Последнее дело Коршуна

— Я уже кое-что сделал в этом направлении. И, знаете, товарищ полковник, среди друзей Нины Владимировны есть один очень интересный человек. Высокого роста — сто девяносто восемь сантиметров. Часто бывал у Дубовой в Рымниках. Хорошо знает привычки Полонской.

Иванилов понимающе посмотрел на капитана.

— Партизан. Награжден. Живой герой повести. Близкий друг Дубовой. Человек с безупречной репутацией.

— У него сейчас алиби, — в тон полковнику докончил Иван Иванович. — В ночь с восьмого на девятое он был в большой компании сослуживцев.

Иванилов и Долотов переглянулись и замолчали. Это молчание почему-то заставило их обоих чувствовать себя неловко. Минуты через две полковник заговорил.

— Надо сознаться, что в ведении дела Дубовой с самого начала была допущена совершенно непростительная ошибка: труп опознали только через двое суток, а за это время из Рымник диверсанты сумели выкрасть документы, должно быть, опасные для них. И если мы по свежим следам не исправим эту ошибку, потом будет гораздо труднее. Главное звено, через которое можно вытянуть всю цепь — это Ян. Его и надо искать. Возможно, что он живет в Пылкове. Это все, что о нем известно. И еще одно: Наливайко в своей докладной сообщает, что Дубовая отпуска не брала. Значит, ехала не для того, чтобы принять участие в разборе архива. Я знал Нину Владимировну лично. Это был исключительно аккуратный и исполнительный человек. Что же ее заставило выехать из Рымник восьмого? Крайне неотложные дела. Какие? Почему именно восьмого, а не десятого? Может быть, Нину Владимировну вызвали письмом или телеграммой. Возможно, что ее вызвал Ян. Так вот, необходимо знать, с кем Дубовая поддерживала переписку и знакомство, хотя бы от случая к случаю. Этим занимается в Рымниках Наливайко, а вы должны попытаться найти ответы на эти вопросы здесь, в Пылкове.

Будет сын

Зиночка была недовольна своей новой работой. Но, если бы ее спросили почему, она не сумела бы ответить. Так. Вообще.

Ее новый начальник Мирослав Стефанович обладал какой-то дьявольской способностью засушить человека, отнять у него волю, превратить в послушный механизм.

Работой он Зиночку не перегружал. Даже наоборот. Она часто сидела за машинкой без всякого дела. В эти минуты она мечтой уносилась в прошлое, ее воображение красочно рисовало то, что могло бы быть, но чего не было. А иногда Зиночка даже и мечтать не могла. И сидела с утра до вечера в ужасном одиночестве, которое опустошало ее душу.

У себя в Доме творчества она знала и понимала каждое выбитое слово, а тут… рубли, платья, шубы, балансы.

Мирослав Стефанович обращался с машинисткой сухо-официально. Он избегал называть ее не только по имени, но и по фамилии. Чаще всего говорил «вы», а иногда и без обращения, просто сунет в руки пачку бумаг и буркнет себе под нос:

— В двух экземплярах. Через час заберу.

Зиночка видела, что Мирослав Стефанович всегда занят. Он еще не пришел, а его дожидается человек пять-шесть клиентов. Он с работы уходит, а его ловят по дороге.

— Мирослав Стефанович…

— Товарищ директор…

Иному он улыбнется и скажет что-то приветливое, а иному бросит на ходу холодно-вежливое:

— Я сегодня уже не принимаю. Заходите завтра.

К своим сотрудникам Мирослав Стефанович относился с отеческой суровостью. На провинившегося никогда не повышал голоса, а вкрадчиво внушал и поучал. Шутил очень редко. Но зато его шутка воспринималась как высокая награда, в сравнение с которой могла идти только премия в размере месячного заработка.

Зиночка была чужой среди работников магазина. Она сторонилась их и даже побаивалась, ожидая ежеминутно каких-то неприятностей.

Но, как только Зиночка закрывала за собой двери магазина, все неприятности и страхи моментально исчезали. Каждый вечер на углу Первомайской улицы ее встречал Виталий Андреевич, и они вдвоем медленно шли через парк Кармелюка, по улице Сталина. Если Пелагея Зиновьевна бывала дома, то Виталий Андреевич тут же прощался и уходил. Если же ее не было, он задерживался дольше. Но последнее время Пелагея Зиновьевна старалась не оставлять Зиночку с глазу на глаз с Виталием Андреевичем. Она несколько раз уже спрашивала у дочери, чего это ради ее бывший начальник зачастил к ним в гости. Зиночка отшучивалась. Но свидания ее с Виталием стали реже, а потому и желаннее.

Легко понять разочарование Зиночки, когда, выйдя однажды на Первомайскую, она не увидела на обычном месте Виталия Андреевича. Ей что-то нездоровилось, но она все же постояла на углу минут пятнадцать, потом обошла здание главунивермага и вернулась. Дробот не появлялся.

В сердце молодой женщины родилась маленькая беспокойная обида и начала расти, постепенно вытесняя из головы и сердца все другие думы и чувства. Наконец в ней осталось только одно: «Почему он не пришел?»

Она верила, что Виталий ее любит. Любит по-настоящему, глубоко, беспредельно, как в книжках.

И Зиночка платила ему такой же беспредельной привязанностью. Он стал для нее самым близким и дорогим человеком. Кажется, если бы для его счастья нужна была ее жизнь, Зиночка, не моргнув глазом, отдала бы ее.

Последнее время Виталий Андреевич часто бывал сумрачен, неразговорчив. Улыбался будто только для того, чтобы сделать приятное ей, Зиночке. Шутить, кажется, совсем разучился. Зиночка знала, что Виталий Андреевич не может забыть опустошающую сердечную потерю — смерть Нины Владимировны. Последний раз, сидя с ним в кино, она почувствовала, что мыслями он сейчас где-то далеко. Она коснулась его руки.

— Виталий… ты что? Тебе не нравится картина?

Он сжал ее пальцы.

— Нину вспомнил.

Зиночка подумала: «Какое у него благородное сердце! Как он любит Нину Владимировну! Почему это не я спасла ему жизнь? Почему не я воевала с ним бок о бок? Спасла бы его, как и Нина Владимировна. А если бы меня убили, то он оплакивал бы, как сейчас оплакивает ее».

…«Так почему же Виталий не встретил меня?»

Погруженная в свои размышления, Зиночка не заметила, как подошла к троллейбусной остановке. Троллейбусы в Пылкове пошли всего несколько дней тому назад, и ей очень хотелось прокатиться в большой, удобной машине, но все не было времени.

На остановке стояло несколько человек. Среди них были две бабушки с внуками. Старушки о чем-то с увлечением спорили, а малыши крутились около них. Вдруг один из мальчуганов в пылу игры выбежал на дорогу. Зиночка увидела, что на него мчится низкая черная машина. Еще мгновение, и заячья белая шубка очутится под колесами… Не отдавая себе отчета, Зиночка метнулась за мальчонкой и выхватила его почти из-под самых колес. Шофер затормозил, но, не подоспей Зиночка во-время, шалуна обязательно ударило бы.

Она держала на руках курносого мальчугана. Тот испуганно таращил глаза на шофера, на нее и на шумящих людей. Подбежала бабушка и набросилась на внука.

— Сколько раз я тебе говорила, не сметь выбегать на мостовую? А ты свое? Вот придем домой… — многообещающе шлепнула она внука.

— Он не виноват, — вступилась за спасенного Зиночка.

Видя, что с мальчиком ничего не случилось, женщина виновато улыбнулась и почти со слезами сказала:

— Еще чуть-чуть, и был бы под машиной. Спасибо вам большое. — Зиночка не нашлась, что ответить. Окружавшие их люди одобряюще зашумели. — Дай бог, чтобы ваши деточки росли здоровыми и послушными!

— А… у меня нет детей… — пробормотала Зиночка и неожиданно для себя добавила — Скоро будут.

— Миша, поцелуй тетю в щечку и скажи спасибо, — потребовала бабушка.

От теплых детских губ Зиночка вся затрепетала. Еще никогда в жизни она не принимала так близко к сердцу детский поцелуй.

Подошел троллейбус. Все заволновались, заспешили. Зиночка осталась одна. И, забыв о желании «прокатиться», медленно побрела к дому.

«У меня будет сын! Обязательно сын, как две капли воды похожий на отца. Такие же черно-смоляные волосы. Такой же высокий умный лоб. Такие же лучистые глаза».