Дело длинноногих манекенщиц (Сборник)

Заперев отмычкой дверь своего номера, я вернулся на пожарную лестницу, которая уже успела стать моим верным и испытанным другом. Спуск мой на улицу прошел незамеченным, как и путь вокруг отеля к парадным дверям. Старик с шарманкой исполнял теперь Верди, который на этом инструменте выходил тоже отвратительно. Шарманщик стоял спиной ко мне, и я бросил гульден в его банку. Он обернулся, чтобы поблагодарить, губы его уже раздвинулись в беззубой улыбке, но тут он увидел, кто перед ним, и челюсть его на миг отвалилась. Он пребывал у самого подножья лестницы, и никто не дал себе труда проинформировать его о том, что делает Шерман. Я мило улыбнулся ему и вошел в отель.

За конторкой спиной ко мне стояли несколько служащих в ливреях, и с ними портье. Я громко потребовал:

– Прошу шестьсот шестнадцатый.

Портье резко обернулся с высоко, но недостаточно высоко вскинутыми бровями. А потом одарил меня своей сердечной крокодиловой улыбкой:

– Господин Шерман! Я не знал, что вы были в городе.

– Ну да. Прогулка для здоровья перед ужином. Знаете, это такая старая английская традиция.

– Конечно, конечно, – теперь он улыбнулся лукаво, как будто находил что-то чуть игривое в этой старой английской традиции, после чего позволил себе заменить улыбку миной, выражавшей легкое удивление. Фальшив он был на редкость. – Не припомню, чтобы видел вас выходящим.

– Ну что ж, – рассудительно откликнулся я, – невозможно ведь требовать, чтобы вы все время занимались всеми своими гостями, не правда ли?

Я ему вернул его фальшивую улыбку, забрал ключ и двинулся к лифтам. Почти на полпути меня остановил вопль ужаса, после которого повисла тишина, длящаяся ровно столько, чтобы закричавшая женщина набрала воздуха для второго вопля. Вопли эти издавала крикливо одетая женщина средних лет-карикатура на американскую туристку за границей, – она стояла перед лифтом, с губами, застывшими в виде буквы "о", и с глазами как блюдца. Тучный господин в полотняной одежде рядом с ней силился ее успокоить, но и сам выглядел не слишком беззаботно, и создавалось впечатление, что он тоже не против немного проверещать. Портье пронесся мимо меня, я последовал за ним, и, когда достиг лифта, он уже опустился перед ним на колени, наклонившись над распростертым телом мертвого коридорного.

– Ой-е-ей! – произнес я. – Вы полагаете, он в обмороке?

– В обмороке? Вы говорите – в обмороке? – вылупился на меня портье. – Посмотрите, господин, что с его шеей. Этот человек уже мертв.

– Боже мой, кажется, вы правы, – я наклонился и пригляделся к трупу. – Не видел ли я где-нибудь этого человека?

– Это коридорный с вашего этажа, – ответил управляющий.

Слова эти, право, дались ему нелегко, трудно говорить, когда у тебя так стиснуты зубы.

– То-то он показался мне знакомым. В расцвете жизни… – я печально покачал головой. – Где у вас ресторан?

– Где… где что?

– Ничего-ничего, – успокоил я его. – Понимаю, что вы перенервничали. Я найду его сам…

Ресторан отеля «Рембрандт», быть может, и не является, как утверждают его хозяева, лучшим в Голландии, но я не стал бы подавать на них в суд за дезинформацию. От икры до свежей клубники – от нечего делать я поразмышлял, отразить ли это в счете расходов как представительство или как взятку – еда была роскошной. Мелькнула мысль, впрочем, без чувства вины, о Мэгги и Белинде, но такие вещи неизбежны. Красное плюшевое канапе на котором я сидел, было знаком ресторанного комфорта. Выпрямившись на нем, я поднял рюмку коньяку и сказал:

– За Амстердам!

– За Амстердам! – откликнулся полковник де Граф.

Полковник, заместитель шефа городской полиции, подсел ко мне без приглашения минут пять назад. Он устроился в большом кресле, которое, казалось, было ему мало. Очень широкоплечий, хотя и среднего роста, с седовато-стальными волосами и глубоко изрезанным морщинами обветренным лицом. За такой внешностью чувствовался несомненно твердый и уверенный образ жизни и какая-то почти лишающая окружающих смелости компетентность во всем. Он сухо продолжал:

– Я рад, что вы веселы, майор. После такого насыщенного событиями дня.

– «Срывайте розы, пока возможно», полковник. Жизнь так коротка. Но о каких событиях вы говорите?

– Мы не так уж много сумели узнать об этом Дуклосе, которого застрелили сегодня в аэропорту. – Полковник ван де Граф был человеком терпеливым и нелегко поддающимся на словесные уловки. – Знаем только, что он прибыл из Англии три недели тому назад, зарегистрировался в отеле «Шиллер» на одну ночь, а потом исчез. Похоже, майор, что он ожидал вашего самолета. Или это стечение обстоятельств?

– Он ждал меня. – Де Граф все равно рано или поздно узнает об этом, скрывать не стоило. – Это один из моих людей. Думаю, он откуда-то добыл поддельный полицейский пропуск… ну, чтобы пройти через иммиграционный зал.

– Вы меня поражаете, – он тяжело вздохнул, но ничуть не выглядел пораженным. – Дорогой друг, это ведь очень затрудняет дело, если мы не знаем таких вещей. Меня должны были проинформировать о Дуклосе. Коль скоро есть указание из парижского Интерпола оказывать вам посильную помощь, не находите ли вы, что будет лучше, если мы наладим сотрудничество? Мы можем помочь вам, вы – нам. – Он пригубил коньяк, его серые глаза глядели вполне дружелюбно. – Можно предположить, что у вашего человека была какая-то информация, которая теперь пропала.

– Возможно. Ну что ж, начнем с вопроса о посильной помощи. Не могли бы вы проверить, нет ли в вашей картотеке некоей мисс Астрид Лимэй? Она работает в ночном ресторане, но говорит не как голландка и не выглядит голландкой. Быть может, у вас на нее что-то есть.

– Это девушка, которую вы сбили с ног в аэропорту? Откуда вы знаете, что она работает в ночном ресторане?

– Она сама мне сказала, – соврал я, не моргнув глазом.

– Служащие аэропорта, – он нахмурился, – не передавали мне, чтоб она что-то такое говорила.

– Служащие аэропорта – это сборище старых баб.

– А! – это могло означать что угодно. – Такие сведения могу поискать. Что еще?

– Ничего.

– Мы забыли о другом мелком происшествии.

– Слушаю вас.

– Этот коридорный с шестого, этажа… неинтересный тип, о котором мы кое-что знаем… Это был не ваш человек?

– Полковник!

– Я ни секунды так не думал. Вы знаете, что он умер, сломав себе шею?

– Должно быть, тяжкий несчастный случай, – заметил я сочувственно.

Де Граф допил коньяк и встал.

– Мы еще не познакомились с вами, майор, но вы уже достаточно долго в Интерполе и снискали себе в Европе изрядную репутацию, чтобы мы не были знакомы с вашими методами. Смею вам напомнить: то, что проходит в Стамбуле, Марселе и Палермо – назову только эти несколько городов, – не проходит в Амстердаме.

– Вы действительно неплохо информированы, – похвалил я.

– Тут, в Амстердаме, мы все во власти закона, – похоже, он меня не слышал. – Ни я, ни вы не исключение.

– И не рассчитывал на это, – вставил я невинно. – Итак, сотрудничество. А теперь – цель моего визита. Когда я мог бы с вами побеседовать?

– В моем бюро в десять, – он без удовольствия обвел ресторан взглядом. – Тут не место и не время.

Я вопросительно вскинул брови.

– У отеля «Рембрандт», – понизил голос де Граф, – мировая известность как у места, которое насквозь прослушивается.

– Вы меня удивляете, – откликнулся я. Де Граф вышел. А я задумался: черт побери, он что, полагает, что я случайно выбрал отель «Рембрандт»?

Кабинет полковника де Графа ничем не напоминал номер в «Рембрандте». Довольно большая комната, но унылая, голая и деловая, обставленная главным образом серо-стальными шкафами для бумаг, серо-стальным столом и такими же креслами, к тому же и твердыми, как сталь. Но уж во всяком случае такая обстановка вынуждала человека сосредоточиться на предмете разговора, тут не было ровным счетом ничего, что отвлекало бы внимание или взгляд. Де Граф и я после десятиминутного вступления как раз и сосредоточились, хотя, полагаю, де Графу это давалось легче, чем мне. Минувшей ночью мне допоздна никак не удавалось заснуть, а в подобном случае трудно быть в идеальной форме к десяти часам холодного и ветренного утра.