На крыше мира

— Что случилось, Аксинья Ивановна?

— Принимать нечего. Инвентарь никуда не годится. Бак проржавел, посуда — смотреть стыдно, вешалок нет, крыша протекает.

— Крышу починим, вешалки сделаем…

— Посуду, железки эти, надо заменить на фаянсовую.

— Фаянсовая посуда у нас есть, только мы ее на склад сдали, на хранение. — пояснила повариха, — по праздникам берем.

— Видали такое! — возмутилась Аксинья Ивановна. — Да человеку каждый день должен быть что праздник! Ишь, выдумали — по праздникам. Завтра же снести посуду сюда!

В столовую шумно вошли четверо рабочих с лопатами и вениками.

— Всё выполнено, товарищ… — они запнулись.

— Заведующая, — спокойно помогла нм Аксинья Ивановна-

— Натянули вы нам нос, Аксинья Ивановна — засмеялся Чернов. — Я считал, что столовая в порядке.

— Хорош порядок!

Аксинья Ивановна осталась в столовой, а Чернов и Варя вышли. Варя была очень смущена.

Ну, что? Нагнала жару? — дружески сжал её руку у кисти Чернов. — Вы не смущайтесь, Варя. Видать, хорошая старуха, энергичная.

— У меня было так мало времени…

Я знаю. Займетесь теперь целиком клубными делами.

Вернувшись к себе в общежитие, Варя всё еще переживала неприятности со столовой. Она не слышала, как постучали в дверь. Снимая с обожженной ноги валенок, она поморщилась. Нога всё еще болела. Стук раздался снова, более настойчивый и громкий. Решив, что это стучит соседка, Варя крикнула, не поворачивая головы:

— Войдите!

В комнату вошел мастер Быков с двустволкой за плечами и убитым зайцем, подвязанным к поясу.

Здравствуйте, — поздоровался он.

С валенком в руке, Варя недоуменно посмотрела на неожиданного посетителя.

— Простите, я, кажется, не вовремя… Я» собственно, по поручению вашего мужа…

— Что-нибудь случилось? — вскочила испуганная Варя. — Что с ним?

— Да с ним ничего, не волнуйтесь. Я насчет политучебы.

— Политучебы?

— Перед отъездом в Маркан-су товарищ Савченко сказал, что мы можем обратиться к вам за помощью. У нас в кружке прорабатывают сейчас диалектический материализм. Может быть, у вас есть что-нибудь популярное. Все-таки трудно изучать эту философию.

— Ах, вот в чем дело, садитесь, — предложила Варя.

— У вас перевязана нога. Я слышал, вы пострадали на пожаре? — усаживаясь, спросил Быков.

— Уже почти прошло, — ответила Варя, снова надевая валенок. — У меня есть хороший конспект. Могу дать на некоторое время.

— Большое спасибо. Скажите, я прошлый раз слушал ваш доклад о международном положении. Откуда у вас такой материал?

— Как откуда? Из газет, из последних известий по радио.

— Но ведь Сталинград почти взят. Это ужасно. Я понимаю, для успокоения людей…

— То есть, что значит — для успокоения? Известия по радио — это официальные правительственные сообщения. Еще позавчера муж сам слушал на радиостанции: идут бои на улицах, за каждый дом, но город не сдают.

— Да, изумительный героизм! Ваш муж бывает на радиостанции? Наверно, радиолюбитель. Я вижу у вас и радиожурналы. Ваш муж дружит с радистом?

— Нет, так… увлекается радио.

— Я тоже очень люблю радио. Но здесь в горах иметь приемник запрещено… Товарищ Савченко надолго уехал?

Не сказал. На неделю, может быть.

Вы, наверно, скучаете в одиночестве?

— Некогда скучать.

Хотя, ведь верно! Вы же наша единственная общественница. Наш духовный пастырь! И Быков засмеялся мягким, негромким смехом.

Варя начинала чувствовать себя неловко. Пришел за конспектом, расселся, уставился своими черными глазищами и завел какие-то непонятные разговоры. Не найдясь, что ему ответить, и еще больше оттого смущаясь, Варя встала и прошла в конец комнаты. Быков поднялся.

До свидания, — протянул он руку.

Варя почувствовала сильное пожатие и хотела выдернуть зажатые пальцы, но он не отпустил Кровь бросилась ей в лицо. Колючие глаза Быкова без стеснения разглядывали ее.

Я вас очень уважаю, — сказал он. — Возьмите от меня в подарок зайца.

— Что вы… — растерянно пробормотала Варя. — Зачем это?

Отвязав зайца и положив его на стол, Быков пошел к дверям.

— Конспект я принесу завтра, в конце рабочего дня, вечером. Вы будете дома? — И, не дожидаясь ответа, ушел.

Варя опустилась на стул. «Какой тяжелый человек!» — подумала она. — Неприятный…»

Со злостью посмотрела на подарок. «Отдам Елене Николаевне в детский сад. Будет детям на обед…».

ЧЕН

Выполнив очередное задание, отряд пограничников возвращался на заставу. Придерживая коней, всадники осторожно спускались по узкой и крутой тропе в ущелье.

В горах Памира наступала зима 1942 года. Накануне разыгралась метель и завалила снегом ущелья и проходы. Путь преграждали сугробы. Они висели над пропастью, прицепившись к гранитным уступам, как комья ваты на новогодней елке. Бойцам приходилось спешиваться, браться за малые саперные лопатки и расчищать себе дорогу.

Минуя опасные места, пограничники спустились в долину. Сразу стало очень холодно. Сюда не проникали лучи заходящего солнца. Высоко, в безоблачной синеве, ослепительно блестели белоснежные вершины. Дорога стала широкой, до заставы оставалось немного, кони сами перешли в рысь.

Вдруг конь старшины, ехавшего впереди отряда, шарахнулся в сторону, заплясал на месте и скосил испуганные глаза на огромный придорожный камень.

Там, в углублении между скалой и камнем, притаился мальчик. Лохмотья изодранной одежды едва прикрывали его худенькое тело. Темные настороженные глаза искрились, как у зверька.

— Вот так находка! — произнес удивленный старшина. — Ну-ка, Джумаев, посмотри, что это там за человек?

Ловко спрыгнув с седла, боец подошел к камню.

— Мальчишка, товарищ старшина! Посинел весь, замерзает…

— Забирай его с собой! Да заверни хорошенько в полушубок.

Но едва Джумаев подошел ближе, мальчик, испуганно вскрикнув, бросился бежать.

— Ух, ты, какой дикий! — Боец от неожиданности отпрянул в сторону.

Однако мальчик, пробежав несколько шагов, со стоном упал на дорогу.

Джумаев подошел и, ласково мешая с русскими таджикские и китайские слова, какие только знал, стал поднимать его.

— Видно, китайский мальчик, — сказал подошедший старшина.

— Так точно, товарищ старшина, китаец, — подтвердил Джумаев.

Он усадил мальчика к себе в седло, завернул полами полушубка и отряд продолжал свой путь.

Согретый полушубком, убаюканный цокотом копыт, мальчик заснул, прислонившись головой к груди бойца.

Было далеко за полдень, когда отряд подъезжал к погранзаставе.

Маленького китайчонка встретили удивленными возгласами.

— Это что за новобранец к нам прибыл?

— Где ты его взял, Джумаев?

Капитан Мороз подошел к группе бойцов, окруживших мальчика. Необычайная обстановка, вид военных, громкие их голоса так напугали мальчишку, что он прижался к стене, как застигнутый врасплох мышонок.

— Отставить разговоры! — полушутливо сказал капитан. — Накормить ребенка и уложить спать.

Мальчика повели в столовую, но накормить его оказалось не так просто. Один из бойцов присел перед ним на корточки с тарелкой каши.

— Ну-ка, отведай нашей, солдатской!

Мальчик заслонился ладонью, как от удара.

Поен протянул руку, желая погладить его по голове. Мальчик отпрянул. Глаза его сверкнули, как два уголька.

— Ишь какой! Еще нос откусит, — поднялся пограничник с тарелкой. — Не гожусь, видно, в няньки.

Как ни пробовали бойцы накормить мальчугана — ничего не получалось. Он упорно заслонял лицо ладонью.

В столовую вошел капитан Мороз.

Ну, что, накормили гостя?

Не ест, товарищ капитан!

— Гм… Что ж это ты, брат? — Капитан положил руку на голову мальчика. Тот сжался, но не отстранился.

— Вас он признает, товарищ капитан!

— Дайте ему чаю, — сказал Мороз, испытывая щемящую жалость при взгляде на измученное лицо ребенка.