Удар из прошлого

лицейский.

– Ну и что?

– В машине обгоревший труп. Обратная дорога идет через деревню, а там уже милиция. Нас остановят и задержат до выяснения обстоятельств. И будем неделю сидеть в КПЗ, оправдываться и подписывать всякие бумажки. И то обстоятельство, что я майор милиции, нам вряд ли поможет.

Боков обречено вздохнул. Попадать в милицию, давать объяснения о том, с какими целями сюда приехал и кого искал в сгоревшем доме – это выше человеческих сил. Придется заночевать здесь. Боков открыл дверцу, спустил ноги на траву и сунул в рот сигарету. Хотелось есть, но поблизости, как назло, не открыли ни одного приличного ресторана. Боков разложил сидение, включил радио и стал слушать новости.

Девяткин попил теплой воды из бутылки, сел на траву и задрал голову к потемневшему небу. В вышине ни облачка, но молодую луну почти не видно, её закрывает слоистый дым лесных пожаров.
* * * *

Тимонин проснулся чуть свет от того, что трудно стало дышать. Он не понял, вечер на сейчас или утро. Он взглянул на правое запястье, но браслета с часами на руке не оказалось. Вероятно, эта золотая вещица навсегда осталась в доме дяди Коли. Тимонин повертел тяжелой головой, ощущая боль в висках.

Густой дым стелился по земле, полз между деревьев, поднимался высоко к небу. Тимонин огляделся, ни тропинки, ни дороги не видно. Он сел, стряхнул прилипшие к штанам и рубахе сухие сосновые иглы, коловшие тело, открыл портфель. Среди толстых денежных упаковок застряла темно зеленая бутылка. Тимонин вытащил посудину, приложил её к губам. Вниз по горлышку на сухие губы скатилось несколько ядовито горьких капель самогонки. Тимонин слизал их языком, швырнул бутылку в кусты, застегнул замок портфеля.

Он встал, постоял на месте пару минут, ощущая приступ головокружения. Нужно идти. Но вот только в какую сторону направить стопы? Тимонин не смог сориентироваться, пошел, куда глядели глаза. Через четверть часа он спустился в глубокий овраг и долго шел по его дну, надеясь найти ручеек, родник или на худой конец лужу стоячей воды. Но склоны и дно оврага были высушены жарой. Трава пожелтела, будто наступила осень, а земля местами потрескалась.

Тимонин нашел лишь обглоданный лесными грызунами продолговатый собачий череп и пару длинных широких мослов, крупных, явно не собачьих. Тимонин повертел в руках большую кость, похожую на молоток, отбросил её в сторону. По дну оврага он прошел километра полтора. Чтобы чем-то занять голову, начал считать шаги. На счете тысяча сто пятьдесят три сбился.

Но начинать отсчет сначала не стал. От дыма болела голова, сжимало виски, будто их сдавливал металлический обруч. Давление обруча заметно усиливалось от ходьбы, дыхание становилось прерывистым, свистящим. Слизистая носа раздражалась, из ноздрей потекла жиденькая солоноватая водичка. Тимонин присел на поваленную ветром березу, чтобы отдохнуть. Положив локти на колени, и обхватив голову руками, он просидел полчаса.

Отдых не пошел на пользу. Голова продолжала кружиться, из носа бежала соленая