Крысы появляются ночью

Перси не понял намека. Он был уверен, что Эвелин будет молчать обо всем. Поэтому он ответил так, как и предполагал Адамс:

— Мисс Эвелин наша сотрудница. Я связан с ней лишь деловыми отношениями.

— Конечно, — кивнул Адамс. — Я хотел бы вас спросить, для чего вы готовите Паули?

Перси озадаченно посмотрел на него.

— С чего это вы взяли, что я буду разговаривать с вами о служебных делах?

— Будете, — сказал Адамс многозначительно.

— Совсем необязательно. А почему вы, собственно, заинтересовались этим Паули?

— Он немец.

— Ну и что?.. — спросил Перси. — Лучшие наши сотрудники из немцев.

— Как бы вы посмотрели на то, если бы американец работал на наше Ведомство? — осведомился Адамс.

Перси пожал плечами.

— Каждый знает, что делает.

— Но вы не очень-то уважаете тех американских граждан, которые работают на разведку чужой, хотя и дружественной, державы. По отношению к ним вы применяете какие-то меры.

— Ясное дело, — отозвался Перси.

— Так же и мы, — сухо произнес Адамс.

— К чему вы клоните? — спросил лейтенант. Ему не нравилась вся эта неопределенность.

— Как представитель немецкой власти, я интересуюсь, чем занимается у вас немецкий подданный Паули. Вот и все.

— Спросите об этом лучше Батлера, — уклонился Перси. — Я не могу давать вам разъяснения.

— Ну хорошо, — невозмутимо произнес Адамс. — Тогда я спрошу вас о другом. Немецкая гражданка Эвелин Бринкман, проживающая в Берлине, Груневальдштрассе, восемьдесят шесть, заявила нам, что находится в опасности. Вас это интересует?

— Конечно. Кто же ей угрожает?

— Вы.

Перси нервным движением раздавил сигарету.

— Вы что, спятили?

— Отнюдь нет. Немецкая гражданка Эвелин Бринкман обратилась к нам с просьбой о помощи. Она заявила, что вы совершили преступление по отношению к ней как к женщине, использовав для этого ее зависимое от вас служебное положение. Это верно?

— Она что, сошла с ума? — хрипло спросил Перси. — Я американский офицер и не позволю себя оскорблять.

— Совершенно верно, — поддержал его Адамс. — Этого вы не должны так оставлять. Поэтому я и завел с вами разговор. Правда, Бринкман представила нам доказательства.

— Доказательства? — забеспокоился лейтенант.

— Да! Катушку с магнитофонной записью. Она находится сейчас в моем распоряжении. К сожалению, раньше я не имел чести быть лично знакомым с вами. Сегодня я воспользовался случаем, чтобы познакомиться. Должен же я был в конце концов убедиться, что мужской голос, записанный на пленке, это ваш голос.

— И что же? — Перси с трудом сдерживал волнение.

— Я убедился, — спокойно продолжал Адамс. — Фрейлейн Бринкман сказала правду. Как представитель немецкой власти, я обязан защитить немецкую подданную. Даже если она сотрудничает с иностранной разведкой. Это разные вещи. Преступление остается преступлением, несмотря на то, кем и при каких обстоятельствах оно совершено.

Растерявшийся было лейтенант неожиданно перешел в наступление:

— Майору Батлеру я не сказал, что отобрал у мисс Эвелин две катушки и кассету с кинопленкой, предназначавшиеся для вас.

— Для меня? — притворно удивился Адамс. — Почему для меня?

— А для кого же тогда?

— Откуда мне знать, — недоуменно протянул Адамс. — А если бы вы свои предположения — хотя они совершенно надуманны — высказали майору Батлеру, что тогда изменилось бы? Я не подчиняюсь Си-Ай-Си. Я очень высоко ценю майора, но не получаю от него ни указаний, ни заданий. Никто из американцев не властен надо мной.

— А кто дает вам деньги, кто помогает вам восстановить былую силу? — обрушился на него Перси. — Мы, только мы!

— Молодой человек, — холодно процедил Адамс, — мы всегда были достаточно сильны. У нас, например, есть нечто, чего вы лишены начисто, — это традиции. В прошлую войну у вас не было ни малейшего шанса выиграть ее у нас в одиночку. Я был офицером…

— Да, офицером гестапо, — перебил его Перси, — это нам известно. Попадись вы нам в сорок пятом, мы бы вас повесили.

— Верно, — улыбнулся Адамс. — А сегодня вы, американский офицер, боитесь меня. Вот как меняются времена.

— Я? Боюсь? — с презрением переспросил Перси. Но, встретив пронзительный взгляд Адамса, похолодел.

— По своему служебному положению я у вас в Си-Ай-Си, — продолжал Адамс, — имел бы звание полковника. Вы не находите, что, разговаривая с вами, лейтенант, я проявляю любезность?

Перси молчал. Он начинал понимать, что этот человек имел право так разговаривать с ним. Адамс мог бы запросто прийти к полковнику Шерману, начальнику Батлера, и был бы тотчас же принят им.

— Тогда почему же вы подсели ко мне? — угрюмо спросил Перси.

— Потому что это дело заинтересовало меня лично. — Адамс затянулся сигаретой. — Итак, вы согласны с тем, что изнасиловали немецкую гражданку Эвелин Бринкман?

— Изнасиловал? — оцепенел лейтенант.

— Ну, речь идет по меньшей мере о случае принуждения, — деловито объяснял Адамс. — Это достаточно точно засвидетельствовано магнитофоном. Я еще выясню кое-что по этому поводу в прокуратуре, а затем можно будет поговорить с вашим начальником Батлером. Собственно, все это произойдет тайно. Выносить процесс на суд общественности — не в интересах вашей фирмы.

— Это вы серьезно? — взволнованно спросил Перси.

— Вполне, — категорично ответил Адамс. — А как поступили бы вы на моем месте?

— Но это же был просто флирт, — сказал лейтенант, — вот и все.

— Фрейлейн Бринкман иного мнения. И я тоже.

— Мистер Адамс, ведь вы же мужчина. С каждым может случиться, что он вдруг загорится страстью к женщине. Вы не хотите за:-ключить джентльменское соглашение?

— Я государственный служащий и дал торжественную клятву верно служить своей стране! — патетически произнес Адамс. — Я защищаю права и свободу моих сограждан! Если вы предложите мне что-нибудь такое, что для моей страны окажется важнее, чем защита отдельной гражданки, мы сможем договориться, — закончил он уже иным тоном.

— Что вы требуете от меня? — спросил Перси.

— Информации, — лаконично ответил Адамс, затем, чуть помедлив, уточнил: — Той информации, которую вы получаете от немецких агентов, размещенных в Федеративной Республике и советской зоне. Сейчас в первую очередь меня интересует дело Паули. Для какой цели вы готовите этого агента?

Перси молчал, нервно постукивая пальцами по бутылке из-под молока.

«Неисправимая нацистская свинья! — думал он, приходя в отчаяние. — Если я откажусь, он обо всем доложит Батлеру. А если Батлер услышит о деле с Эвелин, он сразу же даст делу законный ход. Значит, военный суд, разжалование, уход из армии, тюрьма. На гражданке никто не предоставит мне приличного места. Останется только валяться на парковых скамейках. Значит, я пропал окончательно и бесповоротно…»

— Ну? — тихим голосом напомнил Адамс.

— Этого Паули мы собираемся заслать к профессору Арендту, — медленно проговорил Перси.

— Интересно!.. — Адамс, устраиваясь поудобнее на стуле, откинулся назад. — Очень интересно, лейтенант. Расскажите-ка мне обо всем поподробнее. И не вздумайте чего-нибудь забыть!

Наклонившись над столом, Перси вполголоса стал рассказывать.

Этот воскресный вечер Эвелин коротала одна в своем маленьком домике. Его предоставил ей Батлер, и жить в нем с некоторых пор стало для нее невыносимо. Она сидела перед камином, куря одну сигарету за другой и посматривая на пламя.

«Лучше жить свободной на чердаке, чем медленно погибать здесь», — думала она.

Часто мечтала она о том, что сбежит куда-нибудь — во Францию, Италию, Швейцарию. Ей удалось накопить несколько тысяч марок. Она могла бы работать, если удастся, манекенщицей или на худой конец официанткой… Но это невозможно: где бы она ни находилась, ее везде отыскали бы и «выключили», как выражался Батлер.

Как это ни парадоксально, единственное, что может ее спасти, — старость. Когда она потеряет красоту, исчезнет и интерес к ней. Но и тогда они не оставят ее в покое. Не доверяя ей, станут за ней шпионить. Настоящей свободы ей никогда не видеть.