Почтальон всегда звонит дважды. Двойная страховка. Серенада. Растратчик. Бабочка. Рассказы

Где-то примерно около шести вошел детектив в штатском, сел и уставился на меня. Потом спросил:

— Вы там были сегодня? На квартире этого Хоувза?

— Да, был.

— Видели, как его убили?

— Да.

— За что она его убила?

— Не знаю.

— Да ладно вам! Знаете, не морочьте голову.

— Я сказал: не знаю.

— Вы с ней живете?

— Да.

— Тогда как же это вы не знаете? За что она его?

— Понятия не имею.

— Она попала в страну нелегально.

Я понял, что Тони проболтался.

— Не могу сказать. Возможно.

— А что вы вообще можете сказать?!

— Только то, что знаю.

С минуту он бушевал и грозился, что заставит меня расколоться, но это была ошибка. Это дало мне возможность подумать. Мне могли вменить в вину лишь ее нелегальный въезд. Только на этом основании он мог бы меня задержать, если б захотел. Но допускать этого нельзя, ведь я сумею помочь ей, лишь находясь на свободе. Взяли они ее или нет — до сих пор неизвестно, но, сидя за решеткой, я уж точно ничего не смогу для нее сделать. Я сидел, глядя ему прямо в глаза, и думал об отметках в моем паспорте, и к тому времени, как он снова начал задавать вопросы, уже придумал свой план и решился попробовать солгать.

— Так что кончайте вилять, черт подери! Будьте уверены, я заставлю вас разговориться, ясно? Итак, она здесь нелегально. Да или нет?

— Я сказал, не знаю.

— Разве не вы ввезли ее в страну?

— Не я.

— Вот как? Но ведь вы были в Мексике?

— Да, был.

— И вывезли ее оттуда с собой, ведь так?

— Нет. Мы познакомились в Лос-Анджелесе.

— Каким именно образом вы попали в Штаты?

— Сперва автобусом до Ногалеса, потом на попутке до Сан-Антонио и уже оттуда, опять автобусом, в Лос-Анджелес. А с ней познакомился где-то через неделю в мексиканском квартале. Ну, потом начал работать в кино, и как-то так вышло, что она все время была со мной. А потом вместе поехали в Нью-Йорк.

Он тут же ухватился за последнюю фразу:

— Ага, так это вы привезли ее в Нью-Йорк!

— Нет. Она сама платила за свой билет.

— Какого дьявола! Я же предупреждал, кончайте крутить!

— Что ж, не верите — спросите у нее.

Глаза его как-то странно сверкнули, и я понял — они ее еще не взяли.

— Спросите у нее. И не выдумывайте лишнего. Не родилась еще на свет женщина, которой я стал бы покупать билет из Лос-Анджелеса до Нью-Йорка.

— Кто на нее донес?

— Понятия не имею.

— Опять двадцать пять! Я же…

— Говорю, не знаю! И вообще хватит! Я готов рассказать все, что знаю, готов помочь, чем смогу, но оставьте этот тон, эти дешевые приемчики из серии «допрос третьей степени». Иначе я начну сам, и вряд ли вам это понравится.

— Что вы хотите этим сказать?

— Скоро поймете. Я не позволю, чтоб со мной обращались, как с каким-нибудь занюханным гангстером! У меня есть друзья, кое-какие связи, ясно? Снисхождения я не требую, но и прав своих ущемлять не позволю.

— Ладно, Шарп. Давайте рассказывайте по порядку все как было.

— Мы пошли на вечеринку, она и я.

— Угу. Подходящее место для таких, как вы.

— Да, он был голубым, но к тому же еще был музыкантом, я работал с ним, он пригласил меня на новоселье…

— Вы что, тоже голубой?

— Снова за свое?! Итак, мы пошли. А вскоре появился мальчик и…

— Один из голубых?

— Один из коридорных. И сказал, что внизу меня дожидается какой-то парень. А потом выяснилось, что Хоувз три раза звонил в иммиграционную службу…

— Тогда выходит, он ее заложил?

— Я же сказал, не знаю. Зачем приписывать лишнее? Я передал ей предупреждение коридорного и посоветовал сматываться как можно быстрей. И она ушла, но скоро вернулась со шпагой, и они опять начали играть в эту дурацкую корриду…

— Да, да, это мы знаем.

— Ну тут она его и прикончила, шпагой. Бог видит, он сам напросился. Какое его дело, откуда она…

— И все-таки, как вы думаете, почему он ее заложил?

— Не знаю. Пару раз в разговорах он пытался намекнуть, что жизнь с девушкой до добра не доведет, что это вредит моей карьере…

— Карьере певца?

— Да, именно.

— Он что, принимал это так близко к сердцу?

— В какой-то степени. Видите ли, я ведь пою не только в Нью-Йорке. У меня контракт с одной голливудской кинокомпанией, а он ее контролировал, во всяком случае утверждал, что контролирует, и, видимо, опасался, что это помешает…

— Ах вот оно что… Понимаю. Продолжайте.

— Да, собственно, все. Так что дело тут не в дружбе или каких-то там моральных принципах, нет. Подоплека — деньги, боязнь потерять кругленькую сумму, опасение, что связь с ней может повредить карьере и имиджу одной из его звезд, вот и все. Правда, не на ту нарвался. Она его прикончила, так что пусть теперь считает свои доходы на том свете.

Он задал мне еще несколько вопросов, потом вышел. Пока вроде бы я делал все правильно. Изобрел мотив, достаточно убедительный, придумал, почему он хотел нас разлучить, ни словом, ни вздохом не намекнул на то, что в реальности было между мной и Уинстоном. Довольно удачно приврал насчет нелегального въезда, причем доказать, что дело обстояло иначе, было практически невозможно — даже если они и схватят Хуану, от нее ничего не добиться. Около семи мне принесли поесть, и я стал ждать, какой следующий ход они предпримут.

Примерно в восемь вошел фараон с одним из моих дорожных чемоданов. Там была одежда. Это означало, что они побывали у нас в квартире. Я был по-прежнему в вечернем костюме и начал переодеваться.

— У вас есть где умыться?

— О'кей, сводим вас. Желаете парикмахера?

Я отдал ей все деньги, и в карманах осталось только серебро. Пересчитал каждую монетку. Два доллара набралось.

— Да, пришлите.

Он вышел, а второй полицейский проводил меня в умывалку. Там оказался душ, я разделся и как следует вымылся, а потом переоделся в принесенный мне костюм. Пришел парикмахер и побрил меня. Вечерний костюм я сложил в чемодан. Они не забыли даже шляпу, и я надел ее. Потом снова вернулся в комнату.

Пошел уже десятый час, и только тут меня осенило: надо вызвать адвоката. Я вспомнил Шолто.

— Мне надо позвонить. Можно?

— Ладно, валяйте. Но только один звонок.

Мы вышли в холл, где, выстроившись в ряд, стояли телефоны-автоматы. Я отыскал в книжке номер, набрал и попал на него.

— О, приветствую! А я как раз ждал твоего звонка. У тебя вроде бы неприятности?

— Да, и ты мне нужен.

— Скоро буду.

Он примчался через полчаса. Выслушал меня. Беседовали мы в присутствии фараона, поэтому я в основном упирал на то, что мне необходимо срочно выйти отсюда. Он, поняв меня с полуслова, в подробности не вникал.

— Наверное, придется внести залог.

— А на каком основании меня вообще держат? Ты узнал?

— Как свидетеля. Важного свидетеля.

— Ага, понимаю.

— Тогда мне надо повидаться с поручителем. Или предпочитаешь внести деньги сам?

— Сколько это?

— Точно не скажу. Полагаю, пяти тысяч хватит.

— А как быстрее?

— Думаю, наличными.

У него нашелся незаполненный чековый бланк. Я проставил в нем сумму в десять тысяч долларов.

— Прекрасно, этого более чем достаточно. Жди меня примерно через час.

В начале одиннадцатого он вернулся, и мы в сопровождении полицейского отправились в суд. Все дело заняло не более пяти минут. Помощник районного прокурора установил размер залога — две с половиной, Шотло расплатился, и мы вышли на улицу. В такси он передал мне остаток от суммы стодолларовыми купюрами. Я отсчитал десять и протянул ему.

— В качестве аванса.

— Спасибо, премного благодарен.

Первое, что я хотел знать, — взяли они ее или нет. Он утверждал, что вроде бы нет. Тогда я выхватил из рук пробегавшего мимо машины мальчишки утренний выпуск газеты и развернул ее. Почти всю первую полосу занимала моя фотография, а также фотография Уинстона, ее портрета не было. Так, уже легче. Насколько я помнил, за все время пребывания в Америке она ни разу не фотографировалась. Как-то руки не доходили. Затем следовали статейки: одна, представлявшая жизнеописание Уинстона, другая обо мне и, наконец, третья, главная, в деталях повествующая о случившемся. Там было подробно изложено все, что я рассказал детективу, а венчала этот перл шапка, набранная крупным шрифтом: «Убийца со шпагой», а также подзаголовок: «Разыскивается». Я все еще читал, когда мы добрались до «Радио-сити».