Запретное кино

— Этого нам знать не положено.

Клавдия еще раз посмотрела в список сокамерников Семашко. Нет, его подельников там не было. Но все равно надо будет проверить все дела тех, кто был тогда в камере.

— А скажите, Порфирий Игнатович, в последние часы, перед тем как Семашко покончил с собой, вы ничего странного в нем не наблюдали?

— В Семашке? Нет, мужик как мужик. Подследственный — одно слово.

— Или в камере? Может, он с кем-нибудь разговаривал?

— Это когда? За ужином или перед сном?

— Да все это время.

— За ужином он с Горбатовым говорил.

«Горбатов, — подумала Клавдия. — Это дело у Игоря. Кажется, там наркотики».

— А перед сном?

— А перед сном он с Чалидзе разговаривал.

Да что же это за Чалидзе? — все не могла вспомнить Клавдия.

— У кого он украл очки?

— У Горбатова как раз и украл.

Или тот ему сам отдал.

— А разве очки не положено отбирать перед отбоем?

Вот теперь Замков по-настоящему занервничал. Заерзал на стуле, тупо глядя то на Клавдию, то на Ирину.

— Господин охранник, — сказала Ирина. — Вам, кажется, задали вопрос.

— А чего?

— Вы должны отбирать очки перед отбоем?

— По инструкции?

— По инструкции.

— А так, что вот, понимаете…

— Отвечайте на вопрос, — отникелировала свой голос Ирина.

— Так точно, положено.

— Почему же вы не отобрали?

— О-о-й, — как-то по-бабски вздохнул Замков. — Говорил я, а они — «гуманность, гуманность»…

— Кто они и что это за гуманность?

— Так комиссия у нас была. Мы ж теперь в министерстве юстиции, это вы верно заметили. Ну, новая метла… У нас как? У нас народу много, спят они по очереди, потому что…

— Место в нет?

— Потому что на всех нехватка, — нашел новую формулировку Замков. — Половина спит, а половина…

— Сиднем сидит, — вставила Ирина.

— Да, притулятся где попало, — снова соригинальничал Замков. — У них отбой днем наступает. Такие дела. Вот и пожаловались комиссии, что ночью ни почитать тебе, ни телевизор посмотреть. Те и начали — гуманность, гуманность. А я им говорил.

— Ясно, — сказала Дежкина.

А про себя отметила, что это надо будет проверить.

— Ну ладно, Порфирий Игнатович, вы вот прочитайте и распишитесь. Знаете как? — Она протянула ему протокол.

— Да чего читать? Я вам верю.

— Вы все-таки прочитайте, — настояла Клавдия.

И на свою голову. Замков читал протокол больше, чем шел сам допрос. Потел, пыхтел, вздыхал, мучался несказанно. Но осилил, когда рабочий день давно уже закончился.

Клавдия отпустила контролера на все четыре стороны, поняв, что зря потратила на него время.

Лучше бы она сегодня сходила в архив ФСБ.

20.43–22.17

Надо было скорее идти домой. План домашних забот занимал все больше букв алфавита. Но домой идти было некогда.

— Ириш, не в службу, а в дружбу, сбегай в архив, узнай, что у нас есть на этих вот людей. Тем более что я теперь тебе не начальник. — Клавдия передала Калашниковой список сокамерников Семашко.

— Ого, это надолго, — сказала Ирина, взглянув на список.

— А ты только отдай и возвращайся. Мы тут с тобой, пока они там будут искать, потолкуем.

Как только Ирина скрылась за дверью, Клавдия позвонила домой. Подошел недовольный Федор.

— Федюша, соскучился? — промурлыкала Клавдия виновато.

— Ты это кончай, знаешь, — вдруг сразу же обиделся муж. — Сначала — ля-ля, Феденька, милый, а потом раз — и на всю ночь к дурацкому компьютеру. Я его вообще разобью.

— Я сама его разобью, — пообещала Клавдия. — Вот только одно дело доделаю.

— Так… Значит, сегодня тоже поздно тебя ждать?

— Да нет, почему, вот еще полчасика посижу и…

— Значит, в десять дома будешь?

— Наверное.

— В одиннадцать?

— Скорее всего.

— Ты сегодня хоть вообще вернешься?

— Конечно, я почти уверена.

Федор бросил трубку.

Клавдия не стала перезванивать, потому что это была не ссора. Это была у них такая любовная игра. Разве можно двадцать лет прожить вместе и не возненавидеть друг друга, если не придумать себе какие-то невинные забавы, игры, маленькие хитрости. Это всегда держит в тонусе.

— Все, отдала.

Ирина, запыхавшись, упала на стул.

— У тебя как со временем? — спросила Клавдия.

— Сейчас? Или вообще?

— Да, — остроумно ответила Клавдия.

— Всегда, — парировала Ирина.

— Тогда одевайся, не будем тут просиживать юбки, а смотаемся на Сокол.

— К Сафонову?

— К нему. Должна же я тебе передать это дело чин чином.

По улице шли молча, потому что в толпе особенно не поговоришь, а вот когда спустились в уже пустеющее метро, Ирина сказала:

— Я все равно не понимаю, зачем он все это брал на себя? Семашко ваш.

— Вот и я не понимаю, но я еще многого не понимаю, Ириша. Я уже столько всего не понимаю, что совсем близко подошла к главному.

— Интересная мысль. Чем меньше понимаешь, тем больше знаешь?

— В точку. Классиков читала? Я понимаю, что я ничего не понимаю.

— Ага, а что самое главное вы не понимаете?

— Как эта пленка появилась в Интернете.

Ирина себе этого вопроса не задавала. И поэтому сейчас глубоко задумалась.

В вагоне сели рядышком на пустой диванчик, но не успели и рта раскрыть, как рядом галантно присел человек интеллигентного вида.

— Простите, барышни, вы не подскажете, как проехать в библиотеку?

— Вам в какую? — поинтересовалась Клавдия.

— В вашу домашнюю, — серьезно ответил интеллигент.

Клавдия только рот разинула. А Ирина хоть бы что.

— Клавдия Васильевна, у вас дома есть библиотека? У меня, например, книг вообще нет. Хотя нет, есть одна, я ее под холодильник подсунула, там ножка отломалась. А вы что, любите читать? — обернулась она к мужчине.

— Обожаю, — сказал интеллигент.

— А я обожаю заниматься сексом, — сказала Ирина. — Извините.

Интеллигент сник. Но никуда не ушел. Так до Сокола следовательницам поговорить и не удалось.

Сафонов жил на улице Репина. В этом поселке вообще все улицы носили имена русских художников. Он и строился когда-то как артистический оазис посреди каменной трудовой столицы. Когда-то здесь в каждом дворе, наверное, с утра стоял человек у мольберта и писал пейзаж. Возможно, здесь тогда было весело. Но сейчас здесь было грязно, темно и пустынно, как в заброшенной деревне.

— А я тут никогда и не была.

— В Москве много таких странных мест, — сказала Клавдия. — Как-то на место преступления выезжали. Ночью меня привезли, так я решила, что на Магнитку тридцатых годов попала — сплошные бараки, в каждом по десять — двадцать семей. Ужас.

Клавдия подошла к калитке небольшой деревянной дачки, вошла во дворик и сорвала печать с двери.

Подергала выключатель — света не было.

— Тьфу ты, надо было фонарик захватить, — только сказала она, как вспыхнул яркий луч и пробежал по стенам. — Вот молодец, — похвалила Клавдия Ирину, — а я не додумалась.

— А что мы тут будем смотреть?

— Что будем смотреть? — задумчиво повторила Дежкина. — Да все посмотрим еще раз. У нас теперь есть новые версии, вот и проверим их на месте.

— Какие новые версии? — опешила Ирина. — И как мы их тут проверим?

— Ой, не знаю, Ириша, не знаю, что-то ты слишком много вопросов задаешь, на которые у меня и ответа нет.

Клавдия немного лукавила. Она приблизительно знала, что хочет найти. Очень хочет. Она, правда, не знала, как это должно выглядеть, из какой это может быть области, вообще возможно ли это найти, но уж очень хотелось.

— Но какая все-таки новая версия?

— Посвети-ка, — попросила Клавдия и показала на дверь.

Дверь открылась легко. За ней шла лестница наверх. — Пойдем посмотрим. Там чердак.

— Клавдия Васильевна, вы не ответили.

— Да, — согласилась Клавдия. — Ты это верно заметила.

Ступеньки скрипели под ногами так угрожающе, что Клавдия невольно держалась за стену. Это, впрочем, вряд ли помогло бы, если бы лестница под ней и Ириной вдруг провалилась.