На крыше мира

Капитан Мороз, одетый, тоже приготовившийся в путь, опять зашел в комнату, отпустил Цоя и позвонил в Сарыташ. Его соединили с Черновым.

— Владимир Константинович! Здравствуйте! Говорит Мороз. У вас на участке Кизыларт-Маркан-су ремонтируют дорогу? Заканчивают? Бригада Савченко? Открыли проезд машинам? Уже? Очень хорошо! Поздравляю! Да ничего… Что? Пожар? Каким образом?! Вот как? Хорошо, расскажете, при встрече… Я буду у вас.

Резким движением Мороз положил телефонную трубку. Нет! Он обшарит каждую щель в горах! Он не может спокойно дышать, жить, пока распоясавшиеся враги ходят на свободе! Сейчас много их ринулось на советскую землю! Но там, на фронте, бой идет в открытую, а здесь, в горах, каждый камень, каждый уступ может скрывать врага. Нужно искать, искать и — находить!..

Неужели они не перехватят «экспедицию», встреченную Цоем?

Мороз задумался, потом, вынув из ящика бумагу, стал торопливо писать письмо. «Если бригада Савченко еще на этом отрезке дороги, значит надо, чтобы он помог нам… Пусть начнет завтра работы как можно раньше. Так…» — соображал капитан, быстро записывая.

Запечатав письмо, он вызвал Джумаева.

— Вот, товарищ младший сержант, это письмо надо немедленно доставить в Сарыташ и вручить начальнику участка Чернову лично в руки. Седлай мотоцикл и… в дорогу. Понял?

— Так точно, товарищ капитан! — лихо щелкнул Джумаев каблуками. — Будет исполнено.

У ОРЛИНОГО ГНЕЗДА

Когда машина, в которой ехала бригада Савченко, подошла к мосту через реку Маркан-су, был уже поздний вечер. Свернув с дороги, машина осторожно спустилась к реке и остановилась на том месте, где обычно разбивалась палатка. Ее сейчас тут не было. Рассчитывая, что на ремонт моста будет затрачено не больше суток, рабочие палатки с собой не взяли. Они пристроились невдалеке под горой, в небольшом гроте. У входа горел костер, вокруг которого мелькали фигуры рабочих.

Новоприбывшие были шумно встречены; над костром появился второй чайник и начались расспросы.

— Как успехи, Пулат? — спросил Савченко, растирая над пламенем окоченевшие руки. — Что сделали на мосту?

— Все, сделали. Стропила заменили. В настиле новые доски положили. Мелочи остались…

— Завтра ребята, выйдем на работу с рассветом, — сказал Савченко, думая о просьбе капитана Мороза.

— Зачем так рано? — удивился Пулат.

— Так нужно. Начальник просил срочно закончить этот поворот.

Ночь была холодная. Кипяток приятно согревал. Из темноты доносился монотонный шум реки. Укладывались поближе друг к другу, чтобы было теплее.

— Ничего, в тесноте да не в обиде. Как-нибудь переспим. А завтра я договорюсь — переночуем на посту у пограничников, — сказал Савченко, примостившись рядом с Пула-том.

Но спать не хотелось. Лежали молча, каждый был занят своими мыслями.

— Пулат! А, Пулат!

— Ну, чего тебе?

— Договори про свою сестру. Что дальше было?

— Люди спят. Мешать буду…

— А ты негромко рассказывай.

— Что дальше было? — начал тихим голосом Пулат. — Когда басмачей прогнали, с ними ушли в Афганистан баи. Много добра увезли, много девушек угнали с собой. Из нашего кишлака мулла ушел, бай Айяк-Заде ушел… Жестокий человек был. Отец никак ему отработать долгов не мог. Старшая сестра Суракан к тому времени впервые! черное покрывало надела. Приглянулась баю сестра, стал свататься. «Не дашь дочь — силой возьму!» — говорил он отцу. Что делать было. Согласился отец, да не соглашалась Суракан. Плакала мать, жалко было отцу. Суракан грозилась со скалы броситься. Стала Красная Армия басмачей бить, гнать их. Пришел бай к отцу, забрал сестру и пошел с караваном к границе Афганистана. Сколько слез тогда в доме было! Отец одумался, решил спасти сестру. Кому же знать горы, как не ему! Подполз ночью и увел Суракан. Месяц пряталась в пещере, пока Советская власть не пришла. Стала сестра учиться, кончила школу, сбросила покрывало. Сначала старые женщины стыдили ее, а когда Суракан стала трактористкой- перестали. Теперь в колхозе «Светлый путь» работаегг… Знатная трактористка.

Под негромкий голос Пулата многие уснули. Усталость брала свое. Не договорив, уснул и рассказчик. Только река в тишине беспокойно шумела среди камней да в темном небе проглядывали сквозь редкие облака звезды.

Едва только стало светать, разошлись по своим участкам работ. Каменщики направились к большому повороту на подъеме заканчивать ремонт кюветов. Абибулаев и Пулат остались у трактора и катка.

Савченко слегка волновался. Всматривался в теряющуюся за поворотом дорогу. Каких людей думает задержать Мороз? Сколько их? Пройдут ли здесь? Да, другого пути тут нет, кругом пропасти и отвесные скалы.

Размышляя о поручении капитана, бригадир одновременно осматривал дорогу. Он остался недоволен. Работы еще было много. Не прокатан большой кусок полотна на крутом повороте. Машины там прыгают на ухабах* шоферы бранятся. Кюветы по правой стороне поворота во многих местах не выложены камнем. Все это будет размыто весенним паводком, если не укрепить сейчас.

Еще с утра начал срываться небольшой снег. Кое-где его сдувало с дороги ветром, но в кюветах уже собирались небольшие сугробы. А если повалит настоящий снег?

За выступом мелькнула река. У моста неподвижно стояли трактор и каток. Абибулаев усердно ворочал ключом. Пулат молча помогал ему. По их красным лицам можно было судить, что дела идут далеко не блестяще.

— Что, заедает? — безнадежно спросил Савченко.

— Сейчас, товарищ бригадир, сейчас! Еще немножко. Он у меня уже чихать начинает на доброе здоровье! — заверил Абибулаев.

После неприятного инцидента в бурю, Абибулаев стал очень расторопен; время от времени он все еще виновато поглядывал на Савченко.

— Похоже, что катку и трактору замерзать придется в Маркан-су! — сказал Савченко.

— Зачем замерзать! — воскликнул Абибулаев. — Каток уже готовый стоит. Сейчас Пулат сядет, погонять будет.

— Так что же ты молчишь. Ахмет! — Обрадованный Савченко шутливо сгреб тракториста в свои могучие объятия. — Ведь мы теперь много дела успеем сделать!

— Вай-вай! — рассмеялся Абибулаев, потирая замасленной рукой щеку и размазывая по ней грязь. — Что если б я девушка был! Поколол своим борода, как железный щетка!

— Не теряй времени, Пулат. Поезжай на подъем и постарайся прокатать крутой поворот.

Повеселевший Савченко ушел.

Пулат завел каток, взобрался на сиденье и медленно стал подниматься в горы. У него сейчас было, как никогда, хорошо на душе. Работа спорилась.

Проезжавшие вчера через мост пограничники сообщили такую весть: наши войска стоят насмерть под Сталинградом. Немцам не удается пробиться к Волге. Где-то там сражается брат… Может, теперь фашистов погонят?..

Пулат почувствовал в себе такую силу, что, казалось, мускулы железными стали. Он крепко сжал баранку руля. Захотелось петь. Пулат очень любил музыку и пение. Но однажды. когда он в компании затянул песню, на него замахали руками, заткнули уши и умоляюще попросили: «Замолчи, замолчи, Пулат! Наш козел — и тот лучше поет!» С тех пор самолюбивый Пулат никогда не пробовал петь при людях. И другая беда — слова песни всегда путались: начало из одной, конец из другой, середина самим придумана. Поэтому, когда близко никого не было, Пулат пел что взбредет на ум. Слуха не было, зато голос громкий, высокий — далеко слышно.

Вот и сейчас Пулату захотелось петь. Он все оглядывался — далеко ли отъехал? Позади скрылся мост, потом река, за поворотом — горы замкнулись, спрятав за собой всю долину. Он был один на дороге, уползавшей куда-то вверх за скалы. И Пулат запел:

Стоголосым эхом звенела его песня, на высоких нотах уносясь далеко в горы. Каток шел, как по шнурку, вдоль правого края, над самым кюветом, обкатывая полотно дороги.