Гром

«Вот она, – подумал Джон, – черта. Возможно, я уже переступил ее».

– Им пришла в голову великолепная идея, – сказал он. – Позволить армии сделать это за них. Или попытаться выбраковать меня или сделать из меня человека. Управление «руководило» моим выбором. Как резервист, я пошел в воздушно-десантные войска, получил направление в спецподразделение «зеленые береты». Специальные приемы ведения разведки, обучение особым способам ведения боевых действий. Армейские разведывательные школы в Аризоне, Кентукки. Несколько недель обучения оперативной работе с инструкторами ЦРУ на надежной явке в… Новой Англии. Мне понравилось там: снег, березы. Что это? – сказал он, положив на стол похожую на журнал брошюру, которую он принес из дома Фрэнка.

– О, – сказала Фонг, – это…

На обложке было написано: «Новое чикагское речное обозрение».

– Так, ничего особенного, – закончила она.

– Не пытайся провести опытного обманщика.

– И опытного убийцу? – Она не улыбалась.

Джон тоже. Он пролистал страницы – черно-белые фотографии, рисунки, строчки прозы и…

– Страница сорок семь, – подсказала она.

Он прочитал одно из семи стихотворений на этой странице:

– Мне нравится, – сказал он.

– Мне тоже.

– Почему не «Фонг Мэтьюс»?

– Это старое стихотворение, – сказала она. – Тогда мне не хотелось, чтобы… под ним стояла моя фамилия. К тому же хайку, под которым стоит звучащее по-японски имя, скорее примут, чем если под ним будет стоять смешанное.

– Которое на самом деле вьетнамское.

– Которое на самом деле американское. Которое выглядит, как всякое…

– Для меня ты выглядишь так, как есть.

Она закатила глаза.

– Папа не одобрил бы моего желания добиться успеха хитростью.

– Если ты уберешь из последней строчки журавля, поставив вместо него «Я», ты получишь правильный подсчет слогов.

– В наше время допускается отступление от правил.

– Но если ты меняешь форму…

– Кроме того, «журавль» мне нравится в моем стихотворении гораздо больше, чем «я». Это важнее, чем форма.

– Кроме того?

Она пожала плечами.

– Без «Мэтьюс» за моим именем папа мог не беспокоиться о том, что это найдут при обыске.

– Не думай об этом, – сказал Джон. – Это моя работа.

– Где ты делал свою работу? Я имею в виду настоящую работу, а не игры в здании конгресса.

– Твой отец когда-нибудь рассказывал тебе про меня?

– Папа никогда бы не стал много рассказывать мне про тебя.

– Почему?

– Он никогда не хотел, чтобы я общалась с людьми, подобными ему.

– Наверное, он был прав, – сказал Джон.

– Ты сказал это как простой человек? Или как шпион?

Спроси:

– Могу я почитать другие твои стихи?

– Нет, – отрезала она. – Вам случалось вместе выполнять задания?

– Никогда. Я всегда работал соло. Глубокая конспирация.

Расскажи ей: регионы, в которые тебя забрасывали, недолго будут оставаться секретными, и кроме того, эта война закончилась.

– Во времена «холодной войны» моим первым заданием был Пакистан. ЦРУ организовало канал между Китаем и Афганистаном через территорию Пакистана. У нас были секретные соглашения с коммунистическим Китаем: помогать им продавать оружие повстанцам, сражавшимся с марионеточным правительством Афганистана, которое поддерживали Советы.

Я был глубоко законспирированным наблюдателем за всем и всеми. Изображал из себя этакого бездельника с рюкзаком за плечами. Покуривал травку. Ловил кайф. Выглядел как опустившийся бомж, придурок-янки, а не шпион.

– Ты затягивался?

– Никогда.

Она рассмеялась, стараясь сдержать свой смех.

– Я не должна смеяться. Только не сейчас.

– Именно сейчас, – сказал он.

– Я попытаюсь поверить твоим словам. – Она покачала головой. – Управлению, должно быть, нравилось, что ты куришь травку.

– ЦРУ заняло в этом вопросе такую же позицию, как и полиция по отношению к своим парням, тайно внедряющимся к наркоманам. Так что не стоит нас этим попрекать, мы вовсе не стремимся к этому и не получаем на это специальную санкцию, однако конспирация вынуждает. Главное, не переусердствовать и не втянуться. Они очень внимательны во время обследования на детекторе лжи и специально заостряют внимание на употреблении наркотиков.

– Какие, должно быть, были славные денечки.

– По большому счету это была пустая трата времени.

– Курение наркотиков?

– Ловля на наживку. Наркотики… – Он пожал плечами. – Можешь смеяться, но у меня было достаточно тяжелых моментов с незатуманенной реальностью. К тому же, это вредно для легких. Самое трудное было не угодить в ловушку к каким-нибудь жуликам-контрабандистам.

– А что было потом, мистер Чистюля?

– Изображал студента, занимающегося в Гонконгском университете. Каллиграфия, китайская литература, Па-ква и Синг-и.

Он принялся подробно описывать свое пребывание в Гонконгском университете, борясь с желанием забыть, что она внимательно слушает, и целиком погрузиться в глубины своего я, к своим корням И Цинь.

– Затем был Бангкок, работал для настоящей компании, занимавшейся переработкой металлолома. У этого города бизнес в крови. Одновременно держал под пристальным наблюдением Камбоджу.

– Вьетнам? – спросила она.

– Он не был среди моих первоочередных целей. Опять вернулся в Гонконг. Сначала работал по импорту-экспорту, потом притворялся очередным бездельником – художником-баталистом. Таких там тьма-тьмущая. Логичное прикрытие.

Он осушил остатки бурбона.

– Покинул Гонконг в восемьдесят девятом. Пришло время взять тайм-аут.

– Почему?

– Я не могу ответить на этот вопрос, – сказал он ей.

Она подождала. Спокойно. Вполне спокойно.

– Не могу, – помолчав, повторил он. – После этого… Буря в пустыне. С моей подготовкой «зеленого берета» я был прикомандирован управлением к специальным оперативным частям в Саудовской Аравии: рок-н-ролл против Ирака. А потом меня перевели работать с твоим отцом. Мне нравилось с ним работать. Он многому меня научил. Хорошо относился ко мне. Вообще был хорошим человеком.

Она смотрела в сторону.

Джон сказал:

– Я до сих пор не свыкся с мыслью, что он мертв.

– Вижу, – сказала она. – Спасибо тебе за то, что привел меня сюда. Я не была голодна, но… И спасибо за помощь с похоронами. И за все остальное.

– Это то, что я должен был сделать.

– Обязанность, да?

– Это не связано с работой.

– Который час? – спросила она.

Новые часы, которые Джон купил по дороге к дому ее отца, имели как стрелки, так и цифровой циферблат.

– Шесть семнадцать.

– Четверть шестого в Чикаго, – сказала она. – Я, должно быть, еще сидела бы сейчас на работе, размышляя, где бы пообедать.

– Где ты остановилась? – поинтересовался Джон.

– Дома. Где же еще?

– Одна?

– Конечно. – Она нахмурилась. – Пропавшие фотографии… Что это все-таки значит?.. Ты думаешь, мне там будет угрожать опасность?

– Нет.

– Скорее всего так оно и есть: они уже обыскали там все. Нет причины возвращаться.

– Я просто беспокоюсь за тебя.

– Не стоит. Даже папа понял, что в этом нет необходимости.

– У тебя есть здесь друзья?

– Тебя считать?

– Конечно.

Она посмотрела на него.

– Тогда один есть, – сказала она.

– Друзья семьи? Люди, с которыми работал твой отец? Кто-нибудь, кому можешь доверять?

– Из-за моей чертовой юности, маминого рака и папиной карьеры секретного агента мы мало общались с окружающими. Всякий раз, когда появлялись люди с его работы, я уходила. Я сдерживала желание спросить у них, не они ли сажали моих родственников во время программы «Феникс».