В устье ручья Скалистого (Часть 1)

Рисковал ли Соболь? По большому счету, да. Ведь лагерь, в котором находились бандиты, был не более в пятнадцати метрах от берега. И стоило одному из них встать и подойти к берегу, то Соболю пришлось бы не сладко. Он хорошо знал убойную силу автоматов Калашникова. Но риск в данном случае был оправдан. Можно было даже не подходить, а просто посветить фонарем и Соболь был ба как на ладони. Еще возясь с катамаранами, он слышал громкий разговор на берегу, звон разбитой пустой бутылки, откинутой одним из бандитов в сторону.

Стремительный поток реки через несколько минут вынес Соболя на добрый километр ниже бандитского лагеря. Пристав к берегу, Соболь затащил катамаран в береговые кусты и привязал его к валявшейся тут же коряге. Только потом он почувствовал, как он замерз. Вечерние разговоры

Седелка вернулся домой от Геннадия Павловича Ляшкевича часов в девять вечера. Голова у капитана милиции гудела. И он пытался хоть как-то успокоиться. Какое золото? Какие бандиты? Какое КГБ - ФСБ? Да еще сообщники?

В поселке, где самым крупным и громким преступлением за последний год был грабеж коммерческой палатки напившимися до беспамятства двумя рабочими из геологической партии, прибывшей в Ольхон на время летнего сезона из города. И то наутро сам начальник партии, огромный обросший осетин Аслан Боциев самолично доставил горе-грабителей прямо в кабинет Седелке. Он же их забрал назад, когда путем переговоров между геологом и коммерсантом было достигнуто согласие в том, что работяги выплатят за восемь взятых в ларьке бутылок водки и коробку зарубежного пива "Faxе", прихваченного ими заодно.

Те восемь - десять постоянно проживавших в поселке бичей, которые не работали и постоянно тусовались у коммерческих палаток, особых хлопот участковому не причиняли. Лица кавказской национальности, проживающие в поселке и, по всем разговорам, занимающиеся хищением золота, вели себя тихо и пристойно. Если можно было назвать этот преступный бизнес пристойным занятием. Да этими вопросами Седелка не занимался, для этих дел в поселке и находился подполковник Высоких. У него были свои дела, агентурная сеть и тому подобное. Впрочем, за те два года, что подполковник прожил в поселке, за хищение золота задержан никто не был. Хотя, кто знает. Может, расхитителей задерживали, но это происходило не здесь, а в райцентре или даже в городе. Седелка не касался дел, связанных с золотом. Впрочем, и последний не влезал в "бытовуху" участкового инспектора. Все эти мысли роились в голове Седелки, и ей от этого не становилось легче.

Без аппетита он пожевал жареную картошку с овощным салатом, которую жена ему предложила на ужин. Седелка, вопреки своим правилам, не стал заниматься хозяйством, что он всегда делал после ужина. Помогал жене мариновать огурцы или помидоры, собранные в своих теплицах. А август в Ольхоне был временем сбора и заготовки урожая, как говорится в пословице, "хороший день весь год кормит". В капитально построенных теплицах в середине августа вызревало по ведру помидоров и огурцов ежедневно. Это не считая болгарских перцев, зелени, а то и арбузов.

Не стал он смотреть по телевизору и футбольный репортаж, хотя и играла его любимое "Торпедо". Иван Семенович сделал то, что весьма удивило его жену и сыновей. Он уселся за стол, выдвинул ящик, достал из него несколько листов бумаги и авторучку. Разложив все это на столе, Седелка задумался.

Ляшкевич попросил капитана милиции составить список лиц, которые могли быть замешаны в этой непонятной истории. По общему мнению они решили исключить тех, кто проживал в поселке от пяти и более лет. Таких Седелка знал всех. Исключить из списка следовало и старателей, ежегодно приезжающих на промсезон, семейные пары, женщин.

Таким его и застал его старый друг председатель старательской артели Окоп.

-Ты, что, Семеныч, задумался, - Окоп прошелся по комнате и устроился в кресло возле телевизора, - ты знаешь какой-то он подозрительный, этот парень приезжий. Еще когда я его в Среднеканске встретил, я говорю про Ляшкевича. Всю дорогу расспрашивал про людей. И больше всего почему-то, знаешь о ком. Окоп замолчал и хитро посмотрел на своего друга.

Участковый задумался Потом он неожиданно вскочил с места и направился к серванту. Распахнув стеклянную дверку, он достал с полки потертую кожаную планшетку и уже из нее вытащил старую общую тетрадь.

Несмотря на то, что Седелка даже в рабочее время много занимался решением своих собственных задач и проблем, участковым он был добросовестным, если не сказать дотошным. Когда-то, еще в начале своей милицейской карьеры, он приучил себя записывать в тетрадь все какие-то либо чрезвычайные происшествия, нелепые казусы, другие случаи выходящие из рамок местного существования поселка и его окрестностей. Эти записи, даже в некоей мере, не были похожи на официальные рапорты, или там официоз в журнале происшествий, который велся в участке, и о которых приходилось докладывать в вышестоящие инстанции Эти записки, порой хаотичные, зачастую не относящиеся друг к другу, осуществленные даже без намека на какую-то хронологию, тем не менее представляли повседневную жизнь поселка в самых неожиданных ракурсах.

Седелка полистал страницы тетрадки, нашел нужную, несколько раз прочитал текст и удовлетворенно хмыкнул.

Окоп вопросительно смотрел на своего друга.

-Ты чегой-то, Семеныч, гомонишься. Давай лучше по-маленькой...

Председатель артели и участковый инспектор за многие годы приятельствования давно изучили друг друга. Встречались они практически каждый день, но при общении много не разговаривали.

-Слушай Николай, ты помнишь в прошлом году на реке Тарын сгорело зимовье, - теперь уже участковый вопросительно смотрел на приятеля.

-Конечно помню, это было в декабре. Мои же ребята первые и обнаружили, когда со старательского участка возвращались. А в чем дело

- Подожди не спрашивай. Я вот по своей записи проверил, что мой друг подполковник майор Высоких ездил в этот день в райотдел.

- Ну и что, ездил так ездил.

- Так вот он никуда не ездил, а его видели Марфа и Ефим на Тарыне накануне пожара вечером.

Семья эвенов-оленеводов Марфа и Ефим Слепцовы кочевали со своим небольшим оленьим стадом в верховьях ручья Тарын. Изредка они приходили в поселок, что бы приобрести необходимые продукты- крупы, чай, сахар, хлеб.

В поселке они оставались недолго, а конкретно ровно столько сколько уходило времени на то, чтобы продать перекупщикам добытую ими пушнину великолепные шкурки северных соболей и белок. Продать или обменять на водку. Никто толком в поселке не знал сколько им лет. Марфе давали 50-60, Ефим был постарше. Еще несколько лет назад они кочевали по окрестным горам и долинам с детьми. Потом дети подросли и уехали в город, где благополучно спиваются, наезжая к родителям раз в год за деньгами. Старики раньше состояли в колхозе и поэтому сейчас исправно государство выплачивало им положенную пенсию. Слепцовых давно приглашали поселиться в поселке, давали квартиру, но привычный уклад жизни они не захотели менять. Таких кочевников в окрестностях осталось только несколько семей. Кроме Слепцовых в верховье реки Ольхон кочевали Пестряковы, а на дальних урочищах Сетчана - супруги Васильевы с двумя маленькими детьми.

-Ты знаешь Семенович, меня Ляшкевич в дороге расспрашивал о твоем коллеге подполковник Высоких, почти всю дорогу от Среднеканска. Чем занимается, куда ходит, кто друзья...В общем подозрительный тип этот парень, я тебе еще раз повторяю. Но да ладно давай, что ли выпьем.

Седелка сходил на кухню. Принес стаканы, тарелку не резаных помидоров и бутылку. Друзья выпили, закусили помидорами.

Седелка был в растерянности. Сидя со своим другом у себя дома, он мысленно прокручивал в голове весь разговор, состоявшийся с Ляшкевичем. Только сейчас он начал вспоминать, что и у него фээсбэшник несколько раз спросил о подполковнике Высоких, спросил как бы между делом. Но тем не менее, вопросы были заданы. Седелке нестерпимо захотелось рассказать своему другу о Ляшкевиче правду. Кто он такой, зачем приехал в Ольхон.