Эскорт для предателя

— Нет. Просто нам известно, что кто-то интересовался им. Возможно, нашел его. Все, что я могу сказать тебе, — что это одно из главных направлений исследований. Это достаточно для твоей работы.

Аль-Маджнун дал Мехди Исфахани черную папку. Следователь опасливо взял ее в руки.

— Ты должен вести себя как кот, господин Мехди. Толстый кот с усами и маленькой бородкой, — сказал Аль-Маджнун. — Двигайся тихо и осторожно. Не надейся ни на друзей, ни на то, что знаешь, где правда. Это дело может оказаться пустышкой, а может — чем-то серьезным. Не стоит пугать людей без необходимости. Революция не совершает ошибок. На этом основан авторитет Вождя. Если допущен просчет, с этим надо разбираться с величайшей аккуратностью. Ты понял? Задавай вопросы, но очень осторожно.

— Да, генерал. Безусловно.

— О ходе расследования информируй меня. Но только не письменно, мин фадлук. И о расследовании не должен знать никто, кроме меня. Это приказ, отданный на самом высоком уровне. Сила Революции в нашей способности видеть сквозь тьму. Я понятно объясняю, брат инспектор?

Мехди склонил голову. Откуда все это свалилось на него?

— Никаких письменных донесений, — повторил он. — Только устные доклады, вам лично.

— Сам понимаешь, я всегда начеку. Не повторяй ошибок тех, которые считали, что знают, но на самом деле не знали.

— Слушаюсь, генерал. Я не стучусь в запертые двери.

Мановением руки Аль-Маджнун приказал разведчику уходить.

Мехди Исфахани, пятясь, отошел от сидящего за столом человека с испещренным шрамами лицом, и тут ливанец окончательно исчез с его глаз, закрыв голову черным капюшоном. Когда следователь распахнул дверь и в комнату проник свет из коридора, человеческий силуэт в углу комнаты было практически невозможно различить.

Глава 12

Вашингтон

Паппас вернулся в Вашингтон с ощущением того, что находится в чьем-то чужом теле. Как ни пытался он устроиться в кресле в самолете, все равно чувствовал неудобство. Не мог ни заснуть, ни читать и так и сидел, ерзая, час за часом, пока самолет не коснулся колесами полосы аэропорта имени Даллеса. Гарри бы предпочел переночевать в Лондоне, с комфортом поужинать с Эдрианом Уинклером, но на него давило слово, данное дочери Луизе. Он пообещал, что придет на их спектакль в летнем лагере. Он устал до крайности, и последнее, что ему хотелось, — это смотреть на постановку «Номер в отеле "Плаза"» в исполнении пятнадцатилетних подростков. Но Луиза постоянно жаловалась, что отца нет рядом, и как Гарри ни пытался убедить ее в обратном, объясняя, что любовь нельзя измерить в часах и днях, он все равно чувствовал себя виноватым. Поэтому он прилетел.

Спектакль вгонял в тоску. Это были три истории о проблемах семейных пар. Люди не получали от жизни желаемого и толком не понимали, чего именно они хотят. Лулу играла мамочку средних лет из пригорода Нью-Джерси, которой наскучил ее муж, и поэтому она хотела завести интрижку со своим бывшим возлюбленным, но никак не могла набраться смелости, чтобы все-таки сделать это. Гарри поразило то, насколько хорошо дочь исполняла эту роль — она идеально рассчитывала время, всякий раз точно попадая в те моменты, когда зрители должны смеяться. Откуда у нее такие обширные знания о страхах, присущих взрослым?

— Ну, как тебе? — спросила она, когда Гарри пришел к ней за кулисы по окончании спектакля.

Сам он забыл купить ей цветы, но Андреа вовремя напомнила.

— Ты играла великолепно, — ответил Гарри, крепко обнимая ее.

— А как тебе сам спектакль? — спросила она, явно желая выслушать его оценку.

— Смешно, — ответил Гарри. — Множество забавных эпизодов. Но эти люди запутались сверх всякой меры. В жизни все не так.

— Именно так. В этом-то и суть, папа. Жизнь пуста. В этом главная мысль постановки.

Он похлопал ее по спине, но она увернулась. Луиза была раздражена, ей хотелось поспорить с отцом, пусть он и устал от смены часовых поясов во время перелета.

— Ладно тебе, милая, — сказал Гарри, поглядев на Андреа. — Мама и я совсем не такие.

Но это явно было не то, что желала услышать Луиза.

— Ты не понял, — простонала она. — Вообще не хочу говорить об этом.

Она ускользала от него. Еще пара лет — нет, еще пара минут, черт подери, и она отдалится навсегда.

Паппас повез ее домой. Андреа поехала на своей машине, поэтому Гарри и Лулу остались наедине. Он попытался заговорить о своей командировке в Лондон, о ее игре, о том, что на носу сентябрь, начало нового учебного года. Она отвечала односложно, так коротко, как только могла. Дочь отодвинулась от него к самой двери, будто само пребывание рядом с ним было болезненным для нее.

— Почему бы тебе не протереть ручку двери, если ты уже сидишь на ней? — спросил Паппас.

Лулу даже не засмеялась. Лишь коротко выдохнула, будто вздохнула, но очень тихо.

— За что ты так зла на меня? — наконец спросил Гарри, когда они подъезжали к их дому в Ристоне.

— Я не зла! Просто не хочу разговаривать.

Гарри почувствовал холод, будто его пронизал порыв холодного ветра. Вот, значит, как ощущается отчаяние. Он был готов расплакаться, но старался справиться с собой.

— В этом нет моей вины, дорогая.

— О чем ты говоришь, папа?! — резко сказала Лулу.

Ее голос дрожал от затаенной боли. Она прекрасно поняла, о чем речь.

— Об Алексе.

— Нет!

Это был вопль отчаяния, прорвавшийся сквозь завесу ее молчаливого горя.

— В этом нет моей вины. Я не хотел, чтобы он отправился туда. Если бы ты знала…

Она разрыдалась. Не тихо заплакала, а разрыдалась, содрогаясь всем телом, будто погибший брат только что предстал ее взору. Когда они подъехали к дому, она распахнула дверь и выскочила из автомобиля. Гарри остался. Некоторое время он просто не мог пошевелиться. Через пару минут Андреа подошла к машине и отвела его в дом.

Гарри встретился со своим начальником на следующее утро. Директор снова надел свою флотскую форму, что делало его похожим на посетителя или порученца из другого ведомства. Гарри в общих чертах рассказал ему о своем визите в Лондон, о том, что у Секретной разведывательной службы есть агент в Тегеране, который, возможно, сумеет заставить их загадочного корреспондента, доктора Али, проявить себя. Адмирал слушал излагаемый план операции не слишком внимательно. Судя по всему, его что-то отвлекало. Идеи Гарри занимали в текущей ситуации не главное место. Поезд тронулся.

— Белый дом встал на дыбы, — сказал директор, когда Гарри закончил свой рассказ. — И тебе следует осознать это. Они собирались вчера и говорили не о том, чтобы сходить на рыбалку. Скорее поохотиться на куропаток.

— Что это значит для нас?

— Это значит, что тебе надо подтолкнуть твоего человека. Получить от него как можно больше информации, причем как можно скорее. Политики хотят действовать. Встряхнуть клетку. Твоя изящная игра с Секретной разведывательной службой — это чудесно, но слишком долго.

— Извините, но агент СРС — все, чем мы располагаем. У вас есть другие предложения?

— Нет. Но они есть у Артура.

Гарри покачал головой. Опять раскручивается та же карусель. Все вертится и всех тошнит. Ему хотелось ответить директору: «Наймите другого, я ухожу». Но это глупо и недостойно профессионала.

— Я поговорю с Артуром, — сказал он вслух.

У Паппаса был запланирован ланч с главой французской разведки, находящимся с визитом в Вашингтоне. Естественно, они выбрали французский ресторан, «Ше Жерар», небольшое заведение неподалеку от Белого дома. Француз был опрятным и учтивым человеком, который изо всех сил пытался очистить свое ведомство от головорезов и ловкачей, создающих разведке скверную репутацию. По складу ума он был настоящим картезианцем и говорил о проблемах глобальной стратегии с таким изяществом, что Гарри, оперативник, пришедший в разведку из военных советников, мог лишь восхищаться им.