Преступление не будет раскрыто

Вадим, как мог, мирился со своим положением и с горечью сравнивал себя с ничтожным микробом, случайно занесённым с воздуха в трудно излечимый гнойник. Все люди в колонии делились на две большие группы, точно микробы возбудители и микробы антитела в гнойнике, между которыми шла ожесточённая борьба. К первой группе относились воры-рецидивисты, многие осуждённые за убийство на большой срок, бандиты и головорезы всех мастей; они собирались в тёмных углах, копошились, шушукались, точно тараканы в щелях, устраивали подкопы, побеги, туго поддавались на воспитательные меры и носили один ярлык, данный им руководством колонии: «склонные к побегу». К другой группе относились все остальные заключённые, жившие в колонии, и обслуживающий персонал. Заключённые второй группы были люди «не склонные к побегу» и в основном не зловредные по своей природе — мелкие воришки, махинаторы, фальсификаторы, любители брать все подряд, что плохо лежит, и те, кто попал в заключение из-за диких случайностей, больше по глупости или бесконтрольной страсти. Многие из них, жаждущие досрочно освободиться, помогали тайно и открыто надзирателям и охранникам душить очаги возбуждения, своевременно вскрывать нарывы и залечивать гнойник. Лагерь был строгого режима, людей первой группы в нём было почти наполовину, и борьба шла непрерывная и напряжённая.

Вадим же мучился внутренней борьбой, замкнулся в себе и старался быть подальше от лагерных дрязг. Он не внушал к себе доверия у «возбудителей», и всё-таки его попытались вовлечь в одну авантюру.

XIX

Это было через два месяца после заключения.

В колонии жил один преступник. Звали его Султаном. Это был известный в уголовном мире Астафьев. Бледный, жирный и флегматичный, но считавшийся опасным преступником, так как имел третью судимость за крупные афёры с подделкой важных документов и не раз пытался бежать. Он разговаривал пренебрежительным тоном, имел интеллигентные манеры, носил полотенце на голове в виде мусульманской чалмы, за что и был прозван Султаном. Он именовал себя аристократом. Таких как он «аристократов» в колонии было ещё несколько человек. Они никогда в жизни не работали, плохо работали и здесь, и потому часто сидели в штрафном изоляторе.

Вадим знал Султана в лицо и о его делах понаслышке, а однажды познакомился с ним поближе.

Вадим сидел в коридоре барака за маленьким столиком и писал письмо. В раздумье вертел карандаш в руке, когда к нему подошёл Султан.

— Домой пишешь? — спросил он, наклонив голову в чалме из полотенца.

— Пишу, — ответил Вадим.

— Так, — сказал Султан и стал ходить по коридору взад-вперёд, насвистывая. — Пойдём ко мне, — сказал он вдруг, подойдя ближе.

— Зачем? — Вадим поднял на него удивлённые глаза.

— Да так, — ответил Султан и, нагнувшись, полушёпотом прибавил: — Полезные советы дам.

— Обойдусь, — сказал Вадим.

— А пригодились бы, — сказал Султан и опять, нагнувшись к самому уху и оглянувшись вокруг, полушёпотом произнёс: — Картишки есть. Пойдём сыграем на пачку чая.

— Хиляй отсюда, — сказал Вадим решительным тоном и продолжал писать.

Султан сделал удивлённые глаза и с пренебрежительно-недовольной гримасой повернул лицо в сторону.

Вадим писал. Султан постоял и молча удалился.

Минуты три спустя к Вадиму подошёл низкорослый жилистый тип со стриженой угловатой головой и непомерно кривыми, колесом, ногами, по прозвищу Ухват. Он стоял и ждал, пока Вадим написал последние строки письма.

— Султан зовёт, — сказал Ухват.

— Не пойду, — ответил Вадим, запечатывая конверт. — Не хочу.

Ухват постоял и также молча, как Султан удалился.

Вадим с готовым письмом пошёл к себе в секцию и видел, как Султан и ещё двое арестантов о чём-то шептались в дальнем углу коридора с Ухватом. Ухват что-то им горячо доказывал и отвергал, корча лицо и отмахиваясь руками. Он увидел Вадима и метнул на него пронизывающий взгляд: в глазах точно горящие угли, как у волка. Вадим сделал вид, что не замечает их, и прошёл к себе в секцию, не придавая особого значения неожиданной встрече с Султаном и странному поведению этих людей.

На следующий день в рабочей зоне было как всегда шумно и хлопотно. Протяжно визжали электропилы, слышалось хлопанье загружаемых на лесовозы плах, стуканье и грохот разгружаемых брёвен.

Вадим работал в плотницкой бригаде на зарубке углов. Бригада Волобуева, в которой трудился он, делала двухквартирные стандартные дома из соснового бруса. Его рабочее место было постоянно, метрах в пятнадцати от распиловочного цеха, где кряжи разрезались на брусья. Потом эти брусья обрабатывались, загружались на пятитонный МАЗ с прицепом и отвозились на сборочную площадку. Там подгонялись один к одному, после чего нарезались окна и двери. Готовый дом разбирался и увозился по заявке.

В паре с Вадимом работал ещё один заключённый, старший плотник, который расчерчивал карандашом зарубки и нумеровал краской брусья. Он иногда уходил то за плотницким уровнем к соседу, который работал с другой стороны лесопилки, то за махоркой к приятелю.

И в этот раз (дело было около двух часов пополудни) он ушёл после обеда разводить краску олифой и долго не возвращался.

Пустой мощный автомобиль подошёл к своему обычному месту, где загружался всегда. Шофёр, расконвоированный заключённый, отбывавший в колонии последний месяц, вышел из кабины и, закрутив цыгарку, послюнявил и раскурил её. Кивнув Вадиму, который прекратил стучать топором и присел отдохнуть, он пошёл лениво переставляя ноги в дежурку звать грузчиков работать. Вдруг откуда-то сзади, шурша стружками и щепками, появился Ухват и, расставив кривые ноги, спросил Вадима:

— Бригадир где?

— Не знаю, наверно, в цехе, — ответил Вадим.

— Дай закурить.

— Я не курю.

— А чего так?

— Да так, не привык.

— Ага. А я думал, ты куришь. Надо и мне бросить. А бригадир не знаешь где, а?

Пока Ухват заговаривал зубы, из подвала пилорамы, куда ссыпались опилки, вышли Султан и ещё двое заключённых. Вадим видел их вчера в коридоре, когда они оживлённо разговаривали с Ухватом и видел раньше здесь на пилораме; они вывозили на тачках опилки из подвала. Все трое шли к грузовику с прицепом. Султан молча кивнул Ухвату. Тот, оставив Вадима, быстро засеменил к машине. Вадим почуял неладное, но пока ничего не понимал.

Они отцепили прицеп и закрыли кузов. Ухват сел за руль и завёл мотор. Султан строго посмотрел на Вадима и сделал многозначительный жест рукой — поднёс большой палец к зубам и провёл им по шее. Он заскочил в кабину и сел рядом с Ухватом. И одновременно с обоих сторон запрыгнули в кузов и легли на дно его остальные двое.

Машина тронулась и стала разворачиваться. Вадим побежал в дежурку.

— Где шофёр с лесовоза? — спросил он, распахивая дверь дежурки.

Грузчики, игравшие в домино, молча уставились на него.

— Где шофёр? — опять спросил Вадим. Грузчики молчали. Вадим махнул рукой и побежал.

Грузчики повскакивали со скамеек, побежали за ним. Грузовик в это время, описав дугу по зоне, разворачивался на забор в том месте, где за зоной стоял продовольственный магазин для обслуживающего персонала. Магазин только что должны были открыть, и на крыльце и подле него стояло много людей, в особенности женщин и детей, пришедших за покупками. Вадим и бежавшие за ним грузчики видели, как Ухват направил машину прямо на забор и дал полный газ. Из-за лесопилки выбежал надзиратель.

— Стой! Куда? — крикнул он и рванулся к машине. Грузовик, набрав скорость, врезался в дощатую стену, и забор с треском и скрежетом повалился на улицу. Машина отчаянно ревя и переваливаясь по доскам, вырвалась на волю. С вышек раздались выстрелы в воздух, стрелять в беглецов было опасно: в нескольких шагах стояли женщины и дети, которые в испуге разбегались кто куда и дико кричали.

Грузовик, распугав людей, уток и свиней, копавшихся в луже рядом, застрял в канаве и забуксовал (два дня тому назад прошёл сильный дождь, и в канаве, прорытой вокруг зоны, ещё не просохло). С вышек стреляли. Пули хлопались в канаву подле шин: стрелявшие хотели прострелить шины. С одной вышки дали очередь из автомата, и пули градовой полоской легли в двух шагах от Вадима, отрезая пробитую в заборе брешь от столпившихся внутри зоны заключённых. Вой автомобиля, выстрелы, крики людей, птиц, животных, — всё смешалось в неописуемый адский шум. Продавщица, толстая как бочка, рыхлая, лет сорока, выскочила из магазина и побежала за людьми, но вдруг споткнулась, упала, запуталась в подолах платья и халата, выкатила безумные глаза и закричала не своим голосом: «Ма-ма!» Грузовик ревел с прогазовками и буксовал. Ещё мгновение, и показались десятка два солдат, набегу передёргивавших затворы автоматов. Они уже стали окружать машину, когда Султан выскочил из кабины и вытянул вверх руки. Ухват, дав ещё две-три отчаянных прогазовки, тоже выскочил, и поднял руки.