Любовницы по наследству

— Эта дура впала в настоящую истерику, — пренебрежительно сказала Тамара, — отправила своего мужа в деревню, а сама стала метаться как лев в клетке.

— Конечно, — согласился я, — Люба находилась на грани нервного срыва, и от нее просто необходимо было избавиться. Но истинная причина убийства заключалась в другом, — ты, Тамара, имела отличную возможность руками Вадика наказать и вторую из своих подруг. В среду был самый удобный случай. Чернова с утра ушла на работу, отпросилась и, вернувшись домой, стала готовиться к моему приходу. Предварительно по телефону она кому-то из вас об этом проговорилась. На этот раз можно удачно было убить двух зайцев — меня и Любу, а виновником нашей смерти сделать Глеба Семеновича. Ты забрала Вадика прямо с первого урока, ведь ты — директор школы, имеешь на это право, дала ему ключ от квартиры, а как бы по-другому он незаметно туда попал, и отправила парня, куда положено. Ты знала, что Чернова — фанатик танца, и без музыки не может жить, поэтому наиболее удобно было подложить мину в музыкальный центр. Разве она могла предположить, давая тебе ключ от своей квартиры для того, чтобы ты иногда «поухаживала» за ее мужем-инвалидом, что тем самым подписывает себе смертный приговор? Не понимаю, как только парня там никто из соседей не заметил?

— Просто везение, — равнодушно сказала Тамара.

— Слишком уж часто вам везло, — покачал головой я, — только на этот раз не всех, кого надо, удалось убить. Я случайно остался жив. А, следовательно, безопасность Вадика оказалась под угрозой. Но тебе ведь была совершенно безразлична его судьба. Батурин не выдал Веронику, Вероника, в случае чего, не выдала бы Вадика, Вадик не выдал бы ни в коем случае тебя. Круговая порука получается. Ты, Тамара, была слишком уж уверена в своей недосягаемости для правосудия. Ведь он даже перед смертью тебя не сдал не только потому, что рядом была Вероника, которой ничего про твое участие не положено было знать…

— А почему же еще? — поинтересовалась Алла.

— Пускай скажет сама, — небрежно проворчал я.

Женщины повернули лица в сторону друг друга. Мы дошли до самого конца пустыря, — впереди был огромный яр, уходящий своими склонами, густо поросшими осыпанными снегом частыми кустарниками, до самого Набережного шоссе, за которым как на ладони простиралось огромное ледяное пространство многоводного Днепра. Снег постоянно продолжал падать, все больше нагромождаясь а нашей одежде и на всем, что находилось вокруг.

— Что он имеет в виду? — нервно переспросила Алла.

— Да ничего такого особого… — На лице Тамары нарисовался естественный испуг.

— Говори, чего уж там, — непринужденно сказал я, — исповедайся перед смертью, шила в мешке ведь не утаишь… Ты же спала с Вадиком? Спала со своим любимым учеником? Уж очень он напоминал тебе мужчину твоей розовой мечты, которого ты не имела возможности заполучить в мужья в своей далекой молодости.

— Это правда?! — Лицо Аллы в тот же миг налилось густой краснотой.

Глаза Тамары боязливо забегали со стороны в сторону, словно летние солнечные зайчики.

— Это правда?.. — грозно повторила Алла. — Говори, дрянь, ты спала с моим сыном?

— Не только спала, — наконец собравшись с духом, выдавила из себя Тамара. — Твой сын любил меня. И не просто любил, а обожествлял. Ты ведь сама отлично знаешь, какое значение для мужчины имеет его первый сексуальный опыт. Еще два года назад, позапрошлой весной, когда он был в девятом классе, я оставила его после уроков и переспала с ним прямо в своем кабинете. Ты только представь, какую гордость тогда испытывал твой сын. Ведь далеко не каждому ученику в его возрасте удается поиметь самого директора школы…

— Но это же извращение! — раздраженно воскликнула Алла.

— Ничуть. Это нормальное явление современной жизни. Я — простая современная женщина, он — мальчик-акселерат… Действительно, Андрей прав. Я ждала… Ждала четырнадцать лет, пока подрастет младший Батурин. Дальше ждать у меня просто не было сил. Какая разница, что он носил другую фамилию? Это был его сын плоть от плоти, и мальчик отлично это знал. Я, и никто иной, просветила его во всех сексуальных вопросах и убедила в том, что он должен жениться на дочери Батурина хотя бы только из-за того, чтобы после истребления всей этой паскудной семьи по справедливости унаследовать ее состояние. Он мне верил буквально во всем. Он был превосходным любовником. Мы часто занимались этим по вечерам на тех самых матах, на которых в свое время меня изнасиловал Павел. И ненависть к Колесникову он испытывал не за тебя, дорогая мамочка, а именно за меня, за свою возлюбленную… Мне он простил измену, а вот Юрию — нет. Пока Вадик не добился смерти этого человека, он не успокоился. Павла в расчет мы не брали, — с ним у меня никогда, кроме того давнего случая, не было никакой сексуальной жизни. По праву — я настоящая мать Вадика. Я дала ему намного больше ласки и тепла, чем ты. У меня не было собственных детей, но Вадик был для меня всем — и любовником и ребенком, а Веронику, Колесникова, Батурина, — все это мы считали обычными временными жизненными препятствиями…

— Тварь! Гнусная тварь! — не дав ей возможности договорить, громко завопила Алла.

Я крепко сжал своим предплечьем ее левую руку, хотя понимал бессмысленность своего действия, — если даже она разожмет руку с детонатором внутри моего кармана — результат будет неизменным.

— Послушай, подружка! — Глаза Тамары безумно заблестели. В них появился какой-то нелепый и даже несколько страшноватый приступ сумасшествия. — Скажу тебе честно, — твой сын был хорошим парнем. Но в последнее время он мне почему-то надоел. Не знаю почему, но мне ужасно хотелось как можно скорее от него отвязаться. И я даже в некоторой степени рада, что он отправился вместе с этой сучкой Вероникой на тот свет. Ты оставалась последней, кого я была обязана в своей жизни наказать. И ты получила свое сполна… Теперь ты стала такой же, как и я. Ты не имеешь в этой жизни теперь никого родного… Не представляешь, какое только удовольствие доставляет мне одна эта мысль. Ты повелась на мой план, который, в конечном счете, был направлен и против тебя так же. Смерть сына ведь для тебя хуже своей собственной…

— Не-е-е-е-ет!!! — Голос Аллы чуть ли не разорвал мои барабанные перепонки. На этот раз удержать ее руку мне не удалось.

Изящная женская кисть с опутанным проводами детонатором резко выскользнула из моего кармана, и острые ногти единым взмахом врезались в румяную щеку бывшей подруги. Тамара, как и я, подобного поворота событий никак не ожидала. Под тяжестью прыгнувшей на нее как дикая кошка Аллы она потеряла равновесие и неуклюже повалилась в ближайший сугроб.

Больше я на них не смотрел. Если верить привычкам покойного Вадика, на все про все у меня оставалось не больше двух секунд. Я не собирался мешкать ни одной из них. Затерпшая от постоянного сжатия рука была наконец освобождена, но зато дыхание — никогда раньше и не предполагал, что такое вообще может быть — неожиданно само по себе остановилось.

Мои ноги импульсивно оторвались от земли. Я машинально подал свое тело в сторону крутого склона и полностью отдался во власть Господа-Бога. Спина совершенно безболезненно упала на мягкий пушистый снег, кепка спала с головы, и лысоватый затылок пронзило резким холодом.

Подвернув под себя обе руки, чтоб не повредить их об торчащие справа и слева покрытые снегом уродливые кустарники, я кубарем покатился вниз. Не смотря на все старания, рукав куртки все же напоролся на какой-то одиноко торчащий из снега сучок. Уши пронзил неприятный звук разрывающейся кожи, заглушенный через какое-то мгновение раскатистым грохотом взрыва.

На лицо в тот же момент накатилась маленькая снежная лавина, чуть не выбившая мне насквозь глаза и не разорвавшая распухшие ноздри. Барабанные перепонки еще сильнее завибрировали, словно в уши с двух сторон одновременно ударили вязальными спицами. Приглушено застонав от резкой боли, я схватился за них ладонями и по инерции покатился дальше по склону…