Дождь над Гамбургом

— Что вы можете сообщить, герр Шавасс?

— Ничего, — безразлично произнес Пол.

— Какая жалость. В таком случае…

Он сделал едва заметный жест, и Ганс схватил Пола за руки и заломил их за спину. С невероятной скоростью к ним придвинулся Штайнер, который разминал хрустящие костяшки пальцев.

— Ну, а теперь черед доплаты, — сказал он холодно, и Шавасс полетел на пол, когда кулак полицейского ударил раненую щеку. По всему телу пробежали терзающие волны боли.

Когда Штайнер подошел ближе, Пол поднял обе ноги и изо всей силы пнул его в живот. Штайнер опрокинулся на операционный стол. Секунду он свисал с него, как тряпка, а затем поднялся и со страшной физиономией двинулся на Шавасса.

Тот снова попытался отбиваться, но Ганс перехватил его горло мускулистой ручищей, и Пол сразу же задохнулся. Первый удар Штайнера пришелся в живот, а последующие наносились в разные места — Пол уже ничего не соображал — до тех пор, пока Шавасс не рухнул, как подкошенный.

Штайнер врезал ему по позвоночнику ногой и уже сделал замах для следующего удара, когда его остановил Нагель.

— Хватит, — сказал он резко. — Пока он нам нужен живым.

Не открывая глаз, Шавасс глубоко задышал, борясь с надвигающимся беспамятством. Он прилагал все силы, чтобы не потерять сознания. Сквозь туман он слышал пронзительные вопли Мюллера, когда его стащили с раскладушки и привязывали к операционному столу.

Нагель старался говорить внятно:

— Вы меня слышите, Мюллер? — Раздался омерзительный всхлип, немец выдержал паузу и продолжил: — Мюллер, я был с вами крайне терпелив, но, похоже, время мое заканчивается.

— Начнем, пожалуй? — спросил Штайнер.

Шавасс заставил себя открыть глаза. Штайнер с Гансом оказались раздетыми по пояс и держали в руках резиновые шланги. Нагель наклонился над столом.

— Мюллер, мы знаем о вашей сестре, — сказал он. — Кажется, она живет под именем Кати Хольдт? Рукопись находится у нее? Скажите же мне, где она живет? Мне нужен только манускрипт. Обещаю, что с ней ничего не случится.

И снова из горла Мюллера донеслись ужасные булькающие звуки. Нагель разочарованно выпрямился.

— Приступайте! — крикнул он Штайнеру и Гансу. И отвернулся.

Послышался отвратительный звук, когда резиновый шланг со всей силы хлестнул, обвиваясь вокруг тела несчастного. Мюллер закричал, и крики эти, и удары, казалось, никогда не кончатся. Шавасс закрыл глаза, сжал зубы и постарался абстрагироваться от происходящего. И наконец он провалился в спасительную темноту.

10

Медленно-медленно к Полу стала возвращаться способность видеть, слышать, чувствовать. Но он продолжал лежать с плотно сомкнутыми глазами. Обморок не продолжался слишком долго, потому что давешняя компания все еще находилась в комнате.

Звука ударов не было слышно, зато сердитый голос Нагеля спросил:

— Вы уверены, что с ним все в порядке?

Прежде чем ответить, Крюгер помедлил.

— Если вы хотите знать, жив ли он, то можете не беспокоиться — жив.

— Настоящий осел, — яростно произнес Нагель. — Кто мог знать, что он до такой степени упрям?

— Приниматься снова? — спросил Штайнер.

Нагель в раздражении топнул ногой и рявкнул:

— От мертвого проку никакого: а если вы станете продолжать, то наверняка его прикончите. Пока оставьте его. И вспомните, что у нас есть важная тема для разговора.

— Какие планы на сегодняшний вечер? — поинтересовался Крюгер.

— Именно это я и предлагаю обсудить, — ответил Нагель. — Прием начинается в семь. Ужин — в восемь, а речь Гауптманна — ровно в девять тридцать.

— В какое время мне лучше всего там появиться? — спросил Штайнер.

— В девять. Подождете в кустах под террасой бальной залы. На террасе будет стоять стол, специально приготовленный для Гауптманна. Я притащу его туда в девять пятнадцать под предлогом, что ему нужно побыть в тишине и хорошенько собраться с мыслями перед выступлением.

— Вы можете дать полную гарантию, что он выйдет с вами на террасу? — спросил Крюгер.

— Разумеется, — ответил Нагель. — Гауптманна я знаю уже несколько лет и всем известно, что он никогда не пользуется заранее подготовленными речами. Он придумывает, импровизирует. — Он обратился к Штайнеру. — Запомните: мне необходима полная четкость в выполнении этого задания. Вас выбрали потому, что вы доказали свою абсолютную надежность. Сегодня вечером Гауптманн должен умереть.

— Все будет выполнено, герр Нагель, — уверенно произнес Штайнер.

— Связь Гауптманна с Бюро по расследованию Военных преступлений в Людвинсбурге, превратила его чуть ли не национального героя. Мы должны преподать народу урок. Должны показать, что наша организация все еще сильна и с ней надо считаться, — назидательно сказал Нагель, пересек комнату и пнул Шавасса в бок. — Фи, Штайнер, как вы были грубы с нашим приятелем!.. Похоже, что ему совсем плохо. Надеюсь, к завтрашнему дню, когда я приду, чтобы задать ему несколько вопросов, он будет в нормальном состоянии?..

Крюгер склонился над Полом, но трогать его не стал.

— Сегодня попозже я лично его осмотрю. Останетесь на ланч?

— Вряд ли. Мне необходимо вернуться в Гамбург. Столько подготовки к сегодняшнему вечернему представлению…

Они протопали к двери, и Шавасс слегка приоткрыл глаза. На пороге Крюгер сказал Гансу:

— Останься на страже. Встань в конце галереи. Подождешь, пока охранники поедят и вернутся.

Дверь закрылась, и в замке повернулся ключ.

Шавасс потихоньку сел и осторожно потрогал шею кончиками пальцев. Слава Богу, что Штайнер носил легкие ботинки на «манной каше». Мышцы живота ныли и отзывались на прикосновение, голова гудела, как котел, а правая щека распухла и покрылась коркой засохшей крови…

Мюллер тихо застонал и из горла его снова вырвался жуткий булькающий хрип. Шавасс поднялся и неверными шагами приблизился к операционному столу. Осматривая истерзанное, переломанное тело, Пол увидел, как Мюллер открыл глаза. Мутный взгляд был направлен на него. Похоже, он пытался что-то сказать, и Пол нагнулся к его губам.

— Сестра, — сдавленно прошептал Мюллер. — Я сказал им, где она?

— Нет, вы не произнесли ни слова.

Какое-то страшное подобие улыбки появилось на разбитом лице Мюллера. Он закрыл глаза и издал звук, услыша который, Пол вспомнил выражение — «стон облегчения». И тут Пол понял, что немец перестал дышать.

Он долго еще стоял и смотрел на мертвеца. Потом вздохнул.

— Да, Мюллер, ты был настоящим мужчиной. Это я тебе точно говорю. — Он взял с раскладушки одеяло и накрыл мертвое тело.

Потом он начал обследовать комнату. Камина не было, а единственное окно зарешечено толстыми железными прутьями, крепко вмурованными в камень. Наконец, проверил дверь, но обследование замков показало, что этим путем уйти тоже не удастся.

Пол взглянул на часы: почти половина третьего. Он сел на постель и стал обдумывать создавшуюся ситуацию. Необходимо было как-то отсюда вырваться. Из взгляда, которым Крюгер одарил Анну, Шавасс понял, что тот собирается ею заняться. Мысль от этом заставила Шавасса содрогнуться.

А тут еще этот Гауптманн. Пол постарался вспомнить все, что ему приходилось читать об этом человеке. Либеральный политик, безраздельно властвовавший над сердцами простых людей. Вполне возможно — новый канцлер. Его смерть станет мировой сенсацией. Ирония судьбы заключалась в том, что он должен умереть на Мирной Конференции ООН.

Тот факт, что Нагель с присными готовят убийство этого человека, говорит о силе их движения. Если им удастся избежать наказания, значит вскоре они появятся на немецкой политической арене в качестве полноправных представителей своей организации. А уж коли наци возьмут правительство хотя бы под малейший контроль, то нарушится с таким трудом выстроенный баланс в отношениях Восточной и Западной Германий, что моментально отразится на мировой политике.

В бессильной злобе он стукнул кулаком по колену. Вот тогда он и заметил один из резиновых шлангов, которыми лупцевали Мюллера.