Призрак Проститутки

По мере того как шел вечер, лицо у Дина Раска вытягивалось все больше и больше. По-моему, он первым почувствовал, какое великолепное театральное представление может поставить Аллен на тему «Давайте заводить новых друзей в переходный период». У Раска вид человека, страдающего запорами. Наверно, тратит добрых полчаса каждое утро, чтобы освободиться.

Словом, сейчас я опять в деле. А это и необходимо для поднятия духа.

Твой добрый батюшка, крупно везучий

Галифакс.

P.S. Покончив с самовосхвалениями, не могу не упомянуть, что меня беспокоит РЕЗЕРВИСТ. БОНАНЦА должен был выследить движение денег, которые наверняка оставил РЕЗЕРВИСТ в банках Майами, если он подкуплен, как я подозреваю.

36

В Монтевидео, после того как Киттредж прекратила со мной переписку, я чаще встречался с Хантом и теперь, лишившись Модены, взял за обыкновение раза два в неделю ужинать с ним. История повторялась. Настроение Ховарда было близко к моему. Дороти находилась в Вашингтоне, каждый вечер звонила по телефону и говорила преимущественно о матери, которая лежала в больнице с неизлечимым раком. В дополнение ко всему светская жизнь Ховарда, которая имела для него такое значение, еле теплилась. Имя его еще продолжало мелькать в светской хронике, описывающей приемы в Палм-Бич, но он уже не въезжал в смокинге в распахнутые ворота — королевские пальмы и деревья поинсиана, украшающие большие поместья; выложенные кафелем бассейны, каменные вазы и балюстрады дворцов Палм-Бич отошли для него в прошлое, — он больше не бродил по дорожкам среди жасминов и бугенвиллей и не танцевал лихо на мраморных полах. Он больше не сидел днем в «Хай-эли», глядя на розовых фламинго, вышагивающих по зеленой лужайке, — нет, Ховард сидел за рабочим столом в Майами, и запахи олеандров и азалий не достигали закутков «Зенита». Ховард находился на той стадии своей карьеры, когда успех мог поднять его до генеральского звания, а провал — положить конец всем его амбициям.

Ховард, безусловно, не давал себе роздыху. По своим политическим взглядам, как он выражался, Ховард был «правее Ричарда Никсона», тем не менее не вступал в полемику с кубинцами, чьи взгляды были левее его. Когда Барбаро или Аранхо спрашивали, какую идеологическую позицию он занимает, Ховард отвечал: «Это не имеет значения, я здесь, чтобы смазывать колеса механизма».

И он выполнял свои обязанности не за страх, а за совесть. Хотя Мануэль Артиме был единственным членом фронта, с которым Хант был близок по своим философским взглядам, тем не менее он все делал, чтобы фронт не распался. Наблюдая Ханта в деле, я понял, что политикой движет не идеология, а чувство собственности. Фронт был в кармане у Ханта, и я вскоре обнаружил, что это имеет решающее значение.

Обнаружил я также, что не только научился терпеть Тото Барбаро, но готов его защищать. Следует сказать, мне не требовалось подсказки отца, чтобы нацелить Шеви Фуэртеса на проверку банковских счетов Барбаро, и это принесло свои результаты. Шеви удалось выследить большие перемещения денег по банковским счетам Барбаро, и инстинкт не подвел Кэла: след поступлений и снятия денег со счетов стал указывать на майамскую лотерею, выигрышный номер в которой совпадал с котировкой кубинского песо. Среди эмигрантского сообщества преобладал слух, что эти цифры определяются в Гаване, с тем чтобы Траффиканте, заправлявший лотереей, мог заранее знать выигрышные номера, — недаром часть его доходов шла на оплату флоридских операций кубинской разведки. Если этот слух верен, то Траффиканте является не только важнейшим рычагом ЦРУ в предполагаемом убийстве Фиделя Кастро, но, возможно, и важнейшим агентом Кастро в Америке. Тото, в свою очередь, возможно, служит у Траффиканте кассиром, выплачивающим деньги кубинской разведке в Майами. И чем больше он требовал денег для освобождения Кубы, тем больше он работал на Кастро.

Вооружившись такими доводами, которых было больше, чем требовалось, чтобы открыть дело, я позвонил Кэлу по непрослушиваемому телефону. Он отослал меня к Ханту.

— Я бы мог вмешаться сверху, — сказал Кэл, — но не стану. Не в этом случае. Ховард удерживает в руках немыслимую ситуацию, и я не хочу с треском вламываться. Отнеси ему свои открытия.

Хант же, к моему удивлению, не проявил особого интереса. Сказал, что изучит отчет о передвижении денег по банковским счетам Барбаро. Ничего от него не услышав в течение нескольких дней, я решил поднажать, но он был уклончив.

— Я не уверен, что у нас достаточно данных, чтобы повесить этого типа, — сказал он наконец.

— А Берни Баркер согласен с вами? Он говорил, что Тото — такое дерьмо.

— Есть заметная разница между дерьмом и двойным агентом.

Фуэртес не удивился тому, что Хант никак не реагирует.

— Начинается следующий акт, — сказал он. — Не желая обвинений в том, что эмигранты, которые сменят Кастро, как-то связаны с Батистой, ваш новый президент Кеннеди будет настаивать на включении в игру новых левых групп. Это комедия. Барбаро, абсолютно коррумпированный политик, одно время изображал из себя левое крыло вашего фронта. А теперь, когда Кеннеди привел с собой столь серьезные фигуры, как Мануэль Рэй, который намного левее Барбаро, Тото становится новым центром. А центр коалиции убрать нельзя. Вы думаете, без Барбаро Мануэль Артиме сможет разговаривать с Мануэлем Рэем? Нет. Значит, Тото необходим. Он может обмениваться рукопожатиями с Мануэлем слева и разговаривать с Мануэлем справа.

— А что, если Барбаро работает на Кастро? — сказал я.

— Тото не сможет функционировать, если у него не будет пальца в каждой дырке. Конечно, пальцы у Тото грязные, но он видит лишь воображаемое. — Фуэртес посмотрел тут на меня с великой неприязнью и добавил: — Это характерно для всех в нашем деле.

Я подумал было написать анонимное письмо Марио Гарсии Коли и разоблачить Барбаро в качестве двойного агента. Вскоре я, однако, услышал, опять-таки через Фуэртеса, что Траффиканте, заводила всех интриг, поддерживает тесный контакт и с Коли. Как же в таком случае Коли и Масферрер смогут решать, уничтожать Тото или вести с ним дела? Спекулянты, убийцы, патриоты, перевертыши, информаторы, торговцы наркотиками и двойные агенты — все варились в одном и том же супе, и я снова впал в уныние, не понимая, сумею ли я иметь дело с такими людьми.

А тут еще пришло известие из ТРАКСА, что в Бригаде начались волнения. Пепе Сан-Роман, командир Бригады, окончил Кубинскую военную академию при Батисте, а потом служил с отличием в армии США. По-видимому, потому в Эпицентре и выбрали его на этот пост. Однако люди, служившие под ружьем при Батисте, едва ли могли пользоваться доверием у людей, сражавшихся вместе с Кастро в Сьерра-Маэстре, и ни те ни другие не ладили с более молодыми бойцами. При наличии таких фракций в Бригаде началась смута, военная подготовка прекратилась. Пепе Сан-Роман подал в отставку. Не может он, сказал Пепе, вести в бой людей, которые не доверяют ему. Однако американский офицер связи, находившийся при Бригаде, восстановил Пепе в прежней должности. Тогда забастовавшие солдаты пригрозили восстать. Шестьдесят человек уволили из рядов, после чего снова началась военная подготовка. Остальные недовольные согласны были вернуться к исполнению своих обязанностей, только если Фаустино Барбаро разрешат посетить лагерь. Я начал понимать, почему отец не спешил избавиться от Барбаро.

Соответственно давно поданная просьба фронта навестить ТРАКС была удовлетворена. Артиме полетит туда вместе с Барбаро. Их будет сопровождать Хант; послали и меня — «по приказу ГАЛИФАКСА», — сказал Хант.

— Что ж, — заметил я Ханту, — немножко умения и протекции могут далеко продвинуть.

По-моему, ему это понравилось. А я не скрывал волнения. К черту протекцию. Это был первый серьезный выезд, который я совершил по линии управления, и произошло это в самое подходящее время, позволив мне оценить положительные стороны существования без женщины. Если бы я по-прежнему встречался с Моденой, мои лживые объяснения вызвали бы у нее недоверие, а я страдал бы от того, что нахожусь в таком месте, откуда не могу ей позвонить. Теперь же я мог спокойно упаковать вещевой мешок, купить средство от москитов, взять пару ботинок для джунглей и двинуться в путь.