Золотая паутинка: Сенсационный кино-роман

— Вы согласны?

— Отчего же нет! Вы рисуете заманчивые картины!

— Новые люди, совершенно иной быт. Попав туда, мы переродимся, заживем новой жизнью среди восхитительной природы. Славное гнездышко устроим себе, Дина!.. Вы часто упрекали меня в скрытности, считали холодным, черствым эгоистом. Вы не знаете меня. Таким я вам казался до сегодня, пока был занят своим делом. Теперь все кончено. Пройдет десяток дней и я вернусь к вам неузнаваем. Открою вам свою душу… Всю свою жизнь посвящу вам одной… Ведь я же люблю вас, Дина… Люблю горячо, беспредельно!

Рейнталь преобразился. В первый раз за все их знакомство, Дина чувствовала искренность его слов. Нежный тон был так непривычен и пылкость его выражений даже смутила ее. И внезапно явилось желание использовать это настроение жениха.

— Виктор, исполните мою просьбу!

— Если она вообще исполнима.

— Помиритесь с Путиным…

— Будьте откровенны, Дина, что вас тревожит в этой дуэли? Грозящая мне опасность? Или вы боитесь, что я подстрелю Путина?

— Мы столько видели крови, милый Виктор, что даже о простой царапине больно думать! — уклончиво ответила Дина.

Хотя час назад Рейнталь сам остановился на мысли о примирении с Путиным, но теперь этот вопрос, затронутый Диной, был ему неприятен.

— Сейчас я ничего не обещаю. Возвращусь, тогда поговорим. Однако, пора ехать на пристань. Я пароходом на Гамбург. Не провожайте, мой отъезд надо совершить возможно незаметнее. До свидания, Дина! — Рейнталь поцеловал обе ее руки, пристально посмотрел на нее, точно стараясь надолго запечатлеть ее образ и быстро вышел.

Дина постояла у окна, пока он садился в такси на противоположном углу. Поставила розы в вазочку с водой. Хотела разобраться в ощущениях — будет ли она скучать эти дни, без жениха? Съела конфетку и расхохоталась:

— Статс-дама Сиамского Двора!.. Господи, какая чепуха!..

13

С момента получения Рейнталем последнего документа, Игрек и Зет не выпускали его из виду ни на секунду. Игрек засел дежурить на Центральном вокзале, Зет на пароходной пристани, а Ирэн следовала за Рейнталем, как тень. Купэ на все отходящие поезда и каюты пароходов были заранее заказаны. Как только выяснится, какой путь избрал Рейнталь, Ирэн тотчас должна была лететь в противоположный пункт за Игреком или Зетом и привезти того или другого куда следует — на вокзал или в гавань.

Когда Рейнталь, выйдя от Дины с чемоданом в руках, садился в такси, Ирэн, за пять-шесть домов от угла, поджидала в авто с опущенными занавесками. Она тронулась следом за ним и, убедясь, что Рейнталь едет по направлению к пристани, приказала шофферу повернуть к Центральному вокзалу.

Ирэн получила за свою работу порядочный куш и ее участие в этом деле сегодня кончалось. Игрек и Зет сюда больше не вернутся. Обработав в пути Рейнта-ля, они опять обоснуются в Будапеште, в ожидании новых «дел». Ирэн, если желает, может приехать к ним на прежних основаниях их сотрудницы. Ей надоела такая жизнь — хотелось пристроиться покойно, в роли экономки у одинокого состоятельного иностранца. Найти его нелегко и ей, волей-неволей придется, вероятно, ехать в Будапешт.

За пять минут до свистка примчался на пристань Игрек. Простясь с Ирэн в автомобиле, он спустился на пароход и отыскал приготовленную каюту. В соседней его ожидал Зет. Они поместились отдельно, во избежание возможных подозрений. Искусный грим изменил их физиономии. Гладко выбритый, в рыжем парике, круглых роговых очках, с трубкой в зубах, Игрек походил на поджарого педантичного англичанина. Зет в солидном пальто, широкополой шляпе, с клочковатой бородой и щетинистыми усами мог сойти за упитанного бюргера, владельца пивной или промыш-ленника-свиновода. Они расположились в своих каютах как посторонние друг другу, незнакомые путешественники, обменивались лишь знаками при встречах. По другую сторону коридора, наискосок, была каюта Рейнталя. Он ехал в безмятежном спокойствии, уверенный, что преследователи, после первой неудачи с выемкой документов, теперь вообще отказались от этой мысли. За то говорили все обстоятельства последнего времени. Его больше не тревожили покушениями, ничего подозрительного около себя не замечал. Если свой отъезд он и обставил известными предосторожностями, то, как только пароход отвалил от пристани, Рейнталь счел себя свободным от всяких опасений. С аппетитом пообедал в столовой — в дороге всегда все кажется особенно вкусным. Громадный океанский пароход щеголял изысканностью кухни, образцовой чистотой и комфортом, граничащим с роскошью. Было истинным наслаждением совершить небольшой рейс в таких условиях. К тому же благоприятствовала и погода. Море едва колыхалось, не причиняя качки. Ныряя в молочно-опаловых облаках, луна серебрила пенистые валы от носа по бортам и длинный бурлящий след из-под кормы парохода. Было сравнительно тепло и Рейнталь, накинув пальто, прилег в лонгшез на палубе.

Мысленно перенесся он в только что оставленный им город, в комнату Дины, и размечтался. Представил себя мужем Дины, вдали от всего настоящего, в новой жизни, так непохожей на эту. Он не раскроет Дине своих тайн — к чему волновать ее минувшим. Но раз навсегда отречется от всей грязи этого прошлого и отныне каждое биение его сердца будет направлено к искуплению содеянного им зла.

— Дина, милая Дина!.. — шептал Рейнталь и все, что таилось еще в сокрытых глубинах его души, все инстинкты, взывающие к добру и правде, рвались из долгого плена наружу. Эго были такие минуты душевного умиления, когда закоренелый преступник бросается в горящий дом за паршивым котенком, нищий сует голодному псу последнюю корку. Минуты, за которые многое прощается человеку. И тяжки, и сладки были эти переживания Рейнталя. Порыв души искал выхода. В чем, кому излить свои чувства?

Рейнталь прошел в салон и сел за пианино. Он мастерски владел инструментом, обладал исключительной музыкальной памятью. Изящно-грустный лиризм Чайковского сейчас был в тоне его настроения. Отрывки из «Пиковой Дамы», «Евгения Онегина», «Иоланты» наполнили салон чарующими звуками. Все, кто был в салоне, притихнув, заслушались. Рейнталь играл долго, не отрываясь от клавиш. Когда он кончил, тишина еще несколько мгновений длилась в салоне. Потом загрохали аплодисменты. К нему подходили, благодаря за доставленное удовольствие. Многие представлялись, предполагая в нем известного артиста. Рейнталь не ожидал такого эффекта от своего выступления, внимание к нему случайных спутников было совсем некстати и он поспешил уйти в каюту. Вечерний чай и закуску потребовал подать к себе и собрался пораньше уснуть. Когда легкий храп раздался из его каюты, по коридору прошел Игрек, прислушался у его двери и юркнул к Зету.

— Ну-с! — вполголоса сказал он.

— По-немецки орех — ответил Зет — и надлежит его нам раскусить!

— Раскусим!

— Не сломать бы зубы!

— Не бойся, крепкие!.. Ты был в салоне? — спросил Игрек.

— Да. Здорово играет, шельмец. Какие деньги мог бы зашибать!

— Пока он музицировал, а ты слушал, я понаведался в его каюту, — позвякивая связкой отмычек, сказал Игрек.

— И что же?

— В чемодане документов нет. Они на нем.

— Это хуже!

— Здесь мы ничего сделать не можем и пытаться нечего.

— Пожалуй, — согласился Зет. — Пароход не приспособлен для приятных разговоров с глазу на глаз!

— Ну, ладно, до Гамбурга.

— Ты думаешь, успеем? А если его там ждут?

— Чудак! Зря я рылся в его чемодане? Сверху лежит путеводитель, в нем отмечены: сей пароход и поезда от Гамбурга на Берлин, Вену, Варшаву. Понял?

— Есть! — морским термином ответил Зет.

14

Путин только что пришел домой из ресторана, где он обыкновенно обедал, и расположился работать. Надо было скомбинировать новый орнамент для шкатулок в древне-московском стиле. Накануне его мастерская получила большой срочный заказ из Англии. Дела мастерской шли отлично. Люди подобрались один к одному, талантливые, все эмигранты, большинство интеллигенция. Руководить таким предприятием было легко и приятно.