Последняя воля Нобеля

— Это не одно и то же, — сказала женщина. — Это не так страшно, как угроза убить ребенка.

— Нет, — устало возразила Анника, опустившись на стул. — Это не так страшно. Знаешь, что на самом деле страшно?

На другом конце провода наступило недолгое молчание.

— Что? — спросила женщина.

— Самое страшное, что я не шутила, — сказала Анника. — И если бы мой сын сделал другому ребенку то же самое, то я надеюсь, что его родители тоже напугали бы его до смерти.

— Этого не может быть, — сказала женщина. Гнев в ее голосе уступил место удивлению. — Ты не можешь говорить это серьезно.

— Могу, — возразила Анника. — И я надеюсь, что ты сможешь объяснить своему сыну, что он поступил плохо. Я знаю, что нельзя было угрожать маленькому мальчику, я сознаю это, но если он снова нападет на Калле, то я за себя не отвечаю.

— Ты же взрослый человек, ты должна подавать детям пример, — сказала женщина, уже не так агрессивно.

— Скажи, что бы сделала ты, если бы Калле так ударил твоего сына, что ему пришлось бы делать МРТ головы?

Женщина помолчала.

— Наверное, я сделала бы то же, что и ты, — наконец призналась она.

— Хорошо, — сказала Анника. — Спасибо.

Она положила трубку и вдруг почувствовала, что ее мир переворачивается.

Кошку замучили в аппарате для стереотаксических операций, из глаза Ларса-Генри торчал гвоздь. Неужели это ты грозилась убить ребенка?

Поднятая рука готового ударить ее Томаса, повязка на голове Калле, молчаливая мольба Боссе в машине, если ты сейчас уйдешь, то можешь не возвращаться.

Она, пошатнувшись, встала и на неверных ногах проковыляла в туалет, где ее вырвало.

Ты придумала себе мир, и всякий, кто с тобой не согласен, — идиот.

Он убивал детей, Анника.

Тяжело дыша, она стояла, склонившись над унитазом. Удары сердца отдавались в висках болезненными толчками.

«Мне надо с кем-нибудь поговорить. Я не могу больше сидеть здесь одна».

Она медленно поднялась наверх, посмотрела на спящих детей, бесшумно открыв дверь спальни. Она прислушалась к их тихому дыханию. Оба крепко спали.

«Он вернется, — подумала она. — Папа обязательно вернется».

Она посмотрела в окно, сдвинув в сторону занавеску. В доме Эббы горел свет. Значит, она вернулась от кузины из Даларны.

Анника показалось, что стены сейчас сойдутся и раздавят ее. Вдруг он не вернется?

Что же, она так и будет сидеть здесь одна и ждать?

Она прошла на лестничную площадку, вошла в спальню Эллен, вышла, зашла в спальню Калле и вышла.

Ничего, если они побудут дома одни, а она пока зайдет ненадолго к Эббе?

Но вдруг позвонит Томас?

Она не может уйти, она должна ждать его звонка.

Но она же может переадресовать звонки, и тогда его звонок не разбудит детей.

Она спустилась вниз и выглянула на улицу сквозь резное кухонное окно.

Кто там приехал? Может быть, это Томас?

«Нет, я не могу больше сидеть дома», — подумала Анника.

Она набрала команду переадресации звонков, ввела номер своего сотового телефона, проверила заряд его батареи, положила телефон в карман и пошла к выходу.

На улице было уже темно, хотя стоял еще ранний летний вечер. Темные тучи затянули небо серым бетонным сводом.

Как же ужасно за городом в плохую погоду, подумала она. Все цвета исчезают, остаются лишь оттенки серого. В городе всем хватает места, улицы и площади — общественные места, где никого не угнетает присутствие других людей. Здесь все стиснуто, несмотря на то что больше простора.

«Почему я сейчас об этом думаю? — удивилась Анника. — Как я могу беспокоиться за мир и гармонию с соседями в такой момент?»

Вильгельм Гопкинс, словно прочитав ее мысли, возник перед ней на дороге как привидение. Он ткнул пальцем в сторону стоявшей возле ее дома красной спортивной машины.

— С меня хватит! — выкрикнул Гопкинс. — Мое терпение лопнуло. Я сейчас же звоню в полицию!

Анника даже не взглянула в его сторону.

Красный «вольво» Эббы стоял на подъездной дорожке к ее дому. Фонтан был выключен, загон Франческо пуст.

Анника поднялась по ступеням крыльца и нажала кнопку звонка. Было слышно, как его эхо отдается в доме. Франческо не залаял. Не было слышно и шагов. Эхо звонка стихло, и Анника, спустившись с крыльца, обошла дом.

Машина издавала легкое потрескивание. Наверное, она проделала долгий путь, а теперь медленно остывала. Свет горел и на первом и на втором этаже. Анника снова поднялась на крыльцо и позвонила.

Никакой реакции.

Она выглянула на дорогу.

Вильгельма Гопкинса тоже не было.

Анника прислонилась к двери и постучала в окно.

— Эбба?.. — неуверенно позвала она. — Эбба, ты дома?

Может быть, соседка хочет побыть одна? Она долго ехала домой и теперь, наверное, лежит в ванне и не хочет мокрая бежать к двери…

В доме раздался какой-то резкий звук — как будто на пол уронили что-то тяжелое.

Анника замерла на ступеньках.

— Эбба! — закричала она, изо всех сил нажимая кнопку звонка и надавив на дверь. — Эбба, что случилось?

Дверь распахнулась, и Анника удивленно сделала шаг назад.

— Боже, — сказала она, заглянув в прихожую.

В ней никого не было.

— Что такое?.. — вслух произнесла она, входя в дом. — Эбба? Эй!..

Она сделала еще несколько шагов и посмотрела вверх, на лестничный пролет.

Дверь за ее спиной захлопнулась, и Анника, как ужаленная, резко оглянулась.

У закрытой двери, прислонившись спиной к стене, стоял улыбающийся Бернард Торелл, держа в руке длинноствольный пистолет.

— Посмотрите, кто это! Молодая докторантка! — сказал он. — Как мило. Входи, прошу!

У Анники на мгновение остановилось сердце. Она, не в силах отплатить ему такой же лучезарной улыбкой, молча смотрела на Торелла.

— Какого черта тебе здесь нужно? — спросила она.

— О, теперь вспомнил, — сказал он, слегка склонив голову набок. — Ты репортер, не так ли? Одна из тех, кто лезет ко всем с вопросами и сует нос туда, куда куда их не зовут.

Анника оглянулась.

— В шведском языке нет такого выражения, — сказала она. — Где Эбба?

— О, она, конечно, дома, — сказал Бернард Торелл. — Проходи в гостиную!

Дулом пистолета он указал на вход в библиотеку, и Анника сделала несколько неуверенных шагов, не желая поворачиваться к Тореллу спиной. Он грубо толкнул ее вперед, и Анника непроизвольно шагнула, ударившись головой о косяк.

Она стиснула зубы от боли, не желая своим вскриком доставить ему удовольствие. Он подошел ближе и втолкнул ее в библиотеку. Она споткнулась обо что-то большое и упала головой вперед у самого камина.

Приподнявшись на локтях, Анника посмотрела, обо что она споткнулась.

Это был Франческо, точнее, его труп. Собака была застрелена в голову, застрелена совсем недавно. Куски мозга лежали рядом с убитым псом, кровь медленно вытекала на персидский ковер.

Анника, не сказав ни слова, поднялась на ноги.

Эбба, заливаясь слезами, лежала, свернувшись, на диване, прижав колени к подбородку и обхватив руками лодыжки. Она даже не посмотрела на Аннику. Как зачарованная, Эбба смотрела на труп Франческо.

Анника потопталась на месте, не зная, что делать дальше.

Бернард Торелл — законченный садист, получающий наслаждение от чужой боли и горя. Какое удовольствие для него слушать рыдания Эббы.

Кошка в тисках, гвоздь в глазнице.

У Анники едва не подкосились ноги. Что он им приготовил, что их ждет? Он их убьет и изуродует трупы?

«Не поддавайся страху, — приказала она себе. — Ни страха, ни боли».

Она обернулась к доктору фармацевтической компании:

— Я спросила серьезно. Какого черта тебе здесь нужно?

Бернард Торелл между тем пересек комнату, встал у дальней стены и одобрительно кивнул.

— Будь любезна, сядь рядом с этой плаксой. Спасибо. Я зашел на минутку, взять одну вещь, — сказал он, указав пистолетом на портрет Беатриче Ченчи.