Стеклянный ключ

— Холодновато сегодня.

— А я вот в гостях засиделся, — пояснил Артур, — в преферанс резался с нашими дамами. Хорошо, что на гривенники, а не на гривны. А то бы вообще ушел без штанов. Ох, они звери. Особенно Липочка. Софья Ковалевская по сравнению с ней отдыхает.

— Никогда не сказал бы.

— Вот-вот. Божий же одуванчик с диагнозом: «Мадам, уже падают дятлы». А там не мозги, но компьютер. Только не слышно, как щелкает.

— Долго сидели? — равнодушно поинтересовался Андрей, погруженный в невеселые раздумья.

— Вот недавно вышел. И так идти лень домой. — Артур тронул его за плечо. — Татьяна не придет. Она звонила несколько часов назад. Это я просто так тут сижу, по привычке.

— Боюсь, у меня тоже заведется такая привычка, — горько усмехнулся Трояновский.

Скорецкий поцокал языком:

— Плохая привычка. Лучше поменяй ее на какую-нибудь другую, пока не поздно. Вот очень неплохо лазить в окна к любимой женщине, признаваться ей в любви. А еще, мне кажется, хорошо бы завести привычку поговорить, пока поезд не ушел.

— Она тебе что-то рассказывала? — вскинулся Андрей.

Артур криво усмехнулся:

— Я ее не видел. Но такое выражение, как у тебя, уже видел однажды. Не самое прекрасное зрелище в мире, если разобраться.

— Точно. Мерзкая рожа.

— Отчаявшаяся. Что случилось?

Андрей довольно долго смотрел на Артура, не зная, можно ли говорить с ним о таком интимном.

— Тебе не кажется, что мы с тобой сталкиваемся, как попутчики в одном купе? — спросил тот. — А попутчику многое можно рассказать.

— Ой ли, попутчики? — усомнился Трояновский.

— Я потерял ее — это медицинский факт, — на удивление спокойно ответил Артур. — Но в Афгане я понял одно: главное, чтобы близкий друг остался жив. Неважно, где он, с кем он, кто он, если с ним все в порядке. Я ее потерял, но я не хочу, чтобы теряла она.

Андрей поколебался всего несколько секунд:

— Кажется, я ее предал.

— И себя заодно.

— И себя…

— А теперь слухайте сюда, — деловито сказала Тото, копаясь в шкафу и прикладывая к себе вешалки с разными костюмами. Новый образ требовал осознания, и она пыталась понять, что из прошлых нарядов ей пойдет, а что придется отвесить в сторону до следующей перемены облика. — О сантиментах мы поговорили, нужно поговорить о коммерции.

— Крупной или мелкой? В чем гешефт? — уточнила Нита.

— Ах, оставьте ваших глупостей, — заявила внучка. — Коммерция не может быть крупной или мелкой. Это как искусство, или высокое, или вообще никакое.

— И какое у нас искусство?

Татьяна оживилась:

— О, презабавное. Значит, так, наши драгоценные Капочка и Липочка при помощи маникюрных ножниц взломали Шурин тайничок. То есть мы с тобой предполагаем, что он Шурин, а на самом деле, кто его знает.

Антонина Владимировна призналась:

— Это ужасно звучит: маникюрные ножницы, взлом, Капа и Липа — кладоискатели. Просто переполох в благородном семействе.

— Знала бы ты, как это жутко выглядит, — наябедничала Тото. — А на заднем плане вообрази мятущихся и страждущих Геночку и Аполлинариевича, которых лишили заслуженного кусочка славы. Помнишь анекдот? Почему мужчины не берут женщин на рыбалку? Потому что женщины неправильно насаживают червячка, неправильно забрасывают удочку, слишком громко говорят, неверно подсекают и вообще… ловят рыбы значительно больше.

— Выкладывай, что они там нашли.

— Три письма. И черепаховый ларец.

— Три Шурины письма? И ради этого стоило колупать ножницами бесценные изразцы? А что в ларце?

— Во-первых, откуда ты знала, что именно изразцы?

— Тоже мне, бином Ньютона, — Нита кивнула на кучу фотографий. — Фрагменты узора, отдельная плитка, представляющая их в совокупности. Кстати, где-то вычитала, что совокупление — это покупка совы. Так что с письмами и с ларцом?

— Я бы и признала их Шуриными, — не удержалась Татьяна от эффектной позы, — но только они датированы одна тысяча шестьсот шестьдесят восьмым годом. Кроме того, вряд ли у бесценной прабабули были почерк и подпись Луи четырнадцатого. А в черепаховом ларце обнаружились не менее бесценные, чем прабабуля, звездчатые сапфиры неимоверной красоты и немыслимой величины. И тот, и другой я отдала Пашке, чтобы он вызвал экспертов, — ему проще провернуть такое дельце, не поднимая много шума. Ты ведь не против?

— Конечно, нет. Павлуша — порядочный и добрый мальчик. Ты все сделала верно. А что в письмах? — спросила Нита.

— Что там может быть? Любовная история, тоска по несбывшемуся. Даже Павел прослезился. Ну и как тебе твоя мамочка? Ты как будто и не удивлена вовсе.

Бабушка сделала легкое движение бровями, призванное обозначать, что у Шуры еще и не то могло заваляться в ее тайничках.

Высокий сухощавый человек в цветной футболке и легкомысленной панамке направлялся в сторону цепи озер, славящихся на всю область своей знатной рыбалкой. Места тут были благословенные, словно здешние жители ничего не знали о прогрессе и цивилизации, а потому строили свои особняки в сени деревьев, окружали их цветущими садами и, скупив гектары земли для поместий, отчего-то не вырубали леса под корень.

В этом загородном поселке жили те, кто мог позволить себе наслаждаться природой. Почти вся обширная территория была поделена между несколькими владельцами, однако они, как люди интеллигентные и терпимые, спокойно относились к редким приезжим, когда те хотели порыбачить в их озерах или собрать ягодку-другую в их лесах. Но только в том случае, если то оказывались люди их круга, еще не построившие здесь дом, а только присматривавшиеся к покупке.

Ивана Андреевича здешнее малочисленное общество приняло благосклонно. Он перезнакомился почти со всеми обитателями этого райского уголка, кроме одного — отшельника и нелюдима, одноглазого господина в летах, владевшего самым большим участком территории, включавшим огромный лес, несколько холмов, пару озер и кусок реки. Вот он-то как раз гостеприимством не отличался: не успевал Иван Андреевич со своими удочками приблизиться к его особняку, похожему на старинные викторианские усадьбы, как немедленно возникал из ниоткуда какой-нибудь вежливый монстр с размерами и улыбкой горного тролля и, тщательно подбирая слова, оповещал заблудшую душу о том, что она находится на частной территории, куда вход без приглашения хозяина воспрещен.

Кажется, одноглазому безразлично, что судачат о нем соседи; он полностью игнорировал и тот факт, что прослыл скрягой, надменным и заносчивым стариком и личностью крайне неприятной. Иван Андреевич не сомневался в том, что одноглазый крайне бы удивился, когда бы узнал, что в округе существуют какие-то люди, которые что-то о нем говорят. Сам он их просто не замечал.

В обычное время тот, кто называл себя Иваном Андреевичем, плюнул бы на зловредного старикашку и с удовольствием воспользовался бы гостеприимством одной очаровательной особы женского пола, которая в свои сорок пять могла дать фору любой молоденькой. Она ему явно благоволила, и случайное знакомство имело все шансы перерасти в нечто более приятное и устойчивое, однако бедный дачник не имел права поступать так, как ему заблагорассудится. Он находился на работе.

Когда сзади зашуршали кусты, он приготовился ко встрече с очередным охранником одноглазого и даже заготовил соответствующее выражение лица: глуповатое, извиняющееся и немного просительное. Дескать, извините, люди добрые, промахнулся в расчетах, забрел не туда, вот сейчас и уберусь. Однако, обернувшись, он это выражение сразу потерял.

Глуповатая маска соскользнула с его лица, будто растаяла, и Иван Андреевич издал сдавленный, изумленный возглас. К нему приближался тот, в ком Вадим без труда опознал бы нового помощника Владислава Витольдовича — Алексея.

Иван Андреевич встретил его странно: он пощупал охранника, потряс его за плечи и с видимым недоверием уточнил:

— Ты? Нет, правда — ты?! Но ведь Халк сказал, что…