Современный японский детектив

«Мафиози Чикаго» — солидная организация, работающая по-крупному, в Нью-Йорке же по большей части действуют молодчики-одиночки, жертвами которых часто становятся случайные прохожие.

Здесь никогда не знаешь, что тебя ждет в следующую минуту. Напасть могут беспричинно и внезапно. Даже соседи не доверяют друг другу. При встрече два обитателя трущоб не обнаруживают ни тепла, ни радости — иссохшие души, порожденные громадным центром механической цивилизации под названием Нью-Йорк. Каждый держится особняком.

Шефтен ненавидел Гарлем. Тем не менее он взвивался от ярости, когда при нем поносили этот район. Тому, кто не жил здесь, не понять безысходного отчаяния гарлемцев. В клетушке, снимаемой за 50 долларов в месяц, можно только спать, днем там и повернуться негде. В Гарлеме дети не ходят в школу и целыми днями слоняются по узким улочкам. Больше деться некуда. Чтобы вырваться отсюда, люди становятся преступниками или идут на войну.

Кен Шефтен некогда сам жил в восточном Гарлеме. Выгнанный из дома, он с трудом нашел себе здесь каморку, куда едва проникал тусклый дневной свет. В Гарлеме уличные приятели научили его воровать. Мчась на роликовых коньках, он будто случайно сшибал лоток улич-

ного торговца, и, пока разъяренный хозяин пытался его догнать, приятели Кена набивали карманы рассыпавшимся товаром. Иногда жертвой хулиганья становились случайно забредшие в Гарлем туристы. Подростки делали вид, что фотографируют туриста — в аппарате, конечно же, не было пленки, — и просили заплатить за будущий снимок. Простак доставал бумажник, который мальчишки тотчас вырывали у него из рук, а сами смывались. Случалось, что Кен лазал и по чужим квартирам.

Проходя сейчас по Гарлему, Кен словно воочию увидел омерзительные картины собственного прошлого. Однако именно здесь были его корни. И когда об этом районе с неприязнью говорили те, кто на себе не познал его ужас, все в Кене восставало.

Кен искал многоквартирный дом на 123-й улице и наконец нашел его. За входом зиял темный лестничный проем. Стена была разукрашена надписями — главным образом непристойными, — сделанными красками, фломастерами, лаком из пульверизатора. Антивоенные лозунги и критические замечания в адрес правительства производили впечатление инородных вкраплений. У подъезда на Кена уставился пустыми глазами курчавый юнец. Рядом с ним стояло несколько малышей со вспученными от постоянного недоедания животами.

Кажется, здесь жил Джонни Хэйворд? — обратился Кен к парню.

Не знаю я, — лениво ответил тот, выплюнув изо рта жвачку.

Ах, не знаешь? А сам ты где живешь? — В голосе Кена зазвучали стальные нотки.

Какая разница, где я живу?

— Я тебя еще раз спрашиваю: где ты живешь? Такого хоть поколоти — из него только пыль пойдет.

Раз полицейский ищет дом, значит, жди неприятностей — здешние парни терпеть не могут, когда полиция интересуется их «берлогами».

Да понял я, чего орешь! Я сюда недавно переехал. Никого еще не знаю. Спроси Марио.

Марио?

Восьмая квартира на первом этаже. Марио — здешнее начальство.

Кен вошел в дом и оказался в потемках. Из какой-то квартиры несся звук включенного телевизора.

Глаза постепенно привыкали к темноте. В подъезде чем-то воняло. С потолка свисал покореженный фонарь без лампочки. Казалось, достаточно топнуть, и он тут же свалится. Кен прошел вперед.

На дверях ни табличек, ни номеров. Коридор завален вынесенным из комнат хламом. Одна дверь приоткрыта, и оттуда из включенного на предельную громкость телевизора ревет джаз.

Кен крикнул в приоткрытую дверь:

— Скажите, пожалуйста, где живет Марио.

За дверью послышалось движение, однако никто не вышел. Кен снова прокричал свою просьбу. На пороге появилась полная женщина средних лет и метнула в Кена подозрительный взгляд.

Что еще надо? Ну, я Марио, а ты кто такой?

Вы Марио? Я, собственно, хотел вас кое о чем спросить…

Кен не ожидал, что имя Марио может носить женщина, и несколько растерялся. Увидев в руках Кена полицейский блокнот, Марио насторожилась.

Да ты из полиции! Чего им гам от меня надо?

Разрешите мне войти.

И Кен, оттеснив плечом Марио, загораживавшую ему дорогу, вошел в комнату. Там стояли кровать, обеденный стол со стульями, холодильник и телевизор.

Чего хотел спросить-то? — Марионе скрывала, что сердита на Кена за бесцеремонное вторжение.

Сначала сделайте-ка что-нибудь с телевизором, а то он так орет, что я вас не слышу.

Все неприятности как раз и происходят в тишине, — заметила Марио, выключая телевизор, и смерила Кена полным враждебности взглядом, словно говоря: «Да что

тебе, в конце концов, от меня нужно?»

Насколько мне известно, здесь жил Джонни Хэйворд…

Да, жил. Он сейчас в отъезде.

Он умер в Японии. У него есть семья?

Джонни умер в Японии?! Это правда? — Марио, кажется, испугалась не на шутку.

Правда. И надо забрать оттуда его останки.

У него был отец, но три месяца назад он погиб — попал под машину. Да если б он и остался в живых, толку бы от него не было.

А никаких других родственников у него нет?

Кажется, нет. Впрочем, я точно не знаю…

Вы в этом доме собираете квартплату?

Ну да. Здесь никто не платит вовремя. Обойти всех — целое дело. Нипочем бы не согласилась, если б меня за это не освободили от платы за жилье.

А чем занимались Джонни и его отец?

Джонни работал где-то водителем грузовика, а старик был просто пьяницей, жил на шее у сына и пропивал его заработки. Идет, бывало, по улице и все стихи какие-то бормочет — видно, из образованных был. Да я с ними, в общем-то, и не зналась.

Но вы же здесь вроде хозяйки?

Мое дело — квартплату собирать.

А давно они тут поселились?

Тут все давно живут, потому что плата низкая. Думаю, лет пятнадцать, как въехали.

А раньше где они жили?

Да я почем знаю? И вообще эти двое не умели к людям относиться по-человечески, ни с кем из соседей не дружили.

Джонни говорил что-нибудь о том, зачем едет в Японию?

Да говорил чего-то, но я не больно-то поняла.

Ну а все же, что именно он говорил?

— Что едет в Японию поглядеть на «кисми».

— Что еще за «кисми»?

— А мне откуда знать? Может, имя или название. В Японии много странных имен.

И больше ничего не сказал?

Ничего. Он был не очень-то любезный, даже не пообещал сувенир привезти. А теперь умер — так уж точно сувенира не получишь. От чего же он все-таки умер?

Его убили.

Убили?! — Марио от удивления забыла закрыть рот.

Мне поручили ответить на запрос японской полиции. Покажите мне квартиру Хэйворда.

— Неужто убили? В Токио? Говорят, страшный город! В Марио внезапно пробудилось живейшее любопытство, и она охотно проводила Кена в жилище Хэйворда.

В окне темной и тесной клетушки виднелась лишь глухая стена соседнего дома. Телевизор, холодильник, кровать, шкаф, два стула, у изголовья кровати столик и полка с несколькими книгами. Открыв холодильник, Кен увидел, что там совершенно пусто. Электричество было отключено. Комната чисто прибрана. Видимо, перед отъездом хозяин навел здесь порядок.

Еще раз взглянув на пустой холодильник, Кен подумал, что Хэйворд отправлялся в путешествие, не собираясь возвращаться назад.

Он вносил квартплату вовремя?

Это уж что да, то да. На него ни разу не пришлось нажимать.

За какой срок он заплатил в последний раз?

По текущий месяц.

Стало быть, еще полмесяца квартира числится за ним. Без разрешения полиции никому сюда не входить!

А когда месяц кончится?

Ничего не предпринимать, пока не получите указаний.

А платить за простой кто будет — полиция, что ли?

Чего заранее беспокоиться? Желающий поселиться в такой помойке не скоро найдется.

Ах ты, бессовестный! Это какая такая помойка?!

Кен вышел на улицу. Формально можно было ограничиться сегодняшним визитом и сообщить в Японию, что ничего узнать не удалось. Кен выполнял это задание по приказу начальства, и занимался он делом Хэйворда без особой охоты.