. А как насчет детства? Я провел его в Элсуорте, штат Мэн. Отец — плотник, мать — домохозяйка. Закончил среднюю школу, дальше учиться не стал. Вряд ли в архиве кубинской разведки имеется ежегодник выпусков Элсуортской средней школы, в КГБ — да, возможно, но не в кубинской разведке.

Хорошо, что я успел насладиться моими творческими находками, — какое-то время мне не пришлось больше предаваться полезным размышлениям. Обогнув небольшой мысок, мы наконец обнаружили ручей; Батлер хлопнул меня по плечу, подтверждая находку, и повернул влево, к берегу. Затем мы снова высыпали из лодки, подтащили ее к одинокому деревцу и затаились в ожидании, вслушиваясь в уже знакомую какофонию, которая доносилась из чащи.

Не обнаружив тропинки, мы все же решили выставить пост, и Батлер приказал одному из кубинцев подняться вверх по ручью до ближайшей излучины. Однако не прошло и двадцати минут, как наш дозорный возвратился. Его заели москиты. Батлер сунул ему склянку с отпугивающим насекомых снадобьем и отправил обратно на пост.

Мы ждали. Пароль — «parangon»[199]. Отзыв — «incompetente»[200]. Я изо всех сил напрягал слух. «Па-ран-гон» — послышится хриплый голос или шепот? Вместо этого из кустов тучей налетели москиты. Я достал свое снадобье и поделился с Батлером. Он заметно нервничал. Мы снова сунули голову в черный мешок и развернули карту. Если предположить, что при первом заходе мы ошиблись более чем на полмили, тогда пригорок, который я принял за ориентир, тоже был не тот, а следующий, западнее первого. Мы с Батлером опять очутились нос к носу и, задыхаясь от волнения, что мы снова запутались с картой, заспорили.

Я упорно отстаивал свою версию. Тяжело дыша, мы так бы и пререкались до бесконечности, но, на наше счастье, из кустов вдруг появились долгожданные кубинцы в сопровождении нашего дозорного. Мы обменялись негромкими приветствиями. А ведь и на войне есть чему радоваться, подумал я, да еще как! Не в моем характере было столь откровенное проявление симпатии к незнакомым людям, но эти шестеро кубинцев, внезапно появившиеся из-за кустов, казались мне таким подарком судьбы, что я дал волю своим чувствам, хотя в темноте не мог разглядеть даже лиц.

Поначалу свободному общению мешал перевод. Мои собеседники разговаривали на непонятном для меня диалекте. Поэтому они сперва обращались к одному из наших спутников, а тот переводил сказанное мне. Это отнимало время. Прямой контакт не получался, а вопросов возникало множество. Например, что делать с лодкой после разгрузки — попытаться втащить ее вверх по ручью и, отыскав подходящее укрытие, спрятать или же, выпустив из нее воздух, оставить в зарослях, поближе к воде, а затем, когда вернемся, надуть ее снова с помощью ножного насоса? Когда наконец выяснилось, что подходящего места вверх по ручью нет, мы остановились на втором варианте: выпустили из лодки воздух, скатали резиновую оболочку до габаритов большого чемодана и, найдя вместительную расщелину, спрятали ее там.

Теперь следовало уносить ракеты. Каждый ящик весил сорок фунтов. Поскольку, в отличие от нас, встречающие знали дорогу и, в частности, наиболее вероятные места вдоль ручья, где нас могла ждать засада, один из них пошел первым, другой — замыкающим, но всем без исключения — Батлеру, мне, четверым нашим кубинцам и шестерым местным — досталось по двадцатикилограммовому ящику. Два ящика остались лежать на песке. Когда самый крепкий из местных отдал приятелю мачете и взвалил по ящику на каждое плечо, Батлер решил последовать его примеру и сунул мне свой карабин. С ящиком на одном плече и с двумя стволами на другом я присоединился к остальным, и мы медленно двинулись вверх по течению.

Мы продвигались вперед с неимоверным трудом, то и дело проваливаясь по колено в воду, перепрыгивая с камня на камень, с кочки на кочку, скользя, шлепаясь в грязь, иногда роняя ящики. Время от времени ручей растекался до размеров пруда, и мы двигались по пояс в воде. Я не был уверен, что мы прошли милю, а казалось, как минимум пять, пока наконец, промучившись чуть ли не два часа и окончательно выбившись из сил, не доползли до петлявшей вдоль берега грунтовой дороги и нашли полянку, где можно было сложить ящики. Было обещано, что еще до утра за ними придет грузовик. Больше ничего местные нам не сказали, а может быть, и не знали. Напоследок они посоветовали нам сразу же отправляться в обратный путь. Тут, мол, торчать опасно — по дороге в любой момент может проехать милицейский патруль.

— Я остаюсь здесь, — заявил Батлер, — до приезда грузовика.

Один из кубинцев попытался объяснить ситуацию. Если нагрянет милиция и обнаружит ящики, местным жителям не поздоровится. Хотя, с другой стороны, это еще полбеды, так как милиция может предположить, что ракеты принадлежат орудующей в этих местах банде из Матансаса. Если же они нарвутся на нас, наверняка возникнет перестрелка, будут убитые. Поэтому лучше уж нам возвращаться прямо сейчас.

— Скажи этому типу, — уперся Батлер, — что для нас самое важное — наши ракеты. Мы будем ждать, пока не придет грузовик.

Я не успел перевести его слова. Послышался шум мотора, но появился не грузовик, а старый облезлый «линкольн» салатового цвета.

Мы затолкали четырнадцать заляпанных грязью ящиков в багажник и на заднее сиденье машины, и водитель, кое-как прикрыв торчащие углы каким-то тряпьем, широко улыбнулся нам на прощание — сверкнул ослепительно белыми зубами из-под черных усов, — развернулся и был таков.

Нам ничего не оставалось, как двинуться в обратный путь вниз по ручью. Весь световой день нам предстояло провести в сельве, ища спасения от москитов, а ближе к ночи мы надуем свою лодку и вернемся на борт «Принцессы». Батлер, казалось, был разочарован, что все обошлось без дополнительных приключений.

Я его понимал. Могло быть и поинтереснее. Обратный путь занял минут двадцать, не больше. Не стоит вдаваться в подробности о том, как прошел этот день. Мы забрались в чащу. Кое-как отвоевали по кусочку пространства среди зелени, облились с ног до головы снадобьем от москитов и попытались заснуть, но то и дело вскакивали от малейшего шороха в лесу. Со стороны моря до нас доносился шум моторов патрульных катеров, а над головой сквозь густую паутину тропической листвы кое-где проглядывало небо, в котором проносились реактивные самолеты. Дважды — утром и во второй половине дня — вдоль берега лениво пророкотал вертолет. В упорной борьбе с москитами победу за явным преимуществом одерживали они, несмотря на все наши ухищрения и средства химической защиты. В конце концов я пришел к выводу, что торопить вялотекущее тропическое время бесполезно, и смирился.

Начало смеркаться, и апокалиптическое зарево потонуло и растаяло на западе в зеленовато-пурпурной мгле. К вечеру москиты окончательно осатанели. Терпение Батлера лопнуло, и он приказал нам вытащить лодку на песчаную отмель у ручья. Там, за кустами, мы по очереди поработали ножным насосом, и через полчаса лодка была готова. Мы уже заканчивали погрузку, складывая в лодку последние карабины, коробки с боеприпасами и мачете, когда вдоль берега медленно проследовал небольшой катер, с борта которого явно велось наблюдение. Будь в это время немного светлее, нас наверняка заметили бы.

Через пятнадцать минут мы отплыли от берега. До места встречи с «Принцессой» — не более получаса ходу, но дальше оставаться на берегу было невыносимо. Нам не терпелось вырваться наконец из объятий хищного и таинственного существа по имени Куба, где мне довелось почувствовать себя микроскопическим насекомым, запутавшимся в шерсти невидимого мастодонта.