Линия перемены дат

— Так, может, она выходила за него, когда он не был такой?

— Фью-у-у! — свистнул Григорьев. — Удивляюсь тебе: полтора года прожил рядом с человеком и ничего о нем не знаешь. Ведь Федосов был вдовец. У него на материке дочка в институте учится. А эту он подхватил где-то в отпуску. Так что ты не в курсе.

Товарищ начал раздражать Алексея. Больше всего ему не понравилось сравнение Зои Александровны с какой-то неведомой ему Надей, которую Алексей сразу представил в виде перезрелой, костлявой и потому сварливой девицы. Как их детдомовская повариха!

— Слушай, Петр, кому это нужно?

— Что — нужно? — не понял Григорьев.

— Да твой разговор.

— А-а-а… Это я так, к слову сказал. Вижу, любуется дружок. Вот и внес ясность…

Алексей почувствовал, что краснеет. И не от чего другого — от злости на себя. «Выдаю себя, как мальчишка, не умеющий ничего скрыть».

Грубо оборвав товарища, он бросился в кубрик. Григорьев посмотрел ему вслед. Большие добрые губы сигнальщика растянулись в улыбке, он покачал головой и вразвалку начал спускаться к маяку, продолжая чему-то улыбаться.

А Штанько, обычно внимательный и вдумчивый командир, на этот раз ничего не подозревал. Он опять отпустил Алексея. Перевозчиков понуро шел знакомой дорогой. Словно померкли такие яркие раньше краски величественной природы, сжались и потеряли прелесть неведомого бескрайние ранее дали. Не до этого сейчас. Рассеянно оглядывая побережье, Алексей припоминал детали единственной счастливой встречи: вот здесь она остановилась, вытряхнула гравий из босоножки. Здесь нежно и призывно улыбнулась ему… Юноша будто вновь переживал эту удивительную и такую многозначительную, как ему казалось, встречу. Ведь она говорила: «…Только вы красивый…» А потом: «Ловите меня…» Как все мечтательные натуры, Алексей наполнял слова женщины своим, ему угодным и приятным смыслом. Он поймал себя на том, что сейчас ждет чего-то.

Вот уже пройдено место, где он встретил Зою Александровну. Этот участок побережья был хорошо знаком матросу: еще в первые месяцы, когда пост только строился, он с товарищами бывал здесь. Жаль, никто на посту не разделял его любви к этим прогулкам… Матросы охотно ходили в заросли кедровника за шишками (в них такие вкусные орешки), спускались в лощины за крупной, похожей на черный виноград, голубикой. Некоторые, во главе со Штанько, даже удили рыбу. А вот сюда никто не хотел идти.

— Даром ноги бить. — Выразил общее мнение Григорьев. — Здесь везде полно ягод. Нечего, трепать обувь. Не ты же ее чинишь.

Это было правдой. Григорьев всегда брался за любое новое дело. Как-то он объявил себя сапожником, а когда главстаршина действительно поручил ему ремонтировать обувь, сигнальщик всерьез обиделся и заявил, что Штанько придирается к нему. Вспомнив растерянную круглую физиономию Григорьева после этого неожиданного назначения, Алексей улыбнулся. Все-таки хороший он парень, Петя Григорьев. И неглупый…

Незаметно Алексей удалялся от поста. Теперь он шел по усеянному мелкой галькой пляжу, примыкавшему к широкой лощине, со дна которой поднимались стволы каменных берез. Увлеченный своими мыслями, матрос не замечал ничего. Потом ему почудилось: у ветвистого куста ольховника что-то шевелится. Он присмотрелся. Тревожно заколотилось сердце. Там, на небольшом плоском камне, уперев подбородок в ладони, сидела Зоя Александровна, совсем незаметная в своем зеленом платье среди яркой зелени.

— Подойти? — Ноги будто приросли к месту. Женщина заметила его и приветливо махнула рукой.

— Идите сюда, бука. — Лицо ее было серьезным и немного печальным. Алексей подошел. Зоя Александровна мягко и повелительно указала ему место рядом. — Садитесь, рассказывайте что-нибудь веселое, Алексей. Имя у вас хорошее. Алексей — слово древнегреческое и означает: защитник. Вот и будьте моим защитником. От грусти…

Матрос сел смущенный, не решаясь поднять глаза на молодую женщину.

— Вы как в маскировочной одежде. С трудом заметил вас, — пробормотал он.

— Не очень вежливо говорить еще не старой женщине, что ее с трудом замечают, — задорно отпарировала Зоя Александровна. — Учтите это. Потом будете благодарить за науку. А теперь расскажите мне, например, что вы делали, когда я увидела вас на берегу в прошлый раз?

Запинаясь, Алексей начал рассказывать. Постепенно он увлекся, речь его стала свободнее, непринужденнее… Зоя Александровна слушала внимательно. Задумчиво глядя в море, протянула:

— Вот не знала, что меня судьба занесет сюда. Какой вы… непонятный и интересный. Где вы учились?

Алексей признался, что учится и сейчас, вместе с начальником поста. Ободренный вниманием молодой женщины, он перестал вертеть в руках бескозырку и увлеченно стал рассказывать ей, каким он представляет этот край через несколько — ну не больше десятка — лет. Потом неожиданно запнулся. Уж очень точно он пересказывает слова капитан-лейтенанта из политотдела… От этой мысли он покраснел. Зоя Александровна улыбнулась.

— И вы верите в это? — подняла она тонкие брови. — Вам не жаль будет, что исчезнет эта первозданная глушь?

Алексей энергично тряхнул черными кудрями:

— Нет. От этого здесь станет еще лучше. Мы будем строить и беречь природу. Вы знаете, я почему-то убежден, что эти дикие горы прячут какое-то сокровище.

— Вы так думаете? — Зоя Александровна с нескрываемым интересом посмотрела на юношу.

— Уверен.

— Интересно… А это что такое? — Она подобрала небольшой обломок камня и передала Алексею. Лицо матроса залилось краской. Он не знал названия этой горной породы.

— Вот видите! — Глаза женщины стали серьезными. — А вы говорите: сокровища. Надо учиться. Как у вас успехи?

— Все хорошо. Вот с химией не получается.

— Вам повезло. Ведь я учительница. Биолог и химичка. А я уж думала — позабуду все на свете. Здесь, оказывается, даже ученики для меня есть.

— Почему же… — Алексей закусил губу.

— Вы хотели спросить, почему я, еще не старая женщина, с образованием, вышла замуж за пожилого и, как вы думаете, неотесанного мужчину? Почему уехала в такую глушь? Это очень сложно, Алеша, разрешите мне вас так называть. Вы, верно, плохо знаете жизнь… Поймете ли вы? Женщин всегда было больше, а война унесла, ох, как много женихов и мужей. Каждая из нас — немного мать и хозяйка дома. Нам нужен очаг, — она вздохнула. — Выбор сейчас не очень богат. Так и получается. У меня уже была одна жизненная неудача. Вспомню — больно и обидно становится за растраченные зря годы без любви. А Федосов… Он ведь с неполным высшим образованием. Только опустился, овдовев. Начал пить. Думаю, все поправится, — твердо закончила она.

Алексею до рези в глазах стало жаль эту изломанную жизнью, маленькую и такую, как ему казалось, благородную женщину. Видимо, прочитав в его глазах нечто такое, допускать чего она не хотела, женщина стремительно поднялась.

— Идемте, пройдем немного дальше. Я ведь не была здесь никогда. Вы не возражаете? — она взяла матроса под руку. Алексей почувствовал незнакомое раньше, заставляющее задыхаться от волнения, прикосновение упругой женской груди. Он шел, сам не понимая, что с ним творится. Одно было ясным: эта женщина, вот сейчас так неожиданно и доверчиво прижавшаяся к его плечу, стала ему бесконечно дорогой. Он осторожно шел, неся, словно хрупкую и дорогую ношу, маленькую ручку чужой жены.

— Что я делаю? Разве так можно? — спрашивал разум.

— Можно, нужно! — стучало сердце…

Стараясь не смотреть на спутницу, матрос быстро шел вперед, с трудом разбирая дорогу. Как он ни был занят захватившим его чувством, все же его внимание привлек лучик, блеснувший между двумя обломками скал.

«Что бы это могло значить?» — Он извинился, освободил руку и побежал вверх. Из земли между двумя огромными камнями на склоне торчал край крышки плоской продолговатой банки из-под сардин, без этикетки. Матрос нагнулся и легко вытащил банку из земли. Странно было видеть здесь, между этих замшелых обломков, свидетелей древнего горного обвала, изделие человеческих рук…