Трижды приговорённый к вышке

"А ты говоришь - плюнь! Кто же тогда, как не ты? Это же подло уйти теперь в сторону!"

"Перед описанием расположения дома и обстановки Иваненко, со мной разговаривали неоднократно в разное время... Потом надо было описать дом и обстановку. Я уже сказал: там никогда не был и расположения мебели не знал, поэтому отказывался описать все, ссылаясь на плохую память. Следователь помогал мне, но я старался уйти от детального описания. Следователь задавал наводящие вопросы. Только после того, как я посмотрел план, который мне показали, я его потом нарисовал..."

Память работала мощно, в адвокате спорили два, не уступающих друг другу человека. Они друг с другом не соглашались. Но память, воспроизводившая признания Дмитриевского, признания в его пользу, работала и работала, заставляла Гордия забывать о собственных противоречиях, противоречиях внутри себя, и он "заводился", все с большим и большим прозрением видя, как Дмитриевский сам лез в петлю, не понимая того. Он уходил от вышки, но он шел к длительному сроку наказания. По сути и Гордий, отступая, вел их к этому.

"Затем мне предстояло нарисовать словесный портрет Светланы Иваненко. Это было для меня трудным делом, так как я ее никогда не видел. Долго я отделывался общими фразами, называя такие приметы, которые можно сказать о любой девушке. Но потом меня _п_р_и_ж_а_л_и_, и я, по намечным подсказкам следователя, описал приметы: рост средний, фигура изящная, щеки пухленькие, подбородок полненький, губы средние, миловидная, прическа пышная, характерных особенностей нет. Цвет глаз, сказал, не помню..."

"Еще предстояло самое трудное - опознать Светлану на фото. Мне предложили три карточки, и я растерялся. Перед опознанием мне говорили, что решается моя судьба, я должен опознать, иначе не поверят, что я сожительствовал и что убийство - это бытовая драма...

Все три могли подойти к моему описанию. Мне казалось, что среднее фото более всего подходило к тем намекам и попутным замечаниям. Указал на среднюю, но не угадал. Остались две крайние. Растерялся, не знал, на какую указать. Минут 30 думал. Следователь не выдержал и сказал: "Может, тут вообще нет Иваненко?" Прошло полтора часа, понятые стали нервничать. Тогда я решился, незаметно приподнял фото и на обороте увидел подпись, после чего уверенно указал на фото N_3. После этого мне пришлось давать объяснения, почему не мог сразу опознать и убеждать, что это не нежелание, а переживание при виде фото..."

"Гордий, как ты живешь после всего этого? Ну скажи мне! Как? Ходишь, спишь, ешь, дождался, что попал в больницу, дождался, что отправили с незаконченным делом на пенсию..." - "Да я и сам просился! Сам!" - крикнул он злобно. - "Ах вот как!" - "Не путай меня! Не нажимай на меня... Я сегодня... устал. Понимаешь, устал! Отстань... Поговорим завтра..."

- Гражданин, вы уже делаете на маршруте пятую ходку. По одному билету, гражданин!

- Разве? Простите...

- Платите, платите штраф, гражданин. Я специально за вами следила. Вы вроде и не пьяный. Рубль платите. Иначе сдам, гражданин, в милицию.

Он отдал рубль и вышел на остановке.

- Гражданин, это последний трамвай, учтите.

Голос кондуктора подобрел.

- Садитесь, гражданин. И возьмите назад свой рубль. А мне квитанцию отдайте.

Махнул рукой: мол, езжайте.

Кондукторша пожала плечами.

- Может, какой сдвинутый, - вздохнула. - Шепчет, шепчет, шепчет... Чего шептать? Шел бы домой, лег спать... Или читал бы газету...

Полгода назад он был в этом доме, именно от этого дома он ушел тогда как бы с занозой в сердце. Он говорил молодой красивой женщине все, что думает. Он говорил: "Вы не имеете права молчать сами, не имеет права молчать ваш муж. Он не виноват. Понимаете, он не виноват. Но разве может невиновный человек сидеть? Вы скажите мне: может? Или не может? Я вышел из себя, простите. Но ваш муж не помогает мне. Только я что-то начинаю разумное тянуть, ваш муж немедленно отказывается, он твердит: "Я убил!" До каких пор это будет продолжаться? Можете хотя бы вы помочь мне? Вы, вы, вы! Можете вы поговорить с ним при свидании и заставить его быть стойким, не тюхтерей, не слабеньким? Пусть, наконец, он станет мужчиной, черт его подери! Сколько в бумагах лежит его настоящих показаний, где он страстно доказывает, что не является убийцей! И это правда, а не то, что он вдруг утверждает, чего-то напугавшись, что он - убийца..."

Именно она, эта красивая женщина, заставила тогда уйти его, уйти с занозой в сердце. Именно она сказала: "Он есть. Но его может не быть. Я все десять лет, изо дня в день, буду ходить к нему. Пусть он живет. Я не верю в законы. Если вы говорите, что он не виновен, то почему он сидит?"

Именно тогда, когда она показала ему на выход, он вышел и почувствовал: у него под сердцем заноза. Она шевелится, шевелится, шевелится. Она набухает, набухает. Он тогда пошел к автобусной остановке, у него поплыли круги в глазах, потому что под сердцем уже так все взбухло, что дошло до глаз, до рта, он задохнулся и упал...

Что было дальше, не помнит.

Очнулся в больнице. Старый врач, с которым он давненько был знаком (как-то шло дело об убийстве, этот врач был экспертом по делу) улыбнулся ему дружески и, потрогав за плечо, сказал:

- Ну, дружище! Выкарабкались вы с того света... Мудро!

Ему хотелось что-то сказать в ответ, хотелось заплакать: если бы вдруг так и Нюша смогла выкарабкаться! Но тут же он вспомнил все. Как шел от жены Дмитриевского. И что она сказала ему тогда. "Я не верю в законы!" Вот ведь как! Он скривился, словно от зубной боли. Врач обеспокоенно стал щупать пульс.

- Укатали и тебя, Иван Семеныч, - насильно улыбнулся. - Пугаешь!

Несколько долгих месяцев он тревожно думал больше всего о жене Дмитриевского. Боже! В молодые такие годы... И это есть людское счастье ждать десять лет? После того, как на него обрушилось, после того, как его обвинили?! Он имел любовницу, он убил ее... Эта женщина - жена - сама рассчет? Или она так любит его, что на все махнула рукой? Лишь бы он был! Лишь бы его не стали теребить и не пересудили на высшую меру наказания... Может, она ему и внушила все?

Несколько долгих месяцев он думал обо всем на свете - о Нюше, о сыновьях и внуках, и об этой красивой женщине... Он потом ходил, глотал пилюли, принимал разные процедуры. И несколько месяцев перед ним стояла красивая женщина, которая собиралась ждать своего мужа десять лет, ходить в тюрьму изо дня в день, если это будет возможным, и все это время не верить ничему: ни нашим законам, ни нашим адвокатам, ни тюремному начальству...