Под угрозой (в сокращении)

И снова Перегрин ничего не сказал.

— Три года назад полиция нравов совершила рейд в это место, и как вы думаете, кого они нашли привязанным к козлам для бичевания со спущенными брюками?

Взгляд Перегрина превратился в лед.

— Моя частная жизнь — мое личное дело, и я не позволю шантажировать меня в моем собственном доме. — Он поднялся с дивана. — Прошу вас уйти, причем немедленно.

Лиз не двинулась с места.

— Я не шантажирую вас, мистер Лейкби, я только расспрашиваю вас о подробностях ваших коммерческих отношений с Реем Гантером. Или мы можем сделать это по-хорошему, или мы можем сделать это по-плохому. В первом случае вы сообщаете мне все факты конфиденциально; второй путь означает полицейский арест по подозрению в причастности к организованной преступной группировке.

Его глаза осторожно прищурились, и высокомерие как будто мгновенно его покинуло.

— Я предполагаю, что вы просто получали деньги от Гантера, ничего больше, — сказала Лиз спокойно. — Но речь идет об угрозе национальной безопасности. — Она сделала паузу. — Как вы договорились с Гантером?

Он уныло посмотрел в окно.

— Идея заключалась в том, чтобы я закрывал глаза на его приходы и уходы по ночам.

— Сколько они вам платили?

— Пятьсот в месяц. Наличными. Он оставлял их в шкафчике на берегу. В месте, где держал свои рыболовные снасти. Он дал мне ключ.

— Что происходило во время этих приходов и уходов?

Перегрин выдавил напряженную улыбку:

— То же, что и раньше в течение сотен лет. Это берег, где промышляют контрабандисты. Так было всегда. Чай, бренди из Франции, табак из Голландии…

— Именно это они выгружали, не так ли? Выпивку и табак?

— Так мне говорили.

— Кто? Гантер?

— Нет. Я, собственно, не имел дел с Гантером. Был другой человек, имя которого я так и не узнал.

— Митч? Это может быть Митч?

— Понятия не имею. Как я сказал…

— Вы можете описать второго человека?

— Он выглядел… опасным. Бледное лицо и стрижка наголо.

— Можете ли вы еще что-нибудь мне рассказать? Об их автомобилях? О судах, с которых они забирали груз?

— Боюсь, что ничего. Я честно соблюдал условия сделки со своей стороны и держал глаза и уши закрытыми.

Честно, подумала Лиз. Слово-то какое.

— И ваша жена никогда ничего не подозревала?

— Энн? — спросил он, почти вернув себе апломб. — Нет, с какой стати? Она слышала странные звуки по ночам, но…

Лиз кивнула. Вторым человеком должен быть Митч. И причина, по которой он так разозлился на Гантера, когда тот заговорил о контрабанде табака с Черисс, заключалась в том, что им обоим надо было скрывать нечто более серьезное.

Она посмотрела на Перегрина. Учтивый фасад почти вернулся на место. Она лишь слегка его напугала, но не более того. Уходя, она прошла мимо Элси Хоган, которая стояла в дверях кухни с нарочито пустым выражением лица. Имела ли Элси обыкновение подслушивать под дверью? Как скоро сенсационные рассказы об мазохистских оргиях, устраиваемых представителями высших классов, начнут циркулировать на местных автобусных остановках и в супермаркетах?

За тридцать шесть часов, прошедших после его прибытия, Фарадж Мансур говорил очень немного после того, как описал обстоятельства смерти рыбака. Теперь, однако, он стал проявлять расположение к беседе. Он называл женщину Люси, так как это имя стояло в ее водительских правах и других документах, и он, казалось, впервые увидел ее с близкого расстояния, полностью осознал ее присутствие. Оба они нагнулись над обеденным столом в бунгало, изучая карту. В качестве меры предосторожности они использовали вместо указок, которые могли оставлять следы, стебли сухой травы. Дорога за дорогой, перекресток за перекрестком, они планировали свой маршрут.

— Я предлагаю запарковаться здесь, — сказала она, — и пройти остальную часть пути пешком.

Он кивнул:

— Четыре мили?

— Пять, возможно. Если постараемся, то сможем сделать это за пару часов.

Он кивнул и пристально посмотрел на холмистую сельскую местность.

— Насколько хороши люди из органов безопасности? На что они будут обращать внимание?

— Было бы глупо предполагать, что они не очень хороши. Они будут искать любого, кто не вписывается в пейзаж.

— А мы впишемся?

Она взглянула на него краем глаза. Его афганская внешность, несмотря на светлую кожу, выдавала неевропейское происхождение, но его английский был безупречен, а акцент был классическим произношением Би-би-си.

— Да, — кивнула она. — Мы впишемся.

— Хорошо. — Он нацепил темно-синюю бейсболку с надписью «New York Yankees», которую она купила для него. — А ты хорошо знаешь место?

— Да. Я не была там несколько лет, но оно не могло очень сильно измениться. Эта карта новая, и все на ней точно так, как я помню.

— И у тебя не будет никаких колебаний, когда потребуется сделать то, что должно быть сделано? У тебя нет никаких сомнений? — спросил он.

— У меня не будет никаких колебаний. У меня нет никаких сомнений.

Он снова кивнул и тщательно сложил карту.

— О тебе в Тахт-и-Сулеймане очень высокого мнения. — Он полез в карман. — У меня для тебя кое-что есть.

Это был пистолет. Миниатюрный автомат размером с ее ладонь. Заинтересовавшись, она подняла его, извлекла магазин с пятью патронами, передернула затвор и попробовала спуск.

— Девять миллиметров?

— Русский, — кивнул он. — «Малыш».

Она взвесила его в руке, вогнала на место магазин и пощелкала предохранителем.

— Они решили, что я должна быть вооружена?

— Да.

Достав свою водонепроницаемую куртку, она расстегнула молнию под воротником, вытащила капюшон и застегнула молнию, спрятав «малыша» внутри. Капюшон хорошо скрыл небольшую выпуклость.

— Могу я тебя кое о чем спросить? — сказала она неуверенно.

— Спрашивай.

— Чего мы ждем? Теперь, когда лодочник мертв, с каждым днем увеличивается вероятность того, что…

— Что они нас найдут? — улыбнулся он.

— Людей здесь стреляют не каждый день, — настаивала она. — Люди из госбезопасности здесь не так уж глупы, Фарадж. Если они почуют неладное, когда найдут твою пулю, они начнут искать. Они пошлют своих лучших людей. И ты можешь забыть все, что когда-либо слышал о британской честной игре; если у них появится самое слабое подозрение по поводу нас, они убьют нас сразу же, будут у них доказательства или нет.

— Ты сердишься, — сказал он удивленно. Оба они переваривали тот факт, что она в первый раз назвала его по имени.

Она закрыла глаза:

— Я хочу сказать, что мы ничего не сможем достигнуть, если будем мертвы. И что с каждым днем растет вероятность того, что… что они найдут нас и убьют.

— Есть вещи, которых ты не знаешь. — Он бесстрастно смотрел на нее. — Для ожидания есть причины.

Она на миг встретилась с взглядом его светло-зеленых глаз, заглянув в которые можно было подумать, что ему пятьдесят, а не без нескольких месяцев тридцать, и покорно склонила голову.

— Я только хотела, чтобы ты не недооценивал людей, против которых мы выступаем.

— Я их не недооцениваю, поверь мне, — покачал головой Фарадж.

Взяв бинокль, она открыла дверь, вышла на пляж и осмотрела горизонт с востока на запад.

— Есть что-нибудь? — спросил он, когда она возвратилась.

— Ничего, — сказала она.

Он пристально посмотрел на нее:

— Что такое?

— Они ищут нас, — ответила она. — Я чувствую это.

— Да будет так, — медленно кивнул он.

Лиз вошла в сельский клуб как раз тогда, когда из Нориджа привезли восстановленную запись камеры видеонаблюдения. Женщина-констебль загрузила ее в видеомагнитофон.

В помещении была жуткая духота. Кругом стояли пепельницы, кипел чайник, а за сценой ровно гудела тепловая пушка. Лиз и Госс нашли себе стулья, а Уиттен и трое полицейских в штатском столпились непосредственно перед монитором. В воздухе витал слабый запах лосьонов после бритья.