Реквием. Умирать — в крайнем случае

— Успеет, — успокаивает меня мой знакомый, но лицо его напряжено, как, вероятно, и мое.

— Да. Борислава все нет, — говорит Манев- уже другим тоном четверть часа спустя. — Мне пора исчезать.

  Мы обмениваемся рукопожатиями и не слишком уверенным взглядом. Мой знакомый покидает вагон, но продолжает оставаться на перроне, а я облокачиваюсь на окно и обвожу глазами перрон.

  Проводники уже закрывают с грохотом двери вагонов. Вдруг из зала ожидания появляется фигура Борислава, в несколько прыжков он пересекает перрон и вскакивает на ступеньку вагона за несколько секунд до того, как трогается поезд. Манев поднимает на прощанье руку, и на его лице мелькает улыбка.

  Борислав прилег на постель у окна, предоставив мне Другую ее половину, со стороны двери. Он наливает себе четверть стакана виски и отпивает большой глоток.

— Неплохое. Это Манев тебе дал?

— Да, — киваю в подтверждение. — Но он не сказал, что принес для тебя одного.

— Извини, пожалуйста, я сегодня маленько того... Он делает красноречивый жест у своей головы, затем берет второй стакан, щедро наливает золотистого напитка и подает мне.

— Если бы ты даже не на шутку рехнулся, все равно мог бы не бояться, — успокаиваю я его. — Свой человек, не оставили бы в беде.

  Он снова отпивает из стакана, потом смотрит вокруг, и на его лице появляется какое-то стеснительное выражение, смысл которого мне хорошо знаком.

— Дай сигарету, а то я забыл свой мундштук и просто не знаю, куда девать правую руку.

— Ладно, ладно, можешь не оправдываться, — говорю я и бросаю ему сигареты.

  Он курит, прикрыв глаза, как будто думает о чем-то или просто дремлет. Потом гасит окурок и устало произносит:

— Чуть было не упустил поезд...

— Если тебе угрожало только это...

— А что еще?

  У меня нет намерения вдаваться в подробности, потому что, едучи в иностранном поезде по чужой территории, трудно с уверенностью сказать, кто, где и с какой целью тебя подслушивает. И мы дремлем, каждый в своем углу, хотя у нас над головой есть вторая, совершенно свободная постель с мягким одеялом и свежими простынями.

  Перед самым рассветом мы прибываем в Свиленград, где нас ждет машина. Шофер тоже свой человек, из нашей группы, и, как только мы трогаемся с места, я спрашиваю у Борислава:

— А что ты скажешь еще, кроме того, что чуть было не упустил поезд?

— Все прошло как по писаному, — отвечает мой друг, окончательно поборов сон. — Гитарист оставался в том притоне до самого вечера. Мой человек без труда познакомился с ним и с содержимым его карманов. А я тем временем вошел в контакт с другим. Потом пошел навести справки о Томасе. Томас после обеда из отеля не выходил. Зато ровно в семь вечера вышла секретарша и взяла такси. Мы с моим человеком берем другое. Примерно четверть часа такси петляет по разным улицам и закоулкам и наконец останавливается где-то на углу, в темном месте. Она вылезает из машины и велит шоферу ждать. Подкатив чуть поближе, мы делаем то же самое. Я не спускаю с нее глаз. Вижу, заходит в какой-то сквер. В нем ни души и довольно темно, так что подобрать наблюдательный пункт оказалось нелегко. Женщина садится на скамейку, и очень скоро приходит этот, с гитарой. Не приходит, а как будто с неба сваливается.

  «Он мертв, — не может сдержать себя косматый. — Мертв! Я убил его!»

  «Тише! — шепчет секретарша. — кто мертв?»

  «Да тот, человек из вагона... Вы меня обманули... Вы сделали меня убийцей!.. «Ты его только усыпишь», — сказал Томас... И я усыпил его навеки».

  «Сядьте, успокойтесь, — дергает его за рукав секретарша. — Как вы его усыпили, чем?»

  «Вот этой игрушкой», — отвечает гитарист, вынув что-то из кармана.

  Затем он плюхается на скамейку и продолжает:

  «Убийцы!.. Вы меня обманули, сказали «усыпишь», а он умер...»

  «Но я понятия не имею... в самом деле, я об этом ничего не знаю», — заикается секретарша.

  «Тогда зачем вы сюда пришли?»

  «Просто жду вас, чтобы передать вам упаковку».

  «Давайте же... Морфию мне... Ох, не могу больше!»

  Она подает ему какой-то пакет, он разрывает его и как будто берется наполнить шприц, хотя я не уверен, что это именно так. Ясно одно: через минуту он весь напрягся, выпятился, опершись на спинку, потом съехал в сторону и рухнул на землю... Женщина наклонилась над ним, глухо всхлипнула и бежать. Прихожу на место происшествия. Вижу — мертв. Я скорее в машину и, хотя шофер гнал как сумасшедший, чуть было не упустил поезд.

— Эта подробность мне уже известна. А упаковка?

— У меня в портфеле. Не знаю, стоило ли ее брать, но я взял.

— Не повредит, — говорю. — Может, для тебя пригодится... Как средство, чтобы окончательно бросить курить.

ГЛАВА 6

— Этой Касабовой надо заняться самым серьезным образом и как можно скорее, — говорю я, стуча пальцем по лежащей передо мной книжке, не имеющей, впрочем, с Касабовой ничего общего.

— Слушаюсь, — отвечает лейтенант.

— Что нового у наркоманов?

— В компании полный развал, — докладывает офицер. — Морфия нет, собираться негде, Марго вышла из игры, Боян тоже. Остальные встречаются в «Ягоде». Лейтенант удаляется.

— Значит, Боян приступил к действию... — обращаюсь к Бориславу.

— Раз эту ночь спал с Анной на вилле...

  Звонит телефон. Поднимаю трубку и слышу знакомый женский голос:

— Это ты?.. Наконец-то... Два дня тебя ищу и все без толку.

— Что-нибудь случилось? — спрашиваю тоном, который обычно берегу для служебных разговоров.

— Случилось. Я было решила больше с тобой не встречаться... а потом вдруг передумала.

— Будем надеяться, что это к добру... — неуверенно говорю в ответ.

— Если не к добру, то и не к беде. В общем, мне бы хотелось увидеться с тобой еще раз, прежде чем ты уедешь.

— Это проще простого. .

— В таком случае говори, где и когда.

— В восемь вечера. На том же месте.

— Вроде женский голос, — роняет Борислав, когда я кладу трубку.

— Маргарита... Интересно, как она могла узнать мой служебный телефон? — произношу я, уставившись на него строгим взглядом.

— Нечего так на меня глазеть... Конечно же от меня. Попалась мне навстречу позавчера, спросила, я и назвал ей. Надеюсь, я не выдал государственной тайны.

— Служебный телефон предназначен для служебных целей, — сухо напоминаю собеседнику.

— Но послушай, Эмиль, ты ж понимаешь, раз женщина  принялась тебя  искать,  значит,   непременно найдет...

— Ладно, оставим это. Пойди лучше проверь, готов ли материал.

  Борислав выходит, но вскоре возвращается и говорит, что нас ждут. Идем в просмотровый зал, где застаем двух техников.

— Что пускать раньше: звукозапись или кинопленку? — спрашивает старший техник.

— Придерживайтесь хронологии, — предлагаю я.

— Дело в том, что начало и конец засняты, а середина записана, — объясняет тот.

— Тогда давайте сперва послушаем, а потом будем смотреть, — подает голос Борислав.

  Я пожимаю плечами. В конце концов, какая разница. Мы с Бориславом дилетанты в этих технических методах. И все же нас очень злит, когда материал нам подают кусками да еще вперемешку.

  Техник подходит к столику, на котором стоит магнитофон, и вносит ясность:

— По сути дела, на первой кинопленке заснято лишь одно действие: Боян влезает через окно в комнату Анны. Комната на втором этаже. Анна бросает ему веревку, и он при помощи этой веревки взбирается на второй этаж виллы.

— Ясно. Давай послушаем дальнейшее.

  Техник пускает магнитофон, и после непродолжительного шипения в зале звенит девичий голос:

— Ты настоящий альпинист!

— Ты не боишься разбудить отца? — слышится голос парня, не столь громкий и менее задорный.

— Говоря между нами, сюда отец никогда не приходит, если догадывается, что ко мне кто-то пришел, — успокаивает его Анна.

— Тогда зачем же ты меня заставила лазить, как обезьяну?