Кубинский зал

– Знаете что, – сказала Элайза Кармоди несколько более мягким тоном, – зайдите за мной сегодня вечером, часов около семи, хорошо?

– О'кей, – просто ответил Джей.

– Ведь вы хотите этого, не так ли?

– Да, – ответил он, и его взгляд прожег ее насквозь. Пять минут назад для них все было предельно просто, но теперь все изменилось.

Джей снял кислородную маску с держателя, прижал ко рту и закрыл глаза. Пульсометр над регулировочным краном замигал. Джей глубоко вдохнул и выронил маску.

– У нас было всего две недели. Каждый вечер я приходил к ней. Я знал – скоро она должна уехать, мне тоже нужно было отправляться на тренировочную базу моей новой команды. Мы были вместе почти каждую ночь. Чего ты от меня хочешь – мне было девятнадцать, я добился успеха в любимом виде спорта, и я был влюблен!

Потом, сказал Джей, настала их последняя ночь. Днем Элайза позвонила ему домой, чтобы предупредить: у ее родителей изменились планы и она уезжает завтра. Она очень хотела еще раз увидеться с ним перед разлукой. Джей должен был срочно прийти к ней, как всегда, тайком. Между их домами было всего несколько миль, и он решил бежать бегом. Машину матери Джей брать не хотел – у нее была японская микролитражка, которая только подчеркивала, насколько они были бедны, а отец ездил исключительно на потрепанных фермерских грузовичках, над которыми он к тому же трясся как над невесть каким сокровищем. Да, бежать бегом было единственным разумным выходом, и он побежал.

В тот раз они встретились не на корте, а на берегу, на пляже. Элайза прихватила с собой одеяла и корзинку с припасами для пикника. Они провели на берегу большую часть ночи, и пока Джей говорил, я отчетливо представлял себе, каково это – быть молодым и разрываться между любовью, тоской и желанием, и оттого его чувства отнюдь не казались мне по-детски неглубокими и поверхностными. Напротив, они были, наверное, ничуть не слабее тех переживаний, которые выпадают на долю мужчин и женщин в середине или в конце жизни и которые кажутся тем более тяжелыми, что к ним примешивается горькое сознание того, что ты уже не молод. Джей подробно рассказал мне о той последней ночи, и когда я думаю о нем и о его молодой англичанке, я отчетливо представляю себе их слезы, их мучительно сладкие поцелуи.

Но вот Джею пора уходить. Уже поздно, скоро взойдет солнце, и ему надо домой. У него нет машины, но не беда. Он думает о девушке и чувствует себя сильным. Он знает, что у него достанет выносливости пробежать эти несколько миль даже после ночи любви, после слез и мучительного прощания. Джей просто знает это – ему нет необходимости думать об этом специально. Сейчас он целиком состоит из рук и ног, из мускулов и легких, которые прекрасно его слушаются, и ему даже нравится проступивший на лбу и на спине пот, потому что он знает, что сможет пройти последние четверть мили пешком и остыть. Джей бежит по главной дороге наперегонки с собственной тенью, которая то нагоняет его, то снова отстает, сплевывает залетевшую в рот мошку и вскоре сворачивает к отцовскому полю. Он вырос в этих местах и знает здесь все повороты, все боковые тропинки, и светлая летняя ночь ему не помеха. Потом он вдруг замечает, что в его доме на противоположном конце поля горит свет, и впервые задумывается о возможных неприятностях. Да, похоже, неприятности у него будут. Отец хотел, чтобы назавтра Джей встал очень рано – около шести утра, а сейчас, наверное, уже три. Что ж, быть может, ему еще удастся поспать часок-другой, думает Джей и решает срезать путь. Он пойдет напрямик, через поле, и выиграет несколько минут. Правда, ему придется прыгать через картофельные ряды, но это его не беспокоит – он по-прежнему ощущает в руках и ногах упругую силу, чувствует приятное покалывание в боку. Все это ему хорошо знакомо – нечто подобное Джей уже испытывал, когда играл в футбол или бегал короткие отрезки на баскетбольной площадке. Да и тренеры фарм-клуба «Янкиз» заставляли его много бегать – и для общей физической подготовки, и с базы на базу, и за аутфилдера, и по «бегущей дорожке». Его ставили вместо опытного питчера, чтобы он подавал со скоростью больше девяноста миль в час. заставляли из полуприседа перекидывать мяч с третьей базы на первую, чтобы проверить силу его рук. Сам Джей мечтает играть на второй базе, как Кэл Рипкин-младший, который произвел в бейсболе настоящую революцию, показав, на что способен хорошо подготовленный атлет. В Рипкине было шесть футов и четыре дюйма. До него на вторую базу ставили поджарых коротышек, но теперь там могут играть и крупные парни. Впрочем, Джей знает, что в фарм-клубе его могут сделать и кетчером, – ему уже говорили о подобной возможности. У него для этого подходящая фигура и хорошие ноги. На ножном динамометре он выжал без малого семьсот фунтов, и ему сказали, что этого вполне достаточно, что он еще растет и становится сильнее, что он играл в колледже в футбол и этой подготовки ему за глаза хватит. Как бы там ни было, показанными им результатами тренеры остались очень довольны. Они тщательно записали все его данные, а потом заставили облачиться в Кетчерские доспехи и стали бросать ему мячи, которые он должен был ловить и перекидывать на вторую базу. Из десяти бросков Джею удалось переправить только два – не самый лучший результат. Порой ему недоставало точности, порой – скорости. Несколько раз, забывшись, он опускал руку и вместо правильного броска от плеча бросал сбоку – детская привычка, от которой ему так и не удалось избавиться. Мешали ему и тяжелые доспехи, а больше всего кетчерская маска. Тренеры, впрочем, не были разочарованы – они знали, что он никогда раньше не играл за кетче-ра, если не считать матчей детской лиги. Главное, у него были сила и подходящее телосложение, и тренеры знали это. А Джей был готов был согласиться и на кетчера, если только ему позволят готовиться играть на второй базе.

Потом ему вдруг пришло в голову, что он думает о бейсболе, хотя только что расстался с Элайзой. Это показалось Джею хорошим знаком. «Я думаю, что влюблен в нее, – размышлял он, – но если у меня будет бейсбол, я сумею пережить разлуку, сумею справиться со своей тоской». Расставаясь, они уговорились, что осенью Джей навестит Элайзу в Лондоне. В том, что она его дождется, он не сомневался. Его беспокоило другое: Джей боялся, что все это время Элайза будет спать с другими мужчинами. У него было уже много девушек, и он понимал, к такому типу она относится. Но с другой стороны, он нравился Элайзе – в этом Джей тоже был уверен. Кроме того, рассуждал он, за несколько ближайших месяцев ей вряд ли удастся встретить других мужчин, которые профессионально играют в бейсбол, следовательно, у него есть по крайней мере одно важное преимущество. Вот только как решить, что ему дороже: бейсбол или Элайза. Элайза или бейсбол? Вопрос казался глупым только на первый взгляд. Это были совершенно разные вещи, но Джей почему-то мог думать о них одинаково. И именно в этом было все дело, именно в этом – проблема; Джей видел это ясно. Его чувство к девушке было таким же большим и сильным, какое он испытывал к игре. А ему было нужно и то и другое. Еще недавно он думал, что кроме бейсбола в его жизни ничего другого быть не может, но теперь у него появилась Элайза.

Может быть, рассуждал Джей, когда-нибудь она придет посмотреть, как он играет. Он пробьется в основной состав «Янкиз» и пошлет ей расписание игр, возможно даже – несколько газетных вырезок. «В трех играх на своем поле Рейни приносит команде восемь очков из тринадцати» – что-нибудь в этом роде. Куда там изнеженным британцам с их долба-ным крикетом!… Стоит только Элайзе увидеть настоящий американский бейсбол, как она сразу влюбится в эту игру…

И Джей представляет ее на трибунах. Знает ли Элайза, что такое «свеча»? И почему отбитый высоко в небо мяч называют именно так? Джею очень нравится, как это звучит, хотя он и не может объяснить внятно – почему. Во всем, что связано с бейсболом, ему чудится невыразимая словами поэзия, и он с нетерпением ждет возможности с головой окунуться в этот мир. Долгие переезды в автобусах, номера в придорожных мотелях… Конечно, это очень утомительно, но романтика сильнее усталости. Лучшие поля, товарищи и соперники, лучшие тренеры – все это будет принадлежать ему, хотя справедливости ради следует сказать, что некоторые университетские поля были не так уж плохи. Кроме того, даже у фарм-клубов есть свои постоянные болельщики и прочее, и это просто чудесно, чудесно, чудесно!… А главное – все это так далеко от осточертевшей фермы, картофеля, родителей… Отец Джея был изрядным подонком; мать относилась к супругу с неприкрытой ненавистью, и бейсбол был для него единственной отдушиной, единственной возможностью избавиться от их постоянных ссор и вражды. Именно в этом и заключалась вся прелесть сделанного ему предложения. Чем лучше он будет играть, рассуждал Джей, тем дальше от родителей окажется.