Его осенило в воскресенье

16

Карабинер один раз уже прошел мимо Ботты, который сидел в плетеном кресле в саду перед своим домиком. Сейчас карабинер возвращался назад по утрамбованной дорожке. Он шел тяжелым, строевым шагом. Ботта снова наклонился над книгой, которую он вот уже час читал с превеликим напряжением. Это был очерк о проблемах власти в современном обществе. О книге было напечатано много хвалебных отзывов, но он сам ничего толком понять не мог.

Шум шагов затих, и Ботта, не подымая головы, бросил быстрый взгляд на дорогу. Карабинер остановился у соседнего домика, как две капли воды похожего на одиннадцать других домиков нового микрорайона «Долина грез». Все домики были с видом на небольшую рощу. Однако с фасада видны были лишь строящиеся дома да бензозаправочная колонка фирмы «Аджип», где карабинер оставил свой старый «фиат-600».

— Там никого нет! — крикнул Ботта карабинеру, который в нерешительности топтался перед домиком семейства Канавези. — Они вернутся позже.

Карабинер обернулся. Он взмок от пота, а его мундир цвета хаки был весь мятый. Как можно требовать от граждан уважения к полиции, если полицейские разгуливают в таком непрезентабельном виде?!

— А, спасибо, — ответил карабинер, — медленно направляясь к нему. Подойдя, он прислонился к одному из двух окрашенных в красный цвет колес, которые украшали ворота домика.

— Никак не могу разобраться в этом скопище одинаковых новых домов, — сказал он. — А вы знаете этих людей?

— Да, — ответил Ботта. — Они обычно возвращаются в восемь вечера. В крайнем случае вы их наверняка застанете завтра утром.

— Но живут-то они здесь?

— Нет, приезжают только на субботу и воскресенье. А что, дело срочное?

— Сам не знаю, — сказал карабинер, вытирая лицо носовым платком в квадратную клетку. — Похоже. Старшина велел мне отыскать этих Ботта и привезти в префектуру.

— Простите, — сказал Ботта, — но вы кого ищете? Канавези или Ботта?

— Ботта, Луиджи и Сильвану, «Долина грез».

Ботта положил книгу на столик рядом с бутылкой пива и поднялся, колени у него задрожали.

— Ботта — я. Мы с женой. Что случилось?

17

В глубине третьего, и последнего зала галереи, в левом углу была узкая и невысокая темная дверь орехового дерева, сильно изъеденная жучками-древоточцами… Дверь походила на стенной шкаф, и не случайно. Прежде она была составной частью гардероба в «стиле пьемонтского барокко», который Воллеро много лет назад по дешевке купил у одного крестьянина. Из створки этого гардероба он впоследствии и сделал дверь своего крохотного кабинета.

— Пройдите сюда, пожалуйста. Осторожнее, не ударьтесь головой!

Сантамария прошел вслед за хозяином в темную комнатушку, в которой стояло два стула, столик, заваленный бумагами, металлическая картотека и книжный шкаф, полный художественных репродукций и каталогов.

— Прошу вас, садитесь. Здесь нам будет спокойнее. — Он снова подошел к двери и крикнул племяннику, который помогал ему по субботам продавать картины.

— Ренцо! Кто бы ни спросил, меня нет.

В галерее было пусто, клиенты обычно приходили позже, часам к шести, если, конечно, вообще приходили.

— Вы уж потерпите, — заботливо сказал Воллеро. — Тут, правда, тесновато, но кабинет мне непременно нужен был, а с другой стороны, не мог же я ради этого пожертвовать целым залом.

— Разумеется.

— Вы снова относительно Гарроне? Есть какие-нибудь новости?

— И да и нет, — ответил Сантамария. Он вынул из кармана водительские права, открыл их, посмотрел и протянул синьору Воллеро. — Вы знаете этого человека?

Синьор Воллеро увидел фотографию молодого человека, блондина — лицо в стиле портретов Андреа дель Сарто, хотя нет, скорее в стиле Понтормо, Россо или даже школы Фонтенбло. Черты сильно размытые, неразборчивые, видимо, из-за низкого качества фотоотпечатка.

— Я его уже где-то видел, — пробормотал он, прищурившись и откинув назад голову. — Уверен, что видел. Если вы мне подскажете…

— Возможно, вы видели его сегодня утром в «Балуне».

Синьор Воллеро сразу все вспомнил, и у него вдруг появилось ощущение, будто в животе заворочался еж.

— Ах да, конечно!.. Я его заметил. Он был… в желтом свитере. Мне кажется, это был именно он. — Воллеро застыл в ожидании, по-прежнему держа в руке водительские права.

— Нас интересует, что он делал утром в «Балуне». Вы не могли бы нам помочь?

Еж стал перекатываться в животе, его иглы пребольно кололись.

— Охотно, — ответил синьор Воллеро. — Насколько это в моих силах…

— Где точно вы его увидели?

Как отделаться от полицейского комиссара, не назвав имен и при этом не солгав? Если мне это удастся и я сумею не впутать синьора Кампи, то в «Балун» я больше ни ногой! — поклялся самому себе синьор Воллеро.

— О, я увидел его в кафе! Я зашел туда выпить чего-нибудь… а немного спустя пришел и он.

— В каком именно кафе?

— Собственно, это даже не кафе, а ресторан. На пьяццетта.

— В котором часу?

— Почти сразу после полудня.

— Он был один?

— Да! — воскликнул синьор Воллеро. — Совершенно один.

— И он сел за столик?

— Нет, окинул кафе взглядом…

О господи, вот и проболтался!

— Словно бы ища кого-то? — докончил за него Сантамария.

— Да-а-а. Возможно… — пробормотал синьор Воллеро… — Во всяком случае, я…

— А больше вы его не видели?

Комната была узкая, с низким потолком и толстенными стенами, да еще без окон. Самая настоящая ловушка, темница времен инквизиции… Синьор Воллеро впился глазами в натюрморт работы неизвестного художника, висевший за спиной полицейского комиссара. Испанская или неаполитанская школа.

— Да-а-а, кажется, я его видел еще раз.

— Где?

— На улице… он прогуливался.

— По-прежнему один или же с кем-нибудь?

— Знаете, как бывает в «Балуне», — сказал синьор Воллеро и сокрушенно развел руками. — Всегда…

— Знаю, знаю, — с улыбкой подтвердил Сантамария. — Всегда толпа, кто-нибудь уходит, и кто-нибудь приходит…

— Вот именно! Поэтому, откровенно говоря, не могу поручиться…

— Ну, не заметили ли вы хотя бы, кто находился поблизости от того молодого человека в желтом свитере?

— Простите, — сказал синьор Воллеро, снял очки и принялся старательно их протирать. — Откуда я могу знать…

— Естественно. Но я хотел сказать, не видели ли вы рядом с этим молодым человеком кого-либо из ваших знакомых?

— А-а! — засмеялся синьор Воллеро. — Так вот вы в каком смысле.

— Именно в этом.

— Ну… в таком случае…

Если бы он обладал наглостью некоторых своих коллег, которые лгали так же свободно, как дышали, и не моргнув глазом выдавали эскизы студентов Академии художеств за рисунки Гуэрчино, он не только разбогател бы, но сумел бы выпутаться и из этого сложного положения. Но он был классическим простаком, прямодушным и честным. К тому же комиссар разглядывал его своими пронзительными глазами кардинала времен контрореформы. Ему не оставалось ничего иного, как из двух зол выбрать большее.

— Так вот, — пробурчал он, разглядывая паутину между стеной и углом книжного шкафа, — я припоминаю… я разглядывал картинные рамы, в «Балун» я хожу исключительно ради них, и притом очень редко…

— И когда вы рассматривали рамы?..

— Учтите, это могло быть случайностью, простым совпадением… Ведь в «Балуне» бывают самые разные люди…

— Да, я знаю.

— Словом… подняв глаза, я увидал, что в одну сторону уходит тот молодой человек, а с другой…

— Ну?

Синьор Воллеро, молниеносно прикинув, сколько клиентов он потеряет из-за своего признания и сколько подробностей еще вытянет из него Сантамария, сложил руки и кинулся в «омут».

— А с другой — навстречу мне вышел синьор Кампи.

18

— «Я все понял»?

— «Я сразу все понял», — уточнил Сантамария.