Здрасте, приехали (СИ)

- Думай, что говоришь, здравомыслящая! - рявкнула Кузина. - Я своего Жорика безумно люблю.

- И он тебя, - подсказала Ира.

- Мне не нравится, как ты ЭТО сказала! Не веришь, что у нас любовь до гроба?

- Тебе какая разница, верю или не верю. Главное, чтобы ты верила.

- И опять не понимаю. Ира, ты что-то знаешь? Если знаешь, так и скажи, языком попросту не мели.

- Маша, что я могу знать! Я в городе бываю раз в неделю. Или того меньше. Привыкла жить в своей деревне, городская суета раздражает, дышать в городе нечем.

- И ты видишь жизнь из окна своего персонального автомобиля? - подражая товарищу Саахову из "Кавказской пленницы", поинтересовалась Маруся.

- Намекаешь, что, проезжая по улице, я могла заметить... одного знакомого под ручку с молоденькой студенткой?

-...

- Каюсь, не замечала, - усмехнулась Ирина. - Ни одного, ни под ручку со студенткой. А то ты своего Жорика не знаешь! У него одно в голове - защита докторской.

- Это правда. Скоро забудет, как меня зовут, - опечалилась Кузина.

- Не грусти, всё проходит, пройдет и это. И не убийство Таракановой тебя растревожило, а одиночество заело. Приходишь домой, хочешь расслабиться, поделиться проблемами с родным человеком, а ему до тебя и дела нет.

- Я делюсь с ним. И, кажется, он устал от меня. Я постоянно жалуюсь, нужу. Кто это вытерпит.

- Тот, кто любит... Маруся, ты успокойся, не бери ничего в голову. Враг будет разбит, победа будет за нами. Пока...

- Ирка, погоди, я... Перезвонишь мне разговора с Антошкиным.

- Не перезвоню, встретимся после работы, как и договаривались, и все обсудим. Надеюсь, к тому времени я узнаю обстоятельства дела.

- Ладно, - безрадостно согласилась Маруся. - А мне, что прикажешь делать?

- Найди Панченко и поговори с ним. Пусть расскажет, о чем они вчера разговаривали с Таракановой. Заходил ли разговор о Денисе. Сразу они двинули к ее дому или где-то гуляли. Если гуляли, то под подозрение попадают все ваши, не один Денис, который покинул компанию раньше всех. Убийца улучил подходящий момент: любой из вас вспомнит, чем закончился вчерашний гайгуй - намеками на сексуальную ориентацию Бледнова. Вот он и воспользовался случаем. Пусть думают на мальца с отклонениями, который тщательно скрывал о себе правду. Маруська, а ты вспомни, чем еще поразила болтливая старушка накануне?

- Я за ней по пятам не ходила, и к ее бреду не прислушивалась. А с чего ты решила, что Панченко станет со мной откровенничать? Я не следователь.

- Маруся, раскрепостись, тогда мужчины к тебе потянутся.

- Ты... мне... предлагаешь... изменить мужу, - задыхаясь от возмущения, проговорила Кузина.

- Машка, ты дура стоеросовая! Я не предлагала наставлять рога кандидату технических наук, я предлагала вспомнить, что ты симпатичная женщина, что умеешь кокетничать...

- Это ты дура стоеросовая! Панченко мне в деды годится.

- Не преувеличивай.

- Хорошо, в отцы. Он и обращается со мной, как отец. Заботится, конфетки подсовывает.

- Конфетка, иди к Панченко и вызови на дружескую беседу. Всё, до вечера...

Прежде чем направиться в комнату отдыха, где предположительно проводил обеденное время Владимир Иванович Панченко, Маруся Кузина заглянула в конструкторское бюро. Не распахнула дверь настежь, а приоткрыла маленькую щелочку. В щелочку попала Дуся Кабачкова. Она тянула из чашки чай или кофе и читала толстую книгу. Кузина знала, что третий месяц ее приятельница штудирует "Войну и мир", грозится бросить, не дочитав, но упорно не бросает. Практически каждый обеденный перерыв бегает глазами по страницам романа Льва Толстого, благо не обсуждает прочитанное с Марусей. Маруся ни раз спрашивала, с чего вдруг такая заинтересованность литературой из школьной программы, на что не получала вразумительного ответа. Лишь недавно Евдокия призналась, что читает роман "для саморазвития". Кузина пошла дальше и поинтересовалась о причине саморазвития, которое ранее тихо спало и не предъявляло претензии к человеку с высшим техническим образованием, по совместительству дизайнеру женской одежды. Кабачкова помялась, но потом призналась, что познакомилась с мужчиной, который учительствует в школе, а на досуге пишет стихи и прозу. Если честно, то проза - короткие рассказы - ей нравятся больше, чем стихи. Евдокия благоволит к привычному для всех стихосложению, а белый стих не понимает. Ее новый знакомый пишет стихи в непонятной манере, доводя Дусю по головной боли. Голова у подруги болит постоянно, в большей или меньшей степени, Маруся об этой проблеме осведомлена. Причина в ухудшении зрения, теперешние очки ей не подходят. Кузина предлагает Дусе сходить к окулисту, но та отмахивается, объясняет свое нежелание нехваткой свободного времени. И продолжает издеваться над глазами: днем сидит за монитором компьютера, в обед саморазвивается, вечером кроит, шьет "при лучине". Спрашивается - когда находит время для личной жизни? Кузина просила познакомить ее с поэтом-литератором, или хотя бы поглазеть на него со стороны, но Кабачкова упирается. Можно подумать, Маруська составит ей конкуренцию или начнет охаивать мужчину. Она только рада, что милая молодая женщина, пусть и не красавица, пусть повернутая на своем увлечении, как-то разнообразит свою жизнь.

Кузина печально вздохнула - а то у нее жизнь полна впечатлений! Как у всех - дом, работа. Муж. Муж, который только и знает, что награждает ее своим "здрасте, приехали". Она ждет от него слов поддержки, ждет понимания, а он лишь поддакивает. Относится к ней, как к вздорной девчонке. Хочешь играть - играй, хочешь спать - спи, не хочешь готовить - не готовь, сам приготовлю... Но в последнее время Жорик изменился, что не удивительно - скоро защита.

У человека грядет важное событие, а она ему нервы портит.

Маруся клятвенно себе пообещала измениться. С коллегами она всегда вела себя ровно, Тараканова не в счет, а вот с мужем... У них отношения не "муж-жена", а "отец-дочь". Вот надоест Жорику вытирать ей сопли, и найдет он настоящую жену.

Она докажет своему Жорику, что кое-что в этой жизни умеет. Тогда он забудет свое "здрасте, приехали", а удивленно протянет: "Ну, ты даешь, я бы так не смог".

А она смогла! Смогла раскрыть преступление, которое пришлось не "по зубам" даже профессионалу Дмитрию Антошкину, которого в детстве припечатала лопаткой Ирка Оплеухова. А не фиг других девчонок конфетами угощать.

Ирка! - опомнилась Маруся. - Вечером спросит у меня о проделанной работе, и что я ей отвечу? Скажу, что размышляла о своей семейной жизни вместо того, чтобы подкатить в Панченко с расспросами.

В некогда тихом коридоре зашумели люди. Обеденный перерыв незаметно подошел к концу. Из-за угла, где располагалась комната отдыха "по интересам", потянулись сотрудники предприятия, обсуждающие прошедший турнир по шахматам. Кузина не сомневалась, что победителем вышел здоровяк из испытательного центра, который восхищал своим постоянным румянцем во всю щеку. Восхищал всех женщин, кроме Таракановой, что неудивительно при ее "любви" к людям. Особенно к тем, у кого были таланты в разных областях. Странно, что княжна цеплялась к Кузиной, у которой с талантами была напряженка. Или наблюдательная старушенция что-то заметила, и начала заранее гнобить, чтобы та не зарывалась. Маруся никогда не зарывалась, больше страдала от своей никчемности и тупости.

Но в отношении к здоровяку они с Таракановой были едины - им обеим он был несимпатичен. Маруська не могла понять, откуда возникла неприязнь. Но так бывает...

Здоровяк из испытательного центра впечатывал в половое покрытие свои ноги сорок шестого размера, еле поспевал за ним Денис Бледнов. Щеки здоровяка пылили, а глаза метали молнии. Денис был нездорово весел - приблажно улыбался во весь рот, будто не верил свалившемуся счастью.

- Что, не пускают? - спросил он у Кузиной, застывшей у двери конструкторского бюро.