Рождество для шпиона

Корабль заходил в Сантарен, Обидус и Паринтину, проплывал, не останавливаясь, мимо деревень кабоклос [6], стоявших на сваях. Лесные жители плыли на своих танцующих пирогах следом за кораблем. И везде, по обеим сторонам реки, стояла нескончаемая зеленая стена, постепенно сближавшаяся, особенно после того, как пароход свернул в Рио Негро.

Корабль медленно вошел в порт. Мускулистые негры схватили тросы, брошенные с борта, и притянули большой корпус парохода к причалу. Через несколько минут пассажиры начали сходить на берег.

Хосе Моарес уже однажды приезжал в Манаус. Это было во время войны, когда добыча каучука имела колоссальное значение, и его отец, старший мастер на плантации, зарабатывал тогда много денег. Он все-таки расспросил о дороге, не полагаясь на свою память через столько лет.

Старый дребезжащий и громыхающий автобус довез его в северную часть города на своего рода кольцевой бульвар на границе леса, где домики из гофрированного железа или досок вырастали, как грибы.

Он прошел еще несколько сотен метров, провожаемый взглядами любопытных индейцев. Когда он приезжал сюда во время войны, этот квартал был совсем новым, недавно отвоеванным у леса. Новым был и дом, только что купленный отцом.

Хосе чуть было не прошел мимо, не узнав дом. Белая краска стен превратилась в грязно-желтую, там и тут расползлись черные пятна плесени. Наполовину сгнившие ставни висели на окнах. На крыше кто-то приспособил куски толя, чтобы закрыть дыры. Сад, когда-то хорошо ухоженный, трудно было отличить от подступавшего девственного леса.

Хосе Моарес был поражен этими переменами. Его одежда намокла от пота, влажное лицо блестело. Он почувствовал, что ноги у него стали ватными, и прислонился к одному из столбов, когда-то поддерживавших выкрашенный белой краской забор. Столб легко хрустнул и рухнул в облаке пыли. Хосе едва не упал вместе с ним.

Он подошел к дому. Дверь была открыта. Ступеньки опасно скрипели под его шагами. Ящерица, как стрела, пронеслась в коридор, где гудел рой больших мух.

Моарес чувствовал себя не в своей тарелке. Он явно приехал слишком поздно: отец умер, а дом покинут много дней назад.

Оттолкнул дверь, что была справа. Она распахнулась, и он увидел стол со стоявшими на нем грязными тарелками. Он открыл другую дверь. В комнате было темно. Видимо, ставни были закрыты. Шум дыхания указывал на присутствие человека. С сильно бьющимся сердцем Хосе Моарес подождал, пока его глаза привыкнут к темноте. Он увидел два тела, лежавших на матрасе в углу комнаты. Одно, покрупнее, одетое в кальсоны сиреневого цвета, принадлежало высокому худому мужчине с седыми волосами, который чем-то напоминал ему отца. Второе, совершенно голое, с прелестными выпуклостями, принадлежало молодой мулатке. Спящие не шевелились, безмятежно посапывая.

Хосе Моарес долго стоял неподвижно, не в силах принять решение. На первый взгляд его отец не был похож ни на больного, ни на раненого. Присутствие возле него хорошенькой мулатки, напротив, показывало, что он находится в неплохой форме.

Не в силах дольше оставаться в страшной неопределенности, Хосе отступил на шаг, закрыл дверь, вернулся к порогу и постучал кулаком во входную дверь.

Прошло несколько секунд, потом стены дома задрожали от зычного голоса:

– Кто там?

– Это я, Хосе.

Пауза, потом недоверчиво:

– Хосе? Какой Хосе?

– Хосе Моарес.

Это признание было встречено потоком ругательств. Старик растолкал девицу и велел ей одеться. Сам он вскоре появился на пороге комнаты босоногий, застегивая на ходу брюки. Как только он смог без опаски отпустить их, он тут же протянул руки к приехавшему.

– Сынок! Какая радость!

Они обнялись, потом старик спросил:

– Как это случилось, что ты здесь? Мог бы хоть предупредить.

Хосе Моарес почувствовал, что его наполняет холод.

– Предупредить? – пробормотал он. – Но вы же сами прислали телеграмму... Авария...

Старик нахмурил густые брови и провел узловатыми пальцами по седой шевелюре.

– Что ты мне плетешь? – спросил он с недоверчивым огоньком в глубине маленьких черных глаз.

Хосе был оглушен.

– Вы... Вы не посылали мне телеграмму?

Старик взорвался:

– Никогда! Зачем мне посылать тебе телеграмму? Это стоит дорого, а я еще совершенно здоров.

В этот момент хорошенькая, меднотелая мулатка, одетая в цветастое хлопковое платье вышла из комнаты.

– Представляю тебе Энграсию, – сказал старик, небрежно показывая рукой. – Энграсия моя... экономка. Она мне очень полезна. Для мужчины моего возраста большая удача иметь рядом с собой такую девушку, как она... Теперь я могу спокойно ждать смерти.

Мулатка засмеялась и побежала на кухню, сказав, что сварит кофе. Хосе Моарес стоял словно окаменевший.

– Не понимаю, – прошептал он. – Если ту телеграмму послали не вы, хотел бы я знать...

Отец Моареса вдруг рассмеялся, и его смех был таким звонким, что от него задрожал весь дом.

– Кто-то над тобой подшутил! – крикнул он. – Шутка просто великолепна! Великолепна! Заставить тебя приехать сюда из Рио! Бьюсь об заклад, ты летел на самолете?

Он изгибался от смеха.

– Только до Белена, – ответил Хосе. – Дальше я плыл на пароходе.

Старик сразу перестал смеяться.

– Ты приплыл сюда из Белена на пароходе? Ну и ну! А если бы я действительно был болен? Я бы мог сто раз умереть! Мерзавец!

– Я боюсь летать над лесом, – сказал Хосе в свое оправдание.

Но гнев старика уже улегся. Он снова смеялся, хлопая себя по ляжкам, и крупные слезы текли по выдубленной коже его щек.

– Отличная шутка! Ну, просто черт его знает, какая отличная шутка!

Хосе не смеялся.

Перед тем как выехать из Тижуки по руа Сан-Мигель, Бенто Итикара остановил машину перед кафе. Была всего половина седьмого, а до вершины Морро да Таквара оставалось не больше восьми километров. Так что у него было время выпить стаканчик.

Выйдя из машины, он не смог удержаться, чтобы не посмотреть назад. Если Борис сказал правду, то за ним должны были следить от Праса Maya и преследователь, стало быть, находится в одной из этих машин, которые он видел. Может быть, в той, что проехала, может, в той, которая остановилась в сотне метров от него у бензозаправочной станции.

Он вошел в кафе, где несколько негров, периодически взрываясь смехом, играли в кости. После некоторого колебания Бенто заказал чинзана.

Со вчерашнего дня он находился в состоянии постоянного возбуждения.Тот факт, что ему пришлось проработать всю ночь, копируя план, ничего не менял. Он нервничал, был встревожен, чувствовал себя неуютно.

Марианна была очень мила с ним.Они снова поужинали вместе, и она вела себя немного странно, иногда слишком спокойно, иногда слишком возбужденно, порой глядя на него почти с ненавистью. Он сумел непринужденно вставить в разговор заготовленное «откровение». Она как будто не обратила на это никакого внимания, но утром, когда он собирался уходить, остановила его у двери и, взяв его голову руками, поцеловала в губы с такой силой, что их зубы стукнулись.

Если бы Бенто еще колебался, соглашаться ли на навязываемую Борисом сделку, то этот поцелуй заставил бы его решиться. Теперь он знал, что Марианна тоже любит его и что он не сможет без нее жить.

Итак, он убьет человека, чтобы Борис избавил их от мужа. Жизнь за жизнь. В конце концов, это было честной сделкой.

Итикира выпил чинзано одним глотком и заказал вторую порцию. Пистолет, взятый им с собой, тяжело оттягивал правый карман брюк. Он еще не знал, как возьмется за дело. Возможно, завлечет преследователя на одну из многочисленных тропинок, вьющихся по склону горы, и будет ждать его за поворотом, спрятавшись за ствол дерева.

Бенто выпил третий стакан, чтобы придать себе мужества, расплатился и вышел. Быстро темнело. Когда он поднимется наверх, будет уже ночь... Его сотрясла дрожь, и ему пришлось признаться себе, что он боится. Перед тем как сесть в машину, он долго рассматривал другие автомобили, стоящие на улице, но не заметил ничего подозрительного. Однако, страх не оставлял его, и только мысль о Марианне удерживала его от того, чтобы развернуться.