Тайна девичьего камня

— Мы больше не можем действовать на авось. Бензин в любую минуту может кончиться. Быстро! В середину!

— Зачем?

Он протянул ей рюкзак. Она положила ладонь на дверную ручку, но потом засомневалась.

— Зачем мне туда заходить?

— Там наверняка много народу. Видела вывеску? Там какой-то фестиваль! Это бесплатно, видишь? Поторапливайся! Беги внутрь, смешайся с толпой, спрячься. Встретимся внизу, у стойки информации.

— А где она?

— В любом месте всегда есть такая стойка, — быстро ответил Лассе. — Я должен достать денег. И бензин. Я вытащил из рюкзака золотое украшение. Айпод я оставлю у себя, чтобы сбить их с толку.

Ида кивнула и посмотрела в зеркало заднего обзора. Тех двоих вроде бы не было.

— О’кей.

Она как раз собиралась открыть дверь, как Лассе сказал:

— Попытайся сделать умное лицо.

— Что?

Лассе нетерпеливо махнул рукой.

— Ничего!

86

Микаель и Поль успели пробежать около сотни метров, как увидели, что «тойота» с фургоном проехала перекресток, двинулась дальше в сторону центральных улиц, а затем поспешно остановилась на углу улицы.

— Видел? — закричал Поль. — Один из них выпрыгнул! Наверняка она! Видишь? Вот она бежит между домами!

Микаель тяжело пыхтел на приличном расстоянии от Поля.

Поль наверняка бегает три раза в неделю, проклятые врачи, помешались на собственном здоровье, подумал он и вытер лоб, почувствовав, как колотится сердце.

Они добежали до перехода и ледяных ворот, украшенных красными балдахинами. Ворота вели на маленькую заснеженную площадь под названием Юулупукки, где масса людей толпилась вокруг прилавков и нескольких стоящих наискосок низких конструктивистских зданий с красными рождественскими гирляндами и баннерами с гномиками. На одном из баннеров было написано «Дом культуры Сани». Здание, куда входили сотни людей, освещалось факелами.

— Наверное, она вбежала сюда, — крикнул Поль и подошел прямо к очереди.

Боже мой, что за омерзительный спектакль? — подумал Микаель.

Они извинились и бесцеремонно прошли мимо одетых в черное людей, говоривших на финском варианте шведского языка. Они прошли через вестибюль в какой-то зал, напоминавший театральный.

— Ты видишь ее? — спросил Поль.

Отдуваясь, они смотрели по сторонам. Им пришлось встать по разные стороны двери и дать людям возможность войти.

— Нет.

Он как раз хотел сказать Полю, что им надо разделиться, как погас свет. Женщина в меховом воротнике с золотыми кольцами на шее взобралась на сцену. Ее встретили теплыми аплодисментами, а потом она начала говорить на звенящем финско-шведском.

— Здравствуйте! Мы рады снова видеть вас. А новым гостям я говорю добро пожаловать на тридцать четвертый рождественский фестиваль культуры в Рованиеми. В этом году…

Микаель прислушался к тому, что говорила женщина.

Что она сказала, рождественский фестиваль культуры? Это почти что невыносимо…

Они по-прежнему стояли по обеим сторонам у входа в зал и все время всматривались в ряды кресел. Микаель разглядел только один запасной выход за сценой, кроме большого входа.

— Начинаем второе отделение нашей программы с несколькими номерами на шведском языке, — почти выкрикнула в самый микрофон женщина с меховым воротником, — и первым номером будет чтение стихов! От всей души приглашаю выступить в этом очень особом отделении, тема которого «Полярная Арктика: Снег, лед, тишина, текст» поэта из Стокгольма, Швеция, Эдварда Лённкруну!

Микаель застонал вслух.

Боже мой, куда мы попали! Этого не может быть!

Прищурившись, он увидел, как изящный Лённкруна с плохо скрываемой улыбкой, неловко наклоняясь, поднялся на сцену под звук аплодисментов. Лённкруна из чувства долга обнял конферансье одной рукой, а потом рьяно схватил микрофон.

— Так вот, Эдвард, — сказала женщина, наполовину оставшись без микрофона, к которому теперь у нее не было полного доступа, — сегодня мы уже говорили на тему льда. И ты сказал так много умных и интересных вещей. Прежде чем начать нам читать, Эдвард, не мог бы ты еще немного рассказать о том, как ты на самом деле относишься ко льду?

Эдвард вытянул свою цыплячью шею и посмотрел пустыми глазами на полные ряды кресел.

— Да, многие годы я изучал не только непрозрачность стихов, — сказал он так близко в микрофон, что тот затрещал. — Лед обладает свойством олицетворять прозрачность и в то же время искажать изображение. Часто, когда я завтракаю или пью стакан холодной воды, я думаю о том, что у общности и органической причастности, заявленных в стихах, есть соперник в виде эпического напоминания о том, что каждое эстетическое представление есть разбитая иллюзия. Лед, а также кусочки льда, которые мы вынимаем из морозилок из наших маленьких формочек для льда, когда мы, например, должны охладить нашу минеральную воду или стакан сока для детей, даже тот лед можно считать общепринятой метафорой предательской бездны существования и того, что все мы заперты в ментально и социально замерзшем пузыре свободы, что можно истолковать как клаустрофобию и основополагающий экзистенциальный дефицит.

Разразились как минимум бурные аплодисменты. Микаель поспешно огляделся. На помощь, беруши, свежий воздух, все, что угодно!

— Спасибо за твои слова, — сказала женщина, довольно грубо отбирая микрофон. — И скоро ты прочтешь нам еще более красивые слова из твоего будущего сборника стихов «Тени в туманном зеркале, ослепление рефлексов».

Она опять обратилась к публике.

— Сразу после этого выступят талантливые танцоры из Рованиеми, «Арктический гендер», со своим толкованием темы «Лед, снег, тишина, текст». А потом будет гость — сюрприз этого вечера. Смею предположить, вы знаете, кто это. А именно, бородатый дядечка, благодаря которому Рованиеми появился на карте мире. Да, сам рождественский дед, Йоулупукки, который пообещал нам все свои самые лучшие рождественские пословицы и поговорки. Но сначала: Эдвард Лённкруна, пожалуйста!

Микаель почувствовал явные позывы к рвоте, как только похожий на цаплю маленький мужчина занял место на самом подиуме на сцене. Лённкруна сильно и слышно сглотнул, вплотную к микрофону, как будто хотел вправить свое большое адамово яблоко прежде, чем начать читать. Зажегся прожектор, и он благоговейно направил свое лицо прямо в его лучи.

Медленно и почти беззвучно в динамиках начал вещать голос. Микаель тщетно пытался не воспринимать слова, продолжая искать глазами в полутьме.

Он заметил, что Поль махнул ему, и они вместе стали пробираться вдоль длинной стены, сканируя взглядом каждый ряд. Зал был не полон, чем дальше они шли, тем меньше становилось зрителей.

— Демагогический послед контроля… — продолжил Лённкруна и сделал искусственную паузу, чтобы наконец завершить строфу, — и триумфальное течение аффекта.

По зрительному залу пронесся слабый шум. Микаель опять застонал вслух и посмотрел на Поля.

Что он там делает?

Поль стоял совершенно спокойно. Он словно покачивался в ритм слов. Он заметил, что Микаель смотрит на него, и поднял вверх большой палец.

— Извини, но ведь это чертовски здорово, — прошептал Поль.

Микаель надеялся услышать в голосе иронию. Но вид у Поля был серьезный. Он еще раз попытался установить с Полем зрительный контакт, подняв руку.

Ему что, это действительно нравится?

Лённкруна все продолжал. Микаель громко вздохнул, но Поль его не слышал.

Но…

Микаель замер. В первом ряду, прямо у сцены, сидела…

Она.

Да, это была она!

Ида Нордлунд. Одна.

Микаель снова попытался с помощью жестов и шепота установить контакт с Полем, но безрезультатно. Нагнувшись, Микаель быстро прошел вперед и сел на пустое место рядом с ней.

Она вздрогнула, но не шелохнулась.

87

— Спокойно, — прошептал Микаель, как только сел рядом с Идой. — Я не полицейский. Я не сделаю тебе ничего плохого. Я только хочу тебя кое о чем спросить.