Багдадские повешенные

Жерар де Вилье

Багдадские повешенные

Глава 1

Малко заморгал глазами от ослепительных лучей восходящего солнца и на мгновение замешкался. Охранник в защитной форме и с чехословацким автоматом на правом плече грубо втолкнул его в деревянную клетку к другим заключенным. Клеток было две: они напоминали базарные загоны для скота. В каждой из них находилось по шесть приговоренных. Клетки стояли во дворе тюрьмы Баакуба, расположенной в двадцати пяти километрах к югу от Багдада.

Было шесть тридцать утра. Двенадцать человек, которых сейчас собирались казнить, были разбужены полчаса назад без всяких объяснений. Но слух о казни, словно порыв холодного ветра, мгновенно разнесся по камерам, где находилось четыреста политических заключенных. Когда иракские тюремщики повели Малко и его товарищей по несчастью вдоль узких коридоров, стены тюрьмы огласились громким шумом. Заключенные кричали, колотили мисками по решеткам и громко читали молитвы, не обращая внимания на угрозы охраны.

Люди, которым предстояло умереть, и сейчас слышали этот шум. Они стояли плечом к плечу со связанными за спиной руками, повернувшись лицом к восходящему солнцу: Малко, его друг Джемаль, еще один курд и три араба.

Малко посмотрел в сторону виселицы и попытался сдержать лихорадочные удары сердца. Он никогда не думал, что нехитрая деревянная конструкция способна внушить такой ужас.

Это было приспособление английского производства, один из последних отголосков британского колониального владычества. Сама виселица была укреплена на своеобразном полутораметровом помосте, расположенном посредине двора, на равном удалении от забора и от тюремных корпусов. Верхняя часть помоста состояла из двух деревянных щитов на шарнирах, удерживаемых в горизонтальном положении двумя стальными штырями. Устройство приводилось в действие рычагом, видневшимся в правой части помоста. Над люком, на расстоянии примерно в полтора метра, висела петля, прикрепленная к толстой цепи. Цепь можно было фиксировать в различных положениях. Это позволяло регулировать высоту падения в зависимости от роста и веса приговоренного.

Механизм порядком износился и заржавел; иракские тюремщики не утруждали себя заботами о подобных мелочах. Если приговоренный оказывался слишком легким, он просто дольше умирал, только и всего.

Хотя был лишь конец февраля, солнце уже радовало приятным теплом. Малко поднял глаза к голубому небу. Кроме него, за серыми гладкими стенами тюрьмы ничего не было видно. Баакуба представляла собой железобетонную крепость, возведенную в открытой пустыне рядом с крохотной деревней, вдали от автодороги Басра – Багдад. Во все стороны от тюрьмы расстилалась бесконечная, выжженная солнцем равнина. Впрочем, для тех, кто был заточен в Баакубе, внешний мир как бы не существовал.

Малко перевел глаза на Джемаля Талани. За время заключения тот похудел на пятнадцать килограммов, однако сумел сохранить врожденную гордую осанку. Он чуть заметно улыбнулся Малко и приблизился к нему, протиснувшись между обреченно застывшими иракцами.

– Это будет недолго, – сказал он по-английски.

Малко еще чувствовал пульсирующую боль в голове – последствия пытки вентилятором, но мало-помалу его охватило необъяснимое покорное оцепенение. Он словно присутствовал при собственной казни в качестве постороннего наблюдателя. Однако еще не угасший инстинкт самосохранения не позволял ему безоговорочно покориться судьбе. Он невольно посмотрел на север. Именно оттуда должно было прийти спасение. Джемаль угадал его мысли и тихо произнес:

– Не стоит надеяться, когда надежды уже нет.

Это была традиционная курдская манера изъясняться пословицами...

Действительно, небо было безнадежно чистым – даже без единой птицы. Над стенами Баакубы стояла тишина, разве что иногда снаружи доносился лай бродячей собаки.

Внезапно в коридоре, по которому заключенных вывели во двор, раздались отрывистые команды офицеров, и на пороге в сопровождении многочисленной охраны появился толстый надменный человек – полковник Абдул Мохлес, председатель Революционного трибунала. Вдоль стен тюрьмы выстроился наряд армейской полиции, направив на клетки русские автоматы «АК-47».

Араб, стоявший рядом с Малко, не отрывал взгляда от виселицы. Щека его нервно подергивалась.

Иракский лейтенант подошел к их клетке и начал вслух читать приговор. Чтение заняло не больше минуты. Малко в отчаянии посмотрел на большие часы, висевшие на белой тюремной стене. Оцепенение внезапно покинуло его. Ему страстно захотелось жить.

Стрелки часов показывали шесть сорок. Казнь должна была начаться еще десять минут назад. Эти десять минут могли спасти им жизнь. Теперь стало ясно, что Джемаль не ошибся, сказав, что надежды больше нет.

Вокруг, образовывая непреодолимый заслон, стояли бесстрастные полицейские в красных кепи. Малко захлестнула бесконечная тоска. Ему предстояло умереть ни за грош, на чужой земле, вместе с человеком, которого он пришел спасти. Умереть только потому, что в разработанный им с таким неимоверным трудом план вкралась ничтожная ошибка.

Неумолимо бежали секунды.

Во дворе появился человек в коричневой одежде и с непокрытой головой, державший в правой руке два кожаных ремня.

Это был палач.

За ним шел другой, неся на руке красный плащ, в котором казнили политических заключенных. Последовало краткое совещание между полковником Мохлесом и лейтенантом, читавшим приговор. Во дворе стояла такая тишина, что приговоренные в клетках могли слышать их голоса. Вся тюрьма затаила дыхание. Узники, прильнув к решеткам, следили из своих камер за действием страшного спектакля.

– Начинают не с нас, – шепнул Джемаль, уловивший обрывки разговора.

Действительно, двое полицейских в красных кепи подошли ко второй клетке и отодвинули засов.

Они вытащили оттуда худого подростка с бурыми ссадинами на лице, оставшимися после допросов. Огромная копна черных волос еще сильнее подчеркивала его впалые щеки и ввалившиеся глаза.

Подобно остальным заключенным, он был одет в рубашку и брюки, но на ногах его болтались только дырявые носки. Это был иракский еврей, арестованный несколько месяцев назад. Сопровождаемый обоими полицейскими, он сделал несколько шагов вперед и остановился перед полковником Мохлесом. Тот презрительно проронил несколько слов. Сидевшие в клетках их не разобрали. Затем полицейские подтолкнули парня к лестнице, ведущей на эшафот.

Палач немедленно подошел к приговоренному, нагнулся и связал ему ноги, затем стянул уже связанные запястья вторым ремнем и посторонился. Его помощник стал надевать на парня красную хламиду предателя. В этот момент приговоренный что-то крикнул чистым звонким голосом. Полковник вздрогнул от неожиданности.

– Что он сказал? – наклонился Малко к Джемалю.

– Он требует раввина, – прошептал курд.

Помощник пожал плечами и одернул на смертнике красный плащ.

В клетке, откуда забрали парня, послышалось пение. Четверо узников, раскачиваясь из стороны в сторону, запели на иврите отходную молитву. Двое тюремщиков тут же бросились к ним, но в трех шагах от клетки озадаченно остановились. Как можно наказать людей, которым осталось жить лишь несколько минут?

Молитва продолжала звучать.

Малко считал секунды, устремив взгляд на тюремные часы.

Вдруг он почувствовал, что покрывается потом. Дело было не в жаре: его тоже охватил страх. Нет в мире болезни заразнее, чем страх. Его правая нога судорожно задрожала, и он прислонился к решетке, чтобы не упасть.

Палач тем временем ухватил веревку, висевшую над головой приговоренного, с удивительной ловкостью размотал ее, осмотрел петлю и надел ее парню на шею. Потом быстро отошел назад и нажал на рычаг люка.

Послышался жуткий скрип. Веревка натянулась как струна, и парень почти полностью скрылся в люке. У него вырвался короткий визг, от которого у Малко мороз прошел по спине. Зрелище было ужасающим. Петля частично сползла, изуродовав повешенному щеку и оторвав одну ноздрю. Шея несчастного нелепо вытянулась, мышечные ткани разорвались, и голова почти отделилась от туловища. Глаза вылезли из орбит, изо рта вывалился огромный бесформенный язык. Парень еще содрогался, спазматически подгибая ноги.